— О, бабушка! — сочувственно воскликнула Айрин. — Представляю, что с тобой было.

— Да, все рухнуло. Три дня я не выходила из дому, лежала в постели, плакала. — Габриэль прервала свой рассказ, пристально посмотрев на внучку. — Ты тоже прошла через это, да? Я все поняла по твоим глазам.

Айрин опустила веки, откинувшись назад в кресле.

— Все позади. Я его почти забыла. По крайней мере мне кажется, что забыла. Удивительно, что ты пережила то же, что и я.

Габриэль усмехнулась:

— В молодости кажется, что никто до тебя не испытывал такого сильного чувства. Поверь мне, дорогая, все повторяется. Все старо, как мир. Люди влюбляются, страдают, и так из поколения в поколение.

Айрин с интересом посмотрела на Габриэль.

— А как ты пережила свое горе? Я лично спасаюсь работой. Это мое единственное утешение.

— Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Мое отсутствие заметили даже клиенты. Один пожилой француз, наш постоянный покупатель, стал расспрашивать в магазине, что со мной. Узнав, что я заболела, он стал посылать мне цветы, а на третий день сам явился с букетом. Я заставила себя подняться с постели, надела шелковый халат и открыла дверь. Вот уж кого я совсем не ожидала увидеть в этой убогой обстановке, с заплаканными глазами и растрепанными волосами. Ничуть не смутившись, он вежливо поздоровался, вручил мне букет. Что мне оставалось делать? Пришлось впустить его в мою жалкую хибару.

Он разгреб разбросанные на полу вещи, освободил место и поставил туда единственный стул. Как странно было видеть этого джентльмена небольшого роста, с усиками и бородкой, в дорогом костюме и белых гетрах сидящим среди этого бардака, который я устроила здесь, находясь в кошмарном состоянии. Оказывается, он получил мой адрес от сотрудника магазина, которого подкупил. Позже он признался, что сразу положил на меня глаз. Я все о себе рассказала этому очень доброму и симпатичному человеку, ничего не утаила. Мы сблизились, и он предложил мне уехать во Францию, снять мне квартиру, а когда родится ребенок, обещал оплачивать мои счета, пока я не устрою ребенка к хорошим людям. — Габриэль выразительно взмахнула руками. — Вот так я оказалась во Франции. Когда родилась твоя мать, я еще долго тосковала по родине. Вот почему мне хотелось, чтобы приемная пара увезла ее в Англию. Это были очень добрые, верующие люди — истинные христиане. Своих детей у них не было, и они удочерили Дениз. С тех пор я ее больше не видела. Втайне от Дениз они изредка писали мне: как она подрастает, об ее успехах в учебе. Когда она встретила твоего отца и собралась выйти за него замуж, ее приемные родители направили Эдмунда ко мне, чтобы он попросил руки твоей мамы. Дениз так и не узнала о его визите. Он с первого взгляда возненавидел меня, будто я осквернила его любимую Дениз тем, что родила ее. Мало того что я пообещала ему не искать встреч с дочерью, но он вдобавок показал мне бумагу, что является ее официальным опекуном до их свадьбы, а после свадьбы она становится его законной женой со всеми вытекающими последствиями. Мы сразу невзлюбили друг друга, и он боялся, что я буду препятствовать браку, но я дала себе слово не вмешиваться в дела моей дочери. Несмотря на все его недостатки, я знаю, что он очень любил твою мать и был ей верен до конца ее дней. С тех пор я его ни разу не видела. Однажды ее приемные родители сообщили мне, что я стала бабушкой, а моя бедная Дениз умерла. Вот тогда я в первый и последний раз написала ему и попросила купить самый лучший букет и положить его на могилу моей дочери — от меня, но не называя моего имени. Сегодня я узнала от тебя, что он даже не распечатал это письмо. — Габриэль провела кончиком пальца по брови, словно стараясь изгнать из памяти мучительные воспоминания. Потом решительно поднялась и уже в другом настроении, с улыбкой, протянула Айрин руку, собираясь куда-то ее отвести.

— Идем я обещала показать, как выглядела в твои годы. Сейчас ты увидишь мой портрет, узнаешь, какой я была в молодости.

— Почему ты дала маме имя Дениз? — спросила Айрин, когда они шли из веранды в дом.

— Я хотела порадовать моего французика. Его мать звали Дениз. Ты, конечно, догадалась, что он был женат и не мог развестись, чтобы на мне жениться.

Поднявшись на второй этаж, Габриэль показала внучке ее комнату. Служанка уже распаковывала багаж Айрин, доставленный из отеля. Потом Габриэль отвела ее в свою спальню — просторный зал с пилястрами в стиле классицизма, подпиравшими расписанный розами сводчатый потолок. На окнах висели гардины из шифона, отсюда открывался прекрасный вид в летний сад. Комната была залита солнечным светом, в лучах которого блестела золоченая мебель. Доминантой пышного интерьера была гигантская кровать с балдахином, напоминавшая ложе Клеопатры, украшенное гирляндами искусственных цветов из шелка и золотыми херувимами. По обеим сторонам кровати свисали драпировки из прозрачного кружева. Айрин не сразу обратила внимание на то, что свод балдахина был облицован зеркалами, в которых можно было наблюдать все происходящее в постели, и смущенно отвела взгляд, когда Габриэль позвала ее, чтобы показать на портрет, висящий на стене.

— Ну, что скажешь? — хитро спросила она.

Такого зрелища девушка не ожидала, хотя постепенно начала привыкать к самым неожиданным сюрпризам этого дома. Габриэль была изображена в изящной позе; спящей, совершенно голой, с распущенными огненно-рыжими волосами, с закинутыми под голову руками. Ее лицо было поразительно похоже на лицо Айрин, но фигура значительно уступала упругой груди и тонкой талии ее внучки, к тому же она была в положении, когда ее писал художник.

— Ты больше похожа на мою сестру, а не на бабушку, — серьезно заметила Айрин.

Обсудив картину, Габриэль показала еще одну диковинку. Это была примыкавшая к спальне ванная из мрамора с серебряной фурнитурой и комната, служившая гардеробной. Она представляла собой просторное помещение, забитое дорогой одеждой на все случаи жизни: мехами, шубами, пальто и многочисленными платьями. На стенах было множество полок со шляпами и обувью. Затем Габриэль показала внучке сундук с драгоценностями, не шкатулку, в которой хранят украшения на туалетном столе, а именно сундук или, вернее, высокий комод с выдвижными ящичками, выложенными шелком, в которых сверкали тысячи ювелирных изделий. В одном ящичке лежали только бриллианты, в других — рубины, изумруды, сапфиры и жемчуг. В последнем находились только неоправленные камни. Габриэль выгребла из него горсть изумрудов и высыпала их на руку Айрин.

— Прошу тебя, прими их как подарок от меня. Пусть какой-нибудь ювелир у Бинга сделает из них украшение по твоему рисунку, а счет за работу пришлет мне. — Когда Айрин запротестовала, Габриэль добавила — И не вздумай возражать. Посмотрим, что ты из них сотворишь с твоим талантом.

— У меня нет слов, чтобы выразить, как я тебе благодарна, — сказала Айрин.

— Ты даже не представляешь, какое для меня удовольствие — подарить это моей родной внучке.

Пока Габриэль запирала свои сундучки, Айрин отнесла камни в свою комнату. В голове у нее уже бродили идеи, что сделать из них. Вернувшись назад, она застала Габриэль на лестнице.

— Как же тебя любил твой француз, бабушка! — не удержалась Айрин. — Думаю, ни одну женщину никто так не баловал.

Габриэль вопросительно посмотрела на нее, но в словах Айрин не было ни насмешки, ни лицемерия. Она искренне верила, что ее покровитель был миллионером.

— Да, он по-настоящему меня любил, был щедр ко мне во всем. Это он научил меня, как надо распоряжаться ценностями, куда вкладывать деньги, как играть на бирже. Он наставил меня на путь, по которому и шла всю жизнь и полностью обеспечила себя до конца дней. Он беззаветно меня любил. Так меня не любил больше никто. К сожалению, он ушел из жизни раньше, чем я ожидала. В последнее время он чувствовал, что жить ему оставалось недолго. Когда его хватил удар и его парализовало, за ним ухаживала жена, давно ему опостылевшая. Он ее никогда не любил. Она не подпускала меня ни на шаг, и он умер, так и не попрощавшись со мной. — Габриэль пристально посмотрела на внучку, прочитав в ее глазах вопрос. — Кажется, ты догадалась, чем я занималась всю жизнь. Твой отец сразу все понял, как только увидел меня. Честно говоря, я думала, что и ты сразу поймешь. Да, любовь — это моя профессия. В свое время я была самой знаменитой куртизанкой в Париже, одной из тех, кого во Франции называют «великие горизонтальные». Сейчас у меня только один любовник, которому я полностью отдаю себя, — при этих словах она усмехнулась. — Наверное, ты думаешь, что я слишком стара, чтобы получать наслаждение в объятиях мужчины? Знаешь, что я тебе на это скажу? В пятьдесят лет я еще бегала по Булонскому лесу, чтобы встретиться с любовником, который был вдвое моложе меня. Ты шокирована?

— Нет, скорее заинтригована, — ответила Айрин, опираясь о балюстраду.

Глаза Габриэль сверкнули озорством.

— Тогда я скажу тебе еще кое-что. Этот знаменитый Луи Тиффани, узнав про мои романтические свидания в Булонском лесу, так рассвирепел, что сбежал в Америку, не попрощавшись со мной. А когда в следующий раз он оказался в Париже, то его первый звонок был в мою дверь. Сначала я его не впустила, и только на третий раз приняла его. Тогда он подарил мне бриллиантовое колье стоимостью в целое состояние. — И, откинув назад голову, она заливисто захохотала.

— Можно спросить, а ты любила его? — поинтересовалась Айрин.

— Да, не скрою, он мне нравился. Я любила его за щедрость. Вцдишь ли, моя дорогая, мужчины, имеющие дело с женщинами полусвета, прекрасно понимают, что от них ждут щедрости. — Габриэль взглянула на часы, висящие на поясе. — Сейчас должен прийти мой финансовый консультант. Ты можешь несколько минут подождать? Займись чем-нибудь, пока я не закончу с ним дела.

— Я прогуляюсь по саду.