Похожие мысли бродили и в голове Софии. Как он мог быть таким черствым и не понимать, что в свои сорок лет она мысленно прощалась с последней надеждой иметь собственного ребенка? Как могут два человека, живущие вместе, быть такими чужими друг другу? Она так и не поняла истинную причину его ненависти к дочери, которая время от времени вспыхивала в нем. Угасающие чувства к Эдмунду она старалась компенсировать сочувствием к нему, понимая, что он очень нуждается в ней. София прощала его бесконечные придирки, вспыльчивость и деспотизм к дочери, но опасалась, что в один прекрасный день ее терпение лопнет. Испытывая острое чувство одиночества, она с тоской смотрела из окна кареты на освещенные фонарями улицы.

Когда они вернулись домой, Эдмунд, готовясь ко сну, в шелковом домашнем халате вошел в спальню Софии и попросил еще раз показать ему кольцо, подаренное Айрин. София, сидя перед трюмо, расчесывала длинные волосы щеткой в серебряной оправе. Неторопливо достав кольцо из шкатулки с драгоценностями, она протянула его мужу. Эдмунд вынул из кармашка костюма ювелирную лупу и подошел к лампе, чтобы внимательно рассмотреть работу дочери. В прошлом году в доме и на фирме провели электричество, и он мог в деталях изучить изделие.

В серебряную оправу в виде листочков вокруг сердцевины был вставлен агат. С профессиональной точки зрения, работа была выполнена безукоризненно. Его опытный глаз обнаружил несколько мелких изъянов, но в целом кольцо производило хорошее впечатление своей оригинальностью. Он задумчиво вернул кольцо Софии. Она спрятала его обратно в шкатулку.

— Это ее собственный дизайн? — спросил он жену.

— Разумеется.

Эдмунд медленно прошелся по комнате.

— Ей надо использовать хорошие камни, а не какие-то агаты. Особенно, — подчеркнул он, — если они предназначены для тебя.

София продолжала расчесывать волосы, не зная, куда повернется разговор. Она боялась, что муж снова сорвется, и тогда она в ее теперешнем состоянии не выдержит его нападок. В сердцах она могла ответить что-нибудь невпопад, а это еще больше разозлило бы его.

— Айрин работает с тем, что ей попадается на рынке, в секонд-хенде или на распродажах вещей из ломбардов.

— Боже мой! Почему?

— Потому что она не может себе позволить большего. Ты выдаешь ей деньги на мелкие расходы, а у меня она старается не просить.

Эдмунд продолжать расхаживать по комнате.

— Почему она не попросила меня дать ей немного камней?

— Как она могла просить у тебя? — удивилась София. — Ты ей недвусмысленно дал понять, что она учится за твой счет и что тебя мало интересуют ее работы. Она твоя дочь, Эдмунд, и, как все Линдсеи, слишком самолюбива, чтобы просить об одолжении даже собственного отца. Вот почему она довольствуется малым — делает прекрасные вещи из доступных ей материалов. Мне кажется, за это ее можно только уважать, и тем ценнее ее работы.

Эдмунд хмыкнул, но воздержался от ответа. Сняв халат, он лег в постель. София решила, что вопрос исчерпан, но ошиблась. На следующее утро, за завтраком, он отложил свежий номер «Таймс» и обратился к дочери, которая уже собиралась уходить:

— Не знаю, заинтересует ли тебя мое предложение, Айрин. Дело в том, что мой главный ювелир Лукас уволился и переехал в Париж. Его теперь замещает Ричардсон. Он нашел целый склад камней после своего предшественника. Я совершенно о нем забыл. Так вот, в этой коллекции есть несколько опалов и других полудрагоценных камней, которые могут тебе пригодиться. Если тебе нужно золото или серебро, у нас в мастерской много мелкого лома: цепочки от часов, замочки брошей и прочие остатки. Если хочешь, мы можем переплавить для тебя этот лом.

Айрин не могла поверить своим ушам. Она была очень благодарна отцу. Разливая кофе по чашкам, София поняла, что Эдмунд действовал не совсем из бескорыстных побуждений, а больше думал о своей репутации. Он не хотел, чтобы злые языки трепали его доброе имя. Ну как же, придворный ювелир, член Гильдии золотых дел мастеров, и вдруг позволяет родной дочери в поисках камней рыскать по базарам и дешевым лавкам. Нет, он не мог этого допустить.

— Когда я могу зайти к тебе на работу и посмотреть на камни? — спросила Айрин.

— Можешь прийти прямо сегодня после занятий. Меня в это время не будет. Я должен отлучиться по делам, но предупрежу о твоем приходе. Только прошу тебя, не бери больше одного-двух камней, только то, что нужно для работы. Не надо вводить в соблазн своих школьных товарищей — могут и украсть что-нибудь.

— Бедность еще не означает воровство, папа, — решительно возразила Айрин. Ее всегда задевала несправедливость по отношению к друзьям. — Кажется, ты сам говорил, что даже в твоем магазине случались кражи и тебе приходилось не раз хватать вора за руку.

— Это правда, — подтвердил Эдмунд, недовольно поджав губы. Он не любил, когда дочь говорила ему неприятные вещи. — Я ненавижу воров. Я еще как-то могу понять человека, которому нечем кормить семью. Но и такое воровство надо пресекать. В общем, делай, как я тебе сказал. Бери столько, сколько тебе нужно на ближайшее время.

София, видя, что Айрин собирается обрушиться с критикой на общество, заставляющее людей голодать, намеренно пролила немного кофе, чтобы отвлечь мужа и падчерицу от взрывоопасной темы. В результате ее мнимой оплошности Эдмунд схватил газету, намокшую от кофе, и отпрянул от стола. Таким образом София отвела угрозу назревавшей ссоры. Айрин даже не догадывалась, как часто София буквально ходит по лезвию ножа в сложных отношениях с мужем. А он, в свою очередь, не подозревал, как в Школе Эшби его дочь пропитывается социалистическими идеями. Если бы он узнал об этом, то Айрин было бы несдобровать — он немедленно бы ее забрал оттуда.

После ухода мужа и падчерицы София продолжала сидеть за столом, упершись локтями в подлокотники стула и пальцами постукивая по вискам. Она ощущала физически, что от постоянного напряжения в отношениях с мужем все больше опустошается и немеет ее душа.

Наконец она поднялась и, встряхнувшись, стала планировать дела на сегодняшний день.

Глава 3

Вечером того же дня Айрин отправилась в магазин отца. В торговом зале еще оставались посетители. Ее старый знакомый, мистер Тейлор, собиравшийся выходить на пенсию, отлучившись на минуту от покупателя, подошел к Айрин. Он сказал, что все мастера уже разошлись по домам, за исключением одного дежурного ювелира, который задержался, чтобы срочно отремонтировать несколько украшений.

— Его зовут Райд. Дерек Райд. Он новенький. Ты его еще не видела. Он покажет тебе камни.

В главной мастерской, где уже потушили лампы, никого не было, но в соседнем помещении горел яркий свет, падая на опустевшие столы. Айрин прошла через всю комнату и остановилась поодаль от единственного мастера, незаметно наблюдая за ним. У него был очень сосредоточенный вид, но он не был занят работой, а впился глазами в страницу газеты, где печатались сводки о результатах скачек. Откинувшись на спинку стула, он удобно расположился на нем, положив ноги на стол. Это был молодой человек с львиной гривой волос цвета соломы и резкими чертами лица. Погруженный в свое занятие, он записывал карандашом клички лошадей, которые, видимо, представляли для него интерес. Некоторое время Айрин стояла, удивленная этой картиной, а потом, развязав шарф — в комнате было довольно жарко, — тихо окликнула парня:

— Добрый вечер, мистер Райд!

Он так резко к ней поверился, что потерял равновесие и чуть не свалился на пол. Газета и карандаш выпали у него из рук, разлетевшись в разные стороны. Айрин сжала губы, чтобы не рассмеяться. Он ничего не сказал, но в его бегающих серых глазах сквозила явная досада. Поднявшись со стула, он тоже засмеялся. От смеха у него затряслись губы и щеки, придав ему смешной вид. Его чисто выбритое лицо нельзя было назвать ни красивым, ни уродливым, но в нем было что-то завораживающее: тонкий нос и узкие ноздри, дерзкий подбородок, выдающий необузданный нрав. Айрин сразу почувствовала к нему симпатию и быстро представилась:

— Я Айрин Линдсей.

— Я так и думал, — по-дружески ответил он. — Вы меня немного напугали.

В действительности она его не только напугала. Со своим развевающимся шарфом, небрежно накинутым на плечо, с огненно-рыжими волосами она словно сошла с картины Альфонса Мухи, олицетворяя собой женщину эпохи ар-нуво, со всем присущим этому стилю эротизмом и чувственностью. Она излучала женственность и красоту. Дерек почувствовал что-то похожее на опьянение, видя ее яркий чувственный рот, который словно сама природа создала для поцелуев.

— Извините, что свалилась на вас как гром с ясного неба, — произнесла она, весело сверкая глазами. — Мистер Тейлор сказал, что вы меня ждете.

— А я уже думал, что вы не придете, — ответил он, наклонившись, чтобы поднять карандаш и собрать разлетевшиеся по полу листы газеты.

— Я немного задержалась, — сообщила она, оглядываясь по сторонам и вспоминая, как с восторгом рассматривала здесь когда-то украшение для индийского слона. — Я не могу точно рассчитать время, когда кончаются занятия в Школе ремесел. Хорошо, что дома уже перестали волноваться, когда я задерживаюсь. У нас нет четкого расписания, не то что в обычных школах. Там занятия заканчиваются строго в четыре часа.

— Может быть, вы хотите выпить чашечку чая? А потом я покажу камни, — предложил он, стараясь продлить их беседу.

Она утвердительно кивнула:

— Да, с удовольствием. Это очень мило с вашей стороны.

Дерек согрел чайник и вернулся с двумя дымящимися эмалированными кружками в руках. Айрин сняла пальто и, повесив его на вешалку, стала внимательно рассматривать рисунки, приколотые к стене, критически прищурив глаза.

— Это ваши рисунки? — спросила она, искоса глядя на него.