Обоз Иоанна был немногим красочнее. Ни головы обоза, ни конца его не было видно, но, из того, что Николасу удалось заметить раньше, он сделал вывод, что колонна растянулась мили на две. Вместе с запасами продовольствия для армии через дельту перевозили все «хозяйство» Иоанна, включая деньги на выплату жалованья солдатам, а также драгоценности и парадные наряды королевского двора.

Николас перевел взгляд на свои связанные руки и поморщился. Да, на большее благополучие рассчитывать не приходится. Все его богатство – одежда, что сейчас на нем, а впереди ждет виселица. Его намерены казнить по обвинению в измене, хотя на самом деле предательство совершил король Иоанн, а не де Кан.

Туман сгущался, свинцовым облаком затягивая залив. Они проехали, должно быть, уже половину пути, когда повозка вдруг дернулась и остановилась. Аларик чертыхнулся. От толчка Николас повалился на бок. Перевернувшись на спину, он ползком подобрался к мешкам с зерном и выпрямился. Сзади, окутанные паром от собственного дыхания, клубившимся, словно космы злой колдуньи, сбились в кучу пони. Впереди другой возница, чтобы избежать столкновения, с бранью съехал с тропы.

– Что случилось? – Николас вытянул шею. Откуда-то спереди к ним доносились растерянные гневные выкрики и команды.

– Разрази меня гром, если я знаю. – Аларик спрыгнул с повозки и исчез в плотном тумане.

Николас огляделся. В затылке похолодело. Боже всемогущий, незавидное у них положение. Они застряли на узкой тропе в самой середине дельты совсем незадолго до начала прилива. Медлить нельзя ни секунды.

Неожиданно со стороны моря, там, где одна из повозок выбилась из колонны, раздался жуткий вопль. Николас вздрогнул и, сощурившись, стал всматриваться в туман. В сереющем мареве барахтались и извивались неясные тени, засасываемые зыбучим песком. Возница метался на телеге, призывая на помощь охрипшим от страха голосом. Ему бросали веревки, но они плюхались в ил, не долетая до него. Возница соскочил на одно из колес телеги, уже наполовину увязших в трясине, и с мольбой вытянул руки. Ему опять кинули веревки, но, как и прежде, не добросили. Наконец бедолага, совсем потеряв голову от отчаяния, спрыгнул с телеги, благодаря которой он все еще оставался на поверхности, и в броске попытался ухватиться за ближайшую веревку, но упал в нескольких дюймах от нее. Изворачиваясь всем телом, вгрызаясь ногтями в ил, он силился уцепиться за спасительный конец, лежавший так близко от него и все же недосягаемый. Трясина медленно засасывала его в свое бездонное ненасытное брюхо, и вскоре его крики захлебнулись.

Этот прискорбный случай был не единственный. Аналогичные трагедии разыгрывались вдоль всей колонны. Возничие и погонщики пони пытались обойти или объехать затор и оказывались в трясине, слишком поздно осознав, сколь узка была их тропа жизни. Вернулся Аларик. Он по-прежнему что-то насвистывал, но теперь оскалившись, а в глазах затаился страх.

– Впереди у одной телеги отвалилось колесо, – сообщил он Николасу. – Ось расщепилась, починить нельзя. Воз пытаются убрать с гати, но он слишком тяжелый.

– Когда начнется прилив?

– Скоро, – Аларик пожал плечами и, пройдя за телегу, поведал свои новости погонщику. Вдвоем они зашагали в голову колонны.

– Постойте, – срывающимся голосом вскричал Николас, ужаснувшись тому, что его, связанного по рукам и ногам, оставляют одного. Туман скрывал тонущих людей и лошадей, но не заглушал их душераздирающие вопли, звучавшие как предзнаменование смерти. Аларик обернулся, и Николас протянул ему свои связанные запястья. – Ради всего святого, срежь веревки. Лишняя пара рук вам не помешает.

Аларик пристально посмотрел на него и вытащил из-за пояса нож.

– Ладно, – мрачно молвил он. – Не убежишь?

Лезвие полоснуло по путам на запястьях и лодыжках, и Николас с отвращением, словно змей, стряхнул их с себя. К счастью, руки и ноги не онемели, хоть и были туго связаны. Конечности немного затекли, но он все же довольно ловко спрыгнул с телеги и, разминая ладони, последовал за Алариком и погонщиком вдоль обоза.

Сломалась одна из самых нагруженных повозок в колонне. Она осела на разбитое колесо, вывернутое под несуразным углом и сплющенное под ее тяжестью. Николас и Аларик с погонщиком подошли к сломанной телеге как раз в тот момент, когда с нее снимали части королевского ложа; их раскладывали но другим повозкам. Глядя, как вслед за периной сгружают расписной сундук, Николас мрачно думал, что Иоанн, хоть и жалуется на отсутствие средств, по-прежнему живет в роскоши, которая большинству людей даже не снилась.

– Эй, ты, держи. – Один из солдат, разгружавших разбитую повозку, сунул ему в руки стеклянный сосуд. Ошарашенный Николас в изумлении уставился на свою ношу. Если б неделю назад ему сказали, что он будет стоять посреди дельты Уэлстрима с ночным горшком короля Иоанна в руках, в то время как из-за горизонта надвигаются воды Северного моря, он бы громко расхохотался над столь нелепым пророчеством. Впрочем, он и сейчас расхохотался, но больше от безысходности, чем от удивления.

– Ну что стоишь, болван! – рявкнул солдат. – Передавай по цепочке.

В одной руке у Николаса оказался шелковый мешочек. Сквозь ткань он нащупал несколько тонких длинных предметов с закруглениями на концах и маленькие ножницы. Королевские ложечки для чистки ушей и подравниватель бороды, предположил юноша, заходясь безудержным смехом, так что под ресницами выступили слезы.

На разгрузку сломанной повозки ушел почти час. Из нее извлекли постельные принадлежности, полог для кровати, гобелены, портьеры, еще несколько расписных сундуков с медными засовами и тяжелыми навесными замками. Один из сундуков – несколько меньше остальных – сильный мужчина мог бы в одиночку поднять его, – особенно заинтересовал Николаса. Он был обит медью с сине-золотыми узорами, которые оттеняли красные кресты на крышке и по углам стенок. В отличие от ночного горошка и ложечек для чистки ушей, этот предмет багажа королевские стражники никому не передавали. Они сняли корзины с одной из лошадей и привязали сундук к ее вьючному седлу.

– Даже не думай. – Аларик больно пихнул Николаса локтем. – Моргнуть не успеешь, как тебе голову снесут.

Николас потер ушибленный бок.

– Впервые стою в шаге от такого богатства. Аларик фыркнул.

– Это беда, а не богатство, если хочешь знать мое мнение. Полагаешь, король счастлив оттого, что владеет им?

– Я был бы счастлив.

– Ну и дурак. О человеке судят по его душе, а не по тому, сколько у него холодного желтого металла. – В подтверждение своих слов он ткнул себя пальцем во впалую грудь.

– Но с деньгами-то веселее. – Николас пристально взглянул на помрачневшего возницу. – Неужели опять меня свяжешь?

Аларик провел языком по губам и мотнул головой.

– Нет необходимости, – угрюмо бросил он. – Сейчас мы все здесь пленники.

Коней не выпрягали из сломанной повозки, и теперь возница, сев верхом на ведущую лошадь в упряжке, хлыстом и голосом стал погонять ее вперед. Животные тронулись с места, и пустая телега, переваливаясь с боку на бок, словно краб без клешней, потащилась следом по обнаженному дну дельты, местами твердому, местами зыбкому – пока не провалишься, не определишь, – оставляя в мокром песке глубокую колею. Почва вздыбилась, будто разъяренный огромный зверь, которого донимают блохи, и передние колеса начали увязать. Возница, выпучив глаза от страха и напряжения, перерезал постромки и резко повернул коней к гати.

– Живой! – победоносно крикнул он, выбираясь на твердую тропу посреди зыбкого месива. Солдаты и другие обозники отвечали ему ликующими возгласами. И вдруг улыбка застыла на его лице, ибо он увидел то, что они пока еще не могли заметить. Для этого им надо было обернуться. – Прилив, – выдохнул он. – Боже всемогущий, начался прилив!

Доносившийся издалека тихий рев надвигающейся воды напоминал урчание дикого зверя, возвращавшегося в свое логово.

– Помоги нам, Господи, – хрипло произнес Аларик и, сунув руку под рубаху, схватился за крест на шее.

Николас промолчал, зная по горькому опыту, что Бог редко проявляет милосердие. Они могли надеяться только на себя.

Обозники кинулись к своим телегам и лошадям, но к тому времени, когда колонна продолжила свой тернистый путь, море уже на целый дюйм накрыло гать. Некоторые в панике попытались пересечь приливную полосу, надеясь найти твердый грунт, но дно дельты было коварным, а прочные участки слишком узкими, и, как и прежде, лошади с повозками быстро оказались жертвами трясины. А бурное пенящееся море неумолимо прибывало.

Николас расстегнул плащ и отшвырнул его в сторону, затем стащил через голову шерстяную тунику и развязал штаны.

Аларик удивленно смотрел на него.

– Умом тронулся?

– Когда поднимется вода, я попробую на лошади доплыть до берега, – объяснил ему Николас – И ты, если у тебя есть хоть капля разума, поступишь так же. Это наш единственный шанс.

Аларик покусывал нижнюю губу, продолжая мозолистыми пальцами теребить свой крест, затем вдруг выкинул руку в сторону лошади, впряженной в повозку.

– Отцепляй, – распорядился он и, содрогаясь всем телом, принялся стягивать с себя лишнюю одежду.

Пока Николас возился с ремнями и пряжками, ноги его скрылись под водой. Панические крики людей, взывающих к Богу, звучали все громче. Караван встал; любое движение в колонне теперь было вызвано лишь натиском волн.

– Держи. – Николас развернул коня и отдал поводья Аларику. – Себе я другого найду.

Возница, хоть его мучил холод и страх, испытующе взглянул на пленника.

– Полагаю, даже если мы оба выживем, вряд ли стоит рассчитывать на то, что мы с тобой увидимся в Суайнсхедском аббатстве, – язвительно произнес он.

– Не стоит. – Николас протянул ему руку, обвитую на запястье красноватым рубцом от веревки. – Да поможет тебе Бог.

Аларик стиснул руку юноши в своей жесткой ладони.