А тем более Стеф. И тут я начинаю все понимать, но до последнего надеюсь, что это ошибка. Они теперь вместе? Джеймс все же добился её? Она снова с ним?

И это сделал я?

Мое сердце болезненно сжимается. И во всем мире не хватит морфина, что его успокоить.

Джеймс, почесав голову, вздыхает и садится на пластиковый стул рядом с кроватью.

- Линден. Я собираюсь сказать тебе что-то, и это будет непросто.

Гребаный дьявол. Я прав, разве нет?

- Хорошо, - говорю я. Получается едва слышно из-за шума крови в ушах.

- Ты захочешь меня убить.

- Звучит заманчиво.

- И, возможно, сейчас не самое лучшее время говорить тебе это, но, если я не скажу, тогда ты уже никогда не окажешься там, где ты должен быть. А ты знаешь, где должен быть, я прав? Ты должен вернуться в Сан-Франциско и быть с ней.

Так, ладно. Мне потребуется некоторое время, чтобы переварить услышанное. Это, мягко говоря, не совсем то, что я ожидал от него услышать.

Он с трудом сглатывает.

- Я говорил тебе, что был влюблен в Стеф. И знаешь что? Так оно и было. Когда мы были вместе, я действительно любил её. Но после того, как мы расстались… мне с большим трудом удалось отпустить её. Как бы то ни было, даже после того, как мы переспали, ничего не изменилось. Не то, чтобы я лгал тебе, но… когда я говорил, что люблю её, и что порвал с Пенни ради неё, я, правда, не знал, что творю.

- Что-то я запутался, - говорю я, пытаясь понять, что происходит. – Если ты не в курсе, у меня сотрясение.

Он смотрит прямо на меня, и я вижу, что он держится из последних сил.

- Я не столько любил её, сколько хотел обладать ей. Хотел, чтобы она нуждалась во мне. И хотел забрать её у тебя. Потому что знал. Всё это время я знал, что между вами что-то есть. Я знал, что вы оба врали мне, скрывая все то дерьмо и постоянно увертываясь. Мне это не нравилось. Больше того, я считал, что это несправедливо. – Он останавливается. – Это не просто признать, но, правда в том, что я ревновал. Я хотел, чтобы ты понял, каково это. Потерять кого-то. И ещё одно, я хотел, чтобы у тебя ничего не было.

Я не подозреваю, как сильно сжимаю челюсти, пока моя голова не начинает пульсировать от боли. Но это ничто, ничто, по сравнению с тем, что происходит у меня внутри.

- Что, блять? – всё, что я смог выдавить из себя. – Зачем ты сделал это со мной?

От его улыбки веет холодом.

- Потому что ты это сделал со мной. И потому что я был тупым слабаком, другом, который не мог перестать обижаться на тебя. Я не горжусь этим. Но это правда.

- Ты решил довести меня до гребаного сердечного приступа, - ору я на него. – Если бы моя чертова рука не была сломана, я бы тебя ударил. Дьявол, клянусь, я смог бы сделать одной рукой! – Я пытаюсь до него дотянуться, но в руку врезается капельница.

- Мне жаль, - говорит он, не двигаясь, словно хочет, чтобы я ударил его. – Я всё испортил. Я разрушил всё, что было у нас с тобой, разрушил всё, что было у вас со Стеф. Я всё разрушил. Даже свои отношения с Пенни. И все потому, что я был ослеплен своей чертовой злостью и мелочностью, чтобы увидеть, что я творю.

Я едва могу говорить.

- Какого хрена ты сейчас мне это говоришь? – рычу я на него. – Я едва выжил, лежу тут в этой долбанной больнице. А ты решил успокоить свою гребаную совесть и вывалить все это на меня?

Он качает головой.

- Нет. Поверь, мне ничуть не лучше от того, что я тебе все рассказал. Все дело в ней. Я говорю тебе это сейчас, потому что Стефани здесь. О чем тебе не стоит беспокоиться, так это о моих чувствах. Ты ни в чем не виноват. И я говорю тебе это, чтобы ты, блять, мог бороться за неё. Это то, чего она заслуживает. Кого-то, кто бы боролся за неё. Она была с нами обоими какое-то время, и каждому из нас нереально повезло с ней. Но ты единственный, кто может заполучить её снова, и ты должен заполучить её. Ты - единственный, кому она принадлежит. И всегда им был.

Я закрываю глаза, пытаясь восстановить дыхание.

- Я разбил ей сердце.

- Тогда встань, мужик, и исправь это.

Я приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть на него. Он уже стоит, нависнув надо мной.

- Вам обоим пришлось нелегко. Но только у тебя есть шанс все исправить. Верни её. Заполучи её.

- Она не хочет меня.

- Она, блять, всё ещё любит тебя! – яростно кричит Джеймс. Мне так отчаянно хочется ему верить, но я реально не понимаю, как кто-то может любить после такого. Любовь так непостоянна и так хрупка. Нет ни малейшей надежды, что она способна выдержать это. Она никоим образом не могла бы даже простить меня за то, что я натворил.

- Ты по-прежнему любишь её? – спрашивает он тихо.

Я тут же киваю, не сомневаясь ни секунды.

- Да. Больше, чем когда-либо. Я люблю её больше всего на свете. – С каждым словом, вырывающимся из моего рта, теснота в груди становиться на дюйм больше. Может, это сломанная кость, хотя я не уверен.

- Прошу прощения, - говорит медсестра с соколиным взором, появившаяся на пороге. По-моему её зовут Энди. – Часы посещения закончились. Ему необходимо отдохнуть.

Я в панике смотрю на Джеймса.

- Где Стеф?

- Может с Брэмом. – говорит Джеймс и смотрит на медсестру. – В коридоре есть кто-то еще? Девушка в сером свитере, с темными волосами?

Она качает головой.

- Никого. Пожалуйста, сэр, идемте. Вы сможете вернуться завтра.

Джеймс смотрит на меня.

- Прости, чувак. Я посмотрю, может получится задержаться на пару дней. Она говорила, что не может закрыть магазин, так что…

Итак, она собирается вернуться домой. Дьявол, да это чудо, что она вообще была здесь.

- Ты что-нибудь хочешь ей передать? – спрашивает Джеймс.

Я осторожно покачал головой.

- Нет. – Всё, что я хочу ей сказать, она должна услышать от меня. Просто сейчас, я не совсем в том состоянии.

- Эй, мне правда жаль, - говорит он. – Я не хотел взваливать всё это на тебя. Я просто хотел, чтобы ты знал, что я облажался и буду изо всех сил стараться снова стать тебе хорошим другом. Блять, я, правда, скучаю по тебе, братишка. Теперь всё по-другому.

Не знаю, что и думать, поэтому просто киваю.

- Скажи Стеф…- сказать ей что? – Скажи, я рад, что она приехала.

- Будет сделано, приятель.

И хотя я не испытываю прежней радости, когда он называет меня приятелем, с уходом Джеймса я ощущаю знакомое чувство утраты.


***


- Линден, - слышу я женский голос, зовущий меня. – Милый, ты меня слышишь?

Это не тот женский голос, на который я надеялся.

Я медленно открываю глаза. Солнечный свет заливает больничную палату. На стуле у кровати сидит моя мать. Её рука, худощавая, бледная рука с морщинистой кожей, лежит поверх моей.

В палате больше никого. Мы одни.

Не могу вспомнить, когда в последний раз был с ней наедине.

- Мам, - произношу неразборчиво, пытаясь сесть.

- Шшш, - говорит она, сжимая мою руку. – Не двигайся. – Я чувствую запах алкоголя в её дыхании, что не удивительно, хотя глаза довольно ясные. Или мне просто кажется.

Ещё она выглядит обеспокоенной. Всё это как-то не вяжется.

- Что ты здесь делаешь? – с трудом спрашиваю я.

- Пришла, чтобы увидеть своего мальчика, - говорит она, не обижаясь на мой вопрос. Как будто она понимает, что это немного странно для неё быть с сыном, пока тот находится в больнице. – Как ты себя чувствуешь?

- Как будто пережил крушение вертолета, - говорю я.

Она улыбается. Её губы сжимаются в тонкую, плотную линию, но улыбка, по крайней мере, касается её глаз. Она одета очень сдержанно - свитер с высоким воротом и бежевые брюки. На ней совсем нет украшений. Кажется, будто она не спала несколько дней, но это может быть очередной её маской.

- Твой папа хочет предъявить иск вертолетной компании, - говорит она.

- Не удивительно.

- Ты не против?

Я вздыхаю.

- Не знаю, есть ли в этом смысл. Нам ведь не нужны деньги, разве нет?

- Конечно, нет, - говорит она. – Думаю, по большей части, он делает это из принципа. Ты заставляешь человека платить, когда он делает ошибку.

- Но я, на самом деле, не знаю, что случилось. И чья это была вина.

- Говорят, произошло короткое замыкание.

- Уверен, более хороший пилот смог бы все уладить.

- Линден, - говорит она, и её голос становится тверже. – Ты один из лучших пилотов на земле.

Должен сказать, я потрясен её замечанием. Моя челюсть буквально отвисла, а под ребрами чувствуется какое-то особенное тепло.

- Это не твоя вина, - добавляет она. – Мы все это знаем. Компания напортачила.

Я тяжело вздыхаю.

- Такое бывает. Это просто риск, который ты на себя берешь. Я сознательно иду на этот риск каждый раз, когда поднимаюсь в воздух. Знаю, во что ввязываюсь. Это упорядоченная, сложная машина, состоящая из вентилей, приводных валов и проводков, и летает она вертикально. Ты понимаешь, на что подписываешься каждый раз, когда ступаешь на борт одной из таких штуковин. У тебя могут быть идеальные показатели безопасности, но ты никогда по-настоящему не защищен. Это жизнь.

- Это жизнь, - повторяет она. – Я так понимаю, ты продолжишь летать?

- Конечно, - говорю я, ни чуточки не колеблясь. - Не уверен, что вернусь в ту же компанию, но один несчастный случай не заставит меня бросить полеты. Понимаю, это совсем не то, что ты хочешь услышать, но это то, для чего я был рожден.