***


Следующие несколько дней я делаю то, что мне вообще не свойственно. Я не открываю магазин. Не выхожу из квартиры. Я не моюсь, не одеваюсь, не ем. Я не заряжаю телефон и не включаю компьютер и телевизор.

Я просто лежу. На диване, на кровати, на полу. Я лежу и плачу. Печаль и боль утраты давят на меня сильнее с каждой минутой, я чувствую себя так, словно мне вырвали сердце из груди. Я сломлена. И никогда не стану прежней.

Когда я понимаю это, я начинаю кричать и пинать все, что подвернется. Я проклинаю весь мир. Я гнев. Я разочарование. Я жестокая ненависть и холодная скорбь. Тело мучительно скручивает от отчаяния, в моем мире нет больше ни света, ни тепла, ни души.

Я чувствую себя так, будто умерла. Но смерть приносит покой, а я не чувствую покоя, и я все еще не окоченела. Я застряла в этой жизни, но она не такая, какой была пару дней назад.

В этой новой жизни я потеряла все.

На второй день своего затворничества я все еще не заряжаю телефон, не включаю компьютер и не иду на работу. Я так и не сходила в душ, но каким-то образом мне удалось одеться. Я даже слегка прибралась в квартире. Я выбросила все его подарки, но в какой-то момент мое любопытство побеждает, и я выуживаю их из корзины. Усевшись на пол, я открываю каждый порванный пакет.

В одном - разбитая керамическая ваза с лимонами, которые так любит собирать моя мама. Должно быть, Линден купил её для нее. В другом - стальная гильотина. Явно для моего отца.

Затем - маленькая коробочка для драгоценностей. Думаю, это для меня. Не могу открыть ее. Я слишком боюсь, что увиденное еще заставит меня чувствовать себя еще хуже.

Но я открываю ее. Там серебряный браслет с бриллиантами в виде черепов. Он невероятный. Я замечаю надпись, выгравированную изнутри.

Спасибо, что показала мне свою душу.

Я.

Сломлена.


Проведя немало времени наедине со своими мыслями, я прячу браслет поглубже в шкаф, сажусь в машину и еду в Петалуму. Как только я пересекаю мост и страх упасть с него отступает на второй план, на моих глазах наворачиваются слезы. Слева от меня Хоукс Хилл, место, где мы провели нашу последнюю ночь вместе.

Что случилось? Я все еще не понимаю. Может, я никогда не понимала отношений Джеймса и Линдена, может недооценивала чувство вины, которое терзает и преследует Линдена. Может родители обманывали его сильнее, чем я думала.

Но в одном я была уверенна. Он меня не любит. Он не знает, что такое любовь. Это не его вина, что за всю свою жизнь он так и не понял, каково это, любить кого-то.

Но мне все еще больно. Сильнее, чем от удара ножом, сильнее, чем от пули в груди. Мое истекающее кровью сердце словно в ловушке, и я никак не могу из неё выбраться.


Когда я подъезжаю к дому родителей, мама встречает меня на улице. Она будто знала. Машины отца нигде нет, должно быть сегодня не день их свидания или как там это у них называется. Не могу сказать, что это к лучшему. Папа всегда может дать ценный совет в подобной ситуации, он всегда говорит четко и по существу, с мужской точки зрения.

Мама заключает меня в объятия, и я тут же начинаю реветь. Она кладет меня на диван и приносит мне немного отцовского скотча. Сквозь рыдания и икоту я пытаюсь объяснить ей, что произошло.

Выговорившись, я не чувствую ни ясности, ни облегчения. Мама так же озадачена, как и я. Когда я немного успокаиваюсь, она садится рядом и похлопывает меня по колену.

- Ему тоже непросто, - говорит она.

Я мотаю головой.

- Не так, как мне.

- Ты не знаешь этого наверняка, милая. Я видела его не один раз. Он любит тебя. Это правда. Но иногда, когда люди прежде не испытывали истинных чувств и у них нет в этом опыта, они могут легко запутаться. Похоже, его отношения с Джеймсом были сложнее, чем ты думала.

Я допиваю оставшийся скотч, испытывая небольшое утешение от жидкости, обжигающей мое горло.


      - На первый взгляд у них все было хорошо. Иногда Джеймс обижался на него, и Линден чувствовал, что что-то не так ...

- Если Джеймс для него ближе, чем собственная семья, он мог пойти на многое ради него, даже на ложь. Ты порой такая же самоотверженная, как и он.

Я пристально смотрю на нее в ответ.


      - Самоотверженная?

- Да. Стремишься угодить. Ждешь одобрения. Нашего одобрения.

Я удивленно приподнимаю брови, но мама лишь тепло улыбается.


      - Я все знаю. И я не виню тебя. Думаю, это больше наша с папой вина, чем твоя. Твой брат... он требовал так много внимания.

- Он был болен, мама.

- Знаю. И Нэйт занимал все наши мысли. Мы очень часто отодвигали тебя на второй план. Поверь, это не было преднамеренно или специально. Просто мы видели, что происходит, и надеялись, что ты поймешь нас, когда вырастешь.

- Я понимаю - шепчу я.

- Даже если ты понимаешь, это вовсе не значит, что все в прошлом. Жизнь оставляет шрамы. Иногда ты не видишь их, пока не становится слишком поздно. Иногда ты не знаешь, откуда они берутся. Иногда они исчезают прямо на глазах. Но жизнь накладывает на нас определенный отпечаток. Линден пока просто этого не понял.

Я вздыхаю и откидываюсь назад.


      - И что это значит? Что мне теперь делать?

- Если бы я знала, сладкая. Похоже, ему нужен друг. Как думаешь, ты сможешь быть его другом?

- Я хотела бы, - говорю я, чувствуя, как сердце переполняется грустью. - Но не могу. Знаю, это эгоистично, но я просто не могу. Я люблю его и не смогу быть ему просто другом. Он слишком глубоко запал мне в душу.

- Иногда нужно быть эгоистом - замечает она. - Хочешь остаться на ужин?

- Конечно, - говорю я, и мой желудок урчит в ответ. Все что я съела за последние два дня - пакет рисовых крекеров вчера вечером. - Где папа?

- Прилег отдохнуть.

- Отдохнуть?

Она кивает в сторону спальни.


- Я не говорила тебе? Он переехал на прошлой неделе.

- Что? Я не видела его машины снаружи.

- Она сейчас в гараже.

- Так все возвращается на круги своя? - спрашиваю я.

Она улыбается, вокруг её глаз появляются морщинки, а взгляд полон нежности.


      - В каком-то смысле да. 

ГЛАВА 21

ЛИНДЕН


Ходячий мертвец. Вот как ты себя чувствуешь, когда твое сердце разбито. Вот как я себя чувствую после расставания со Стеф.

Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного. И искренне надеюсь, что больше не испытаю.

Самое смешное, что это действительно так. Я больше никому не отдам свое сердце. Оно принадлежит Стефани. И так будет всегда.

Теперь в моей груди вместо сердца зияет огромная дыра.

Возможно, я слишком драматизирую, но я так чертовски погряз в этой боли, что просто не вижу пути обратно. В моей душе лишь пустота, которая как бездонная яма затягивает меня все глубже и глубже. Каждый день и каждую минуту.

Говорят, что самое тяжелое после расставания - это ночи. Но для меня нет ничего тяжелее утра без Стефани. Протянув руку, чтобы обнять её и притянуть к себе, я натыкаюсь на пустоту в том месте, где она обычно спала. Никто не ругает меня, что по утрам я пью апельсиновый сок прямо из пакета. Каждое утро я готовлю только одну порцию омлета, и мне больше незачем ехать в район Mission. Я варю слишком много кофе, просто потому что я разучился варить его только для себя.

Я больше не могу поцеловать её утром на прощание.

Я вообще больше никогда не смогу ее поцеловать.

Я потерял ее. Позволил ей уйти из моей жизни. Окончательно и бесповоротно.

Все для того, чтобы успокоить собственную совесть. Все, чтобы не чувствовать себя так, словно я совершил нечто ужасное.

Впервые в жизни я уступил Джеймсу и теперь начинаю жалеть об этом.

Как я ни старался, все равно все это обрушилось на меня.

Спустя несколько дней после разрыва со Стеф я не мог заставить себя общаться с Джеймсом. Если он начинал цепляться ко мне, я цеплялся к нему в ответ. В конце концов, я начал винить во всем его.

Но накануне Рождества он ни с того ни с сего пригласил меня к себе. Джеймс не работал и предложил выпить у него, а не во Льве, что было странно.

Но я пришел. И даже принес ящик пива, потому что именно так и делают друзья.

Дверь была открыта. Джеймс живет в старом доме без лифта, но у него довольно уютно. Хотя с соседями ему, мягко говоря, не повезло.

- Эй, когда ты уже начнешь закрывать дверь, - говорю я, заходя внутрь и запирая за собой.

Он сидит на спинке дивана и смотрит на меня так, будто все это время ждал моего прихода.

- Что случилось? - спрашиваю я, ставя ящик пива на кухонный стол. В комнате пахнет травкой, но я не могу сказать, под кайфом он или нет - Почему у тебя это безумное выражение на лице, брат?

- Не могу поверить, что ты солгал мне, - говорит он, и его лицо становится устрашающе бледным. В этот момент я понимаю, что все кончено, и как ни странно чувствую облегчение.

Но как бы то ни было, я пытаюсь изобразить недоумение.

- О чем ты?

- Стефани, - говорит он. Первое, о чем я думаю - черт возьми, она разговаривала с ним? Что она ему сказала? Рассказала, что знает о его чувствах к ней? Что еще?

Она в порядке?