Как бы то ни было, София с удовольствием послушала бы эти лекции о женском здоровье и могуществе, чтобы приобрести здесь такое же влияние.

— Иногда нам приходится переправлять девушек в другие дворцы, — продолжала Айва. — В новый дворец прямо за стенами города или немного дальше, в летний дворец в Эдирне, — для того, чтобы у них изменился цикл и они могли служить господину, когда другие не могут. Рождение ребенка дает возможность установить свой индивидуальный ритм на некоторое время. Изменение жизни, когда девушка только начинает, тоже имеет свои странности. Мы долго боролись, чтобы установить регулярный цикл у молодой принцессы Есмихан. Мольбы, обращенные к полной луне, помогли. Теперь у нее цикл одинаковый с ее матерью, день в день.

— Женщина в свое особое время находится на высоте своей могущественности, поэтому не стоит беспокоиться об этом, — Айва покраснела и отвернулась под влиянием своих тайных мыслей, которые никак не отразились в переводе Фариды. — Однако по той же самой причине она не должна быть с мужчиной прежде, чем посетит ванну и смоет с себя эту святость.

Этот аргумент вызвал недопонимание между двумя женщинами. Поломойка говорила что-то о «большой безнаказанности» и «проклятии матерь Хава — праматери Евы», из чего София поняла, что не все женщины на Востоке верят в то, к чему вела повитуха. Вероятно, в действительности очень мало верили, в противном же случае эта застенчивая поломойка не стала бы спорить. Софии было ясно: если она собирается чувствовать себя грешницей, то земля великих турок была для нее самым подходящим местом. Однако она не была уверена, что хотела заходить так далеко, как Айва убеждала ее.

— Это твой день отдыха, как мужчины дали нам один святой день раз в неделю по их расписанию, пятница в исламе, суббота у иудеев, воскресенье в том месте, откуда ты приехала. Ты не должна тратить это святое время на повседневные дела, и ты не должна допускать, чтобы твое внимание отвлекали мужчины. Ты должна исследовать себя такой, какая ты есть, и сконцентрироваться на массаже. Это путь к здоровью, к твоему телу и уму, и к большому миру, — журчала речь Айвы.

София решила, что с лекарствами Айвы, которые позволяли игнорировать ее физическое состояние, она, по крайней мере, не позволит этому проклятому времени огорчать ее снова. Она будет держать свое тело в узде. Ни чувство вины, ни какой-нибудь другой дискомфорт не собьют ее с толку в движении к своей цели. Она намеревалась сделать так, чтобы никто, даже Нур Бану Кадин с ее пронзительным взглядом, не мог сбить ее цикл.


* * *

— Но сейчас, когда полуденная молитва скоро начнется, мы должны поторопиться и закончить то дело, за которым меня послала Нур Бану Кадин, — сказала Айва. — Мы должны сделать прививку, дитя.

Поломойка не знала, как перевести это слово на итальянский язык Она интерпретировала это слово жестами с долгими детализированными объяснениями и жестами. Она даже подвела Софию к решетчатому окну на втором этаже. Оттуда они увидели огромное количество садовников, узнаваемых по их высоким цилиндрическим шляпам из красного фетра, занятых на закрытых секциях на земле. Среди куч удобрения и капустной рассады садовники орудовали короткими ножами, проходя по рядам молодых деревьев. Затем они брали другие, новые ветки и вставляли их в разрез ствола, где их раньше не было.

— Это прививание, — сказала поломойка.

— Но… но вы же не собираетесь привить мне новую ногу! — воскликнула София.

Все засмеялись над нелепостью этой мысли, однако София все-таки медлила. Кто знал, что у этих турок было в голове? В конце концов, они были варварами. А она была в полной их власти; ее же властолюбие привело ее сюда, и только теперь ей стало ясно, что власть может быть очень опасной, так же как и привлекательной.

— Позволь мне объяснить ей иначе, — поломойка жестом спросила это у Айвы, затем повернулась к Софии и заговорила с нею на итальянском своими собственными словами, первый раз в этот день и с той искренностью, которую дочь Баффо никак не могла проигнорировать.


XXVI


— Когда я была ребенком, — начала поломойка, — очень-очень давно, я жила, как и ты, среди непросвещенных людей.

София не верила, что ее родина Венеция была оплотом невежества, и эта мысль, должно быть, отразилась на ее лице, поскольку на ее глазах появились слезы обиды.

— Нет, нет. Они были невежественны. Невежество имеет большое влияние на здоровье, которое милостивый Аллах дает всем людям, кто восхваляет его. Если бы это не было правдой, могла бы я иметь эти шрамы невежества на своем лице?

— Оспа?

— Да. Я болела ею в детстве. Почти все члены моей семьи умерли, а я выжила и осталась такой уродливой.

— Мне жаль, — София не знала, что еще сказать в этой напряженной атмосфере.

— У вас никогда не было оспы.

— Нет, спасибо святому Рокко.

— Спасибо Аллаху. Это читается на твоем прекрасном лице.

— Мне повезло.

— Аллах хранил тебя. Пока ты не встретила Айву. Айва в своей мудрости введет в тебя немного оспы.

— Что? Вы хотите привить мне оспу?

— Да.

— Чтобы я заболела?

— Да, немного.

— Нет!

София смотрела на немного зеленоватое и волосатое лицо повитухи с ужасом. Она видела, что ее мир, стоящий на шатких столбах удачи, начал сотрясаться от уродства и беспомощности.

— Я не хочу даже и думать об этом! — повторила она, не находя других слов.

Может, эти люди просто завидовали ее красоте? Или они разрушали так свирепо любую угрозу на их пути? Это значит, так они правят миром?

— Мне везло до сих пор, и я не заболела оспой. — София отошла на несколько шагов назад. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы избежать ее в дальнейшем.

— Не бойся, Айва не заразит тебя, ты только почувствуешь небольшое недомогание. После этого у тебя появится иммунитет к этой страшной болезни. Как у меня.

— Но мое лицо?..

— Да, несколько гнойничков могут появиться на твоем лице. Но они высохнут и отпадут, не оставив шрамов. Айва делает это, чтобы сохранить вашу красоту и здоровье, донна. Верьте ей. Ведь вы не хотите рисковать и когда-нибудь стать такой, как я. Ваша красота — это слишком большой подарок Аллаха, и он будет всегда оберегать его. Девушек привозят к нам в гарем из разных уголков мира. Кто знает, откуда они и какие болезни привезли с собой? Всех прививают, когда они впервые попадают сюда, и особенно тех, кто предназначен для султана. Их прививают, чтобы предотвратить самую ужасную болезнь для самых красивых женщин в мире, которые живут бок о бок, как мы. — Фарида улыбнулась.

София перевела удивленный взгляд с поломойки на повитуху. Айва слушала эту тираду из слов, которых она не понимала, с самодовольством, сложив свои руки на талии.

— Она может сделать это? — спросила София с ужасом в голосе.

— Она может это сделать, — ответила Фарида.

Айва покачала головой в знак согласия.

— Нур Бану Кадин тоже хочет, чтобы я сделала это?

— Да. Пожалуйста, вы должны пройти через это.

— Я полагаю, что вы бы заставили меня, если бы я не согласилась.

— Да, нам пришлось бы применить силу, но лучше это сделать по-доброму. Пожалуйста, не бойтесь. Это делается для спасения вашей красоты.

— Хорошо. Очень хорошо, я пройду через это, через эту прививку.

— Хвала Аллаху! Это хорошо, Сафи. — Поломойка не могла сдержать своих чувств и сжала руку Софии.

— София, — сказала дочь Баффо. — Меня зовут София. С «о» посередине.

— Нет, Сафи, — настаивала поломойка с такой уверенностью, на какую она только была способна. — Вы Сафи, что значит «прекрасная». И вы останетесь прекрасной. Я надеюсь, что Аллах будет милостив к вам.

— Пойдемте тогда в мою палату, — сказала повитуха.

Она повела Софию вниз по залу с дюжиной дверей, которые открывали весной, чтобы видеть цветение молодых деревьев в саду. Под деревьями, когда женщины повернули направо в конце коридора, София мельком увидела грядки с лечебными травами.

Ряды японского фарфора, лакированных изделий и голубых персидских кувшинов смотрели на пациента с полок изолятора. На невероятно узком столе лежали груды книг, ступки и пестики трех размеров, весы. Здесь же стояла статуэтка филигранной работы, чтобы поддерживать маленькую стеклянную чашу над абажуром лампы.

София не могла сказать о турецкой маркировке волосков, которые объединялись под фармакопеей, но ее нос был наполнен запахом их компонентов. Сладкая гвоздика и корица, резкий чеснок и горькая горечавка. Присутствовали и неприятные запахи мха, глины и крови, как будто она попала в самую глубь своих собственных внутренностей. В солевом растворе лежали части животных — все вначале промытые спиртом. Навсегда после этого резкий чистый запах спирта будет напоминать Софии эту сцену, сцену и наполняющее ее чувство всемогущества.

Конечно, она и прежде видела аптеки в городе и даже в монастыре. Но владения Айвы отличались от них, как и она сама отличалась от признанных врачей. София вспомнила настоящего венецианского лекаря. Когда он хотел восхвалить свое средство как самое лучшее и могущественное изо всех, наиболее безотказное, даже граничащее с черной магией, он никогда не колебался и давал такие названия, как «секрет Востока», «мусульманское излечение», «старинная мудрость самого умного Авиценны». Арабы, начиная с Авиценны, признавались лучшими медиками в мире. Самые богатые европейцы нанимали их, если могли. Здесь же, в гареме, София Баффо находилась под наблюдением человека, кто лечил европейскую знать. У Айвы не было нужды указывать на что-либо еще, чтобы доказать свою квалификацию.