Лаура Зое не сестра и даже не родственница, просто новый папа Сикст пристроил к византийской царевне одну из своих дальних родственниц. Лаура сначала была страшно недовольна, но потом поняла выгоду: она при дворе, а тяжеловатая, страдающая полнотой Зоя, совершенно не умеющая кокетничать или обольщать, прекрасно оттеняла легкую тоненькую Лауру. Выигрышное соседство. Кроме того, бесприданница Зоя и прав больших себе не требовала, те, кто живет из милости, не могут ни на что претендовать. Четырнадцатилетняя уверенная в себе кокетка легко превратила старшую подругу в подобие наперсницы-служанки. Нет, Зоя не прислуживала Лауре, но требования дать лекарства или позвать служанок выполняла исправно.

При прежнем папе было лучше, папа Павел больше благоволил несчастному деспоту Мореи и его детям, хотя Зоя прекрасно понимала, что и это благоволение не навсегда. Но что она могла поделать? Только ждать замужества или уйти в монастырь. Пока оставалась надежда на первое, слабая надежда, но она, как известно, умирает последней…

Полоскать, чтобы опухоль срочно спала, Лауре пришлось потому, что из папских покоев прибежал Розарио с вестью о приезде русского посольства от короля Московии. Он взахлеб рассказывал о том, сколько сундуков с дарами привезли русские. Мол, отведенные им комнаты сплошь заставлены, а папе Сиксту пришлось даже приставить отдельную стражу, чтобы отгоняла любопытных.

Зоя застыла, не зная, радоваться или все же плакать.

Дело в том, что известие касалось ее лично, приезд страшных бородачей означал, что ей, возможно, придется отправиться в далекую холодную Московию, где по улицам бродят дикие звери, да и люди не лучше тех зверей.

Там, в далекой, даже летом заснеженной Москве, дикими московитами правил ужасный Иоанн Базилевс. Он был вдов, и, отчаявшись найти Зое Палеолог, названной в Риме Зоей, мужа среди аристократов Италии, предыдущий папа римский Павел придумал выдать ее замуж за этого правителя. О Московии ходило столько страшных слухов, что подобное замужество могло означать лишь заклание, хотя иногда казалось, что среди снегов и медведей лучше, чем быть в богатом Риме нахлебницей.


Лаура, услышав столь потрясающую новость, завопила, требуя немедленно дать ей соляное полоскание. Она едва дождалась, пока Зоя снова разведет соль горячей водой, ведь полоскать холодной бесполезно.

Сама Зоя двигалась словно во сне.

Столько лет ждала она своего замужества! Сколько об этом дум передумала! Неужели оно будет столь ужасным и избежать не получится?

— Ну что ты возишься?! — возмутилась Лаура, заметив странное состояние девушки. — Может, это вовсе не те послы, может, не за тобой приехали.

Ей уже чуть полегчало, боль стала отпускать, и теперь распирало любопытство. Подруга по-своему расценила замешательство Зои, решив, что та в ужасе от приезда послов.

— Не переживай. А хочешь, скажись больной, мол, это у тебя зуб болит. Я подтвержу.

— А? — очнулась Зоя. — Нет, не надо. Ты права, может, это не те послы, может, не за мной.

Но немного погодя пришел брат Андреас, оживленный и довольный, с тем же известием о московских послах.

Оказалось, что послы пока отдыхают в предоставленном им доме подле въездных городских ворот. Папа Сикст намерен встретиться с ними завтра, но сначала желает поговорить с самой Зоей.

По тому, какие сундуки да короба, как все разодеты, можно судить, что дело сладилось, приехали сватать Зою за правителя Московии.

— Ну, сестрица, быть тебе московской королевой! Будешь дикарями править и в повозке, запряженной медведями, ездить.

Лаура умирала от любопытства и от желания отправиться вместе с подругой, но приказ папы Сикста был четок: только Зоя.

Девушка шла в папский кабинет, не чуя под собой ног. Судьба решалась, неужели окончательно?

А судьба у Зои Палеолог, в Москве названной Софией, была нелегкой.

Ее дядя, последний император Византии Константин Палеолог, погиб на крепостной стене вместе с другими воинами, когда турецкий султан Мехмед приступом брал Константинополь. Отец Зои Фома Палеолог еще правил в Морее (на Пелопоннесе) вместе с другим братом, но турки скоро добрались и туда. Жена Фомы Катарина Заккария с детьми перебралась на Корфу, а сам бывший деспот Морейский, забрав главную имеющуюся у него ценность — забальзамированную голову святого апостола Андрея, — отправился в Рим. Отдал реликвию папе Павлу и принял католичество в надежде, что сумеет устроить будущее своих детей.

Старшая из его дочерей, Елена, уже была замужем за сербским деспотом Лазарем, потому помощи не требовала (и сама родственникам не предлагала, даже маленькой Зое), младший сын Мануил предпочел службу султану Мехмеду и его веру. А вот старший Андреас и младшая дочь Зоя, оставшись после скорой смерти матери сиротами, были вызваны отцом в Рим. Но и рядом с отцом жить не получилось, тот позвал детей, потому как тоже умирал.

Остались Андреас и Зоя сиротами в чужом городе, чужой стране. Католичество приняли, стала Зоя Софией. Папа им содержание назначил, кардиналы из своих средств добавили немного, но всего этого было мало — едва концы с концами сводили. Иногда перепадало от щедрот папских, но как же это унизительно — быть нахлебниками! За всякую мелочь благодарить, кланяться и делать вид, что ни в чем не нуждаешься.

Андреаса считали наследником уже несуществующего византийского престола. Это все, что у брата и сестры было.

Их учили, особенно Зою. На ее счастье, учителем оказался кардинал Виссарион Никейский, человек умный, образованный и не считающий, что для девушки достаточно уметь читать и вышивать. Зоя освоила латынь, философию, много занималась историей, неплохо разбиралась в математике, географии и много в чем, чем даже Андреас ленился заниматься.

Но это не помогло ей выйти замуж.

Жениха нашли из знатного рода Караччоли, даром что стар был и немощен, а невеста совсем девочка, зато согласился взять бесприданницу. Стать женой Зоя не успела, только обручили заочно, как жених помер. Она даже не видела возможного супруга ни разу.

Нет худа без добра: окажись Зоя настоящей наследницей, потеряла бы и папское содержание, и мужнина не получила, поскольку наследство после него было дутым — одни долги. Бог миловал, уберег.

С тех пор еще дважды сватали, но всякий раз что-то мешало. Да и женихи не из тех, из-за которых стоило слезы лить.

Зоя прекрасно понимала, что именно мешало: она бесприданница, не считать же приданым сохраненные Фомой Палеологом византийские реликвии — костяной трон, множество православных книг, грамоты… Для Рима это ничто, Западной Римской империи слава и честь Восточной вовсе не нужны.

Но было еще одно, что мешало Зое надеяться на замужество: она разительно отличалась от остальных девушек. Те, кто беседовал с византийской царевной, поражались ее уму, образованности, ее умению размышлять, пониманию людей. Но разговоры Зоя вела не женские, не о поэзии или любовных шалостях, а на серьезные темы. Кому нужны от девушки такие речи?

Она не умела кокетничать (кардинал Виссарион такому не обучал, а природа не наградила таким умением), слишком часто говорила что думала, бывала резка. А еще Зоя… упитанна. Рядом со своими тоненькими, словно былинки, и хрупкими подругами и вовсе выглядела толстухой.


Два года назад папу Павла осенила счастливая, как ему показалось, мысль — о браке Зои с овдовевшим правителем далекой страшной Московии Иоанном. Мысль понтифику так понравилась, что он, даже не спросив согласия самой невесты, отправил в Москву с Иваном Фрязиным его племянника Антонио Джислярди с предложением руки Зои.

Ответ пришел положительный, но великий князь Московии просил портрет невесты, дабы убедиться, что у нее все на месте: глаза, нос, рот… Портрет нарисовали и отослали. Зоя страшно переживала, потому что художник хоть и старался изобразить ее в лучшем виде, но сделать этого не удалось. Правда важней, заявил он и отказался рисовать царевну в два раза тоньше и без бровей. А сама Зоя их категорически не желала сбривать (ее брови после выщипывания упрямо отрастали шире прежних!).

Иван Фрязин твердил, что в Москве не в чести худые и безбровые женщины, мол, Зоя, напротив, будет желанна именно такой, какова есть. К словам Джана Батисты делла Вольпе, которого в Москве именовали Иваном Фрязиным, следовало относиться с осторожностью, этот соврет — дорого не возьмет. Сам Фрязин старался выглядеть значительно, делал вид, что он правая рука государя Московского, поскольку отвечал за выпуск монет. Никто не знал, насколько важен Вольпе в Москве, но благодаря и его стараниям эта свадьба могла состояться.

Портрет увезли, и потянулись длинные недели ожидания, превратившиеся в месяцы. Мало того, умер папа Павел и на папский престол взошел Франческо делла Ровере под именем Сикста IV. Нового папу сначала мало волновала судьба византийской царевны, честно сказать, не волновала вовсе. У Зои появилась робкая надежда, что об этом сватовстве забудут и ей найдут другого мужа.

Но подсуетился кардинал Виссарион, у нового папы следовало зарабатывать авторитет, значит, сделать нечто для престола очень полезное. Чем же хорош брак византийской бесприданницы с московским правителем? Очень полезная штука. Прекрасный способ заставить великого князя Московии подписать унию и, главное, принять деятельное участие в крестовом походе против турок ради освобождения Гроба Господня. Несколько столетий русские князья ловко избегали сего, не ходили в походы и денег не давали. Пусть бы и сейчас не шли, но золото прислали. А еще меха, на Руси меха отменные.

Папа Сикст признал правоту мыслей кардинала Виссариона и снова отправил в Москву Антонио Джислярди с намеком к московиту, что пора, мол, и сватать царевну.