Адамс - Соблазнённая

Эмилия сделала вид, будто не слышит его слов, заставила себя умываться так, словно не было постороннего, стоящего совсем рядом.

— Вылезай.

Максимилиан обошёл ванну, вставая напротив. Он уже надел брюки, но остался бос и был без рубашки. Грудь мужчины быстро вздымалась и опадала. Эмилия медленно встала и стряхнула капли воды с тела, обошла мужчину стороной, направляясь в спальню. Он опередил её и встал прямо напротив кровати. Нужно было игнорировать его и дальше, но Максимилиан набросил на плечи одеяло и, завернув в него девушку, как младенца, подхватил на руки, вынося из её спальни. К себе. Он опустил её на свою кровать и присел рядом, молча глядя на неё. В глазах застыло странное выражение, непонятное ей.

— Завершишь начатое прямо сейчас?

Эмилия выбралась из одеяла, отбросив его в сторону, откинулась на кровати, разведя бедра в стороны:

— Раздвинуть ноги ещё шире или прогнуться, повернувшись к тебе спиной?

Мужчина бросил на неё взгляд через плечо и ничего не ответил, медленно сжимая и разжимая кулаки. Встал и принялся ходить по комнате. Очередной поворот — он застыл у бара, невидящим взглядом смотря на тёмно-коричневую жидкость, разлитую по стеклянным бутылям.

— Упейся так, чтобы вместо крови текло бренди, и сдохни.

Максимилиан обернулся — девушка так и лежала на кровати, только сменив позу: подложила руку под голову и издевательски улыбалась. Но глаза оставались холодны. Максимилиан дёрнулся, словно хотел что-то сказать, но передумал и вышел прочь, тихо притворив дверь.

— Гнусный интриган, насильник и… трус! — выкрикнула вслед ему девушка.

Тело начал бить крупный озноб и кожа покрылась мурашками. Как бы ни хотела девушка показаться сильной и непоколебимой, сейчас ей было очень холодно и больно внутри не физической болью, а другой. Её было не вытащить — она уже давно сидела внутри загноившейся занозой и с каждым днем заражала всё большие участки.

Мысли бились как обессиленные птицы, отчаянно пытающиеся взлететь и оторваться от тверди, имя которой было Максимилиан. Раньше в его прикосновениях было столько страсти и нежности, что сердце порой заходилось в бешеном ритме. Но потом сердце словно сдавливало перчаткой с шипами — всё сильнее и сильнее. От осознания того, что вот это всё — лишь игра, игра в неё по его правилам. Игра, которая могла быть чем-то большим, не реши она погнаться за призрачным счастьем.

Она не хотела признаться себе в том, что сейчас отчаянно хотела бы изменить прошлое. Потому что в ней пустили ростки противоестественная привязанность и увлечённость своим мучителем. Тяга к нему возникла намного раньше, тогда, когда у неё ещё было имя и свобода выбирать свою судьбу. Но она отрицала её существование, гоня прочь малейшие мысли об этом мужчине. Эмилия думала, что можно выбрать мужчину для сердца, как выбирают модную шляпку в магазине.

Повертеть его так и сяк, примерить и носить всю оставшуюся жизнь, как удобный и красивый аксессуар. А оказывается — наоборот. От того, что сейчас бушевало внутри неё, было неудобно, больно и колко. И страшно до ужаса, до дрожи в коленях. Потому что он, Максимилиан, одним движением руки заставил почувствовать её себя так, словно она была ненужной картой в колоде, смял в сильной ладони и бросил утопать в грязи.

Непрошеные чувства расползались внутри, завоёвывая себе территорию, словно ядовитый плющ, вырвать который было непросто. Она чувствовала себя полной им, его голосом и касаниями, полной до краёв ядом, желанным и губительным одновременно. И оттого сейчас его молчание и уход прочь были хуже злых и обидных слов, хуже и больнее перенесённого насилия. Непримиримое противоречие: одновременное желание, чтобы он убрался подальше, оставив её в покое, и острая необходимость в его покаянии и мольбах о прощении.

Максимилиан выбрал первое. И ей оставалось только дрожать от холода и злости до тех пор, пока совсем не обессилела и не сдалась, нырнув под одеяло. Оно мягко и нежно льнуло к тело, окружая её знакомым запахом, успокаивающим, но ранящим ещё больнее. Остро и глубоко, как будто булавкой, прямиком — в самое сердце.

Осторожный стук в дверь заставил проснуться и сесть в кровати. Перед глазами промелькнули картины вчерашнего, отозвавшиеся ноющей, тупой болью внутри. Но глаза были сухими, а мысли — ясными. Эмилия закуталась в одеяло, ожидая, что в комнату войдёт Максимилиан, но… вместо него в комнату скользнула Хелен.

— Доброе утро. Хозяин велел оставить вам это.

Хелен положила на кровать плотный конверт, запечатанный сургучом.

— Как будете готовы, спускайтесь. Мы ждём только вас.

Прислуга поклонилась и вышла из комнаты. Чего они ждут и кто это «мы»?.. Конверт лежал перед Эмилией белым неизведанным пятном на географической карте. И ей оставалось только вскрыть его, узнав, что содержится внутри. Девушка потянулась и надломила сургучную печать, вытаскивая плотный белый лист с изящными завитушками вверху. Она усмехнулась: раньше Ровере писал свои записочки на чём попало, а сейчас решил обставить всё, как полагается?

Эмилия едва не задохнулась от возмущения, прочтя первую строку послания. Но заставила себя прочесть всё, до самой последней точки.

«Я не стану просить прощения за свершившееся, потому что ты не примешь его и, в лучшем случае, плюнешь мне в ответ мне в лицо. Я решил избавить тебя от своего присутствия в твоей жизни и по возможности исправить хоть что-то. Хелен и Томас отвезут тебя в дом, купленный мной ранее. Он будет принадлежать тебе. Чуть позднее на твой адрес придут бумаги, в которые ты сможешь вписать своё имя или любое другое, которым захочешь назваться. Я надеюсь, что средств, оставленных мной, тебе хватит, чтобы зажить красиво и счастливо, забыв обо мне. Пожалуй, это самое лучшее, что можно сделать. Полное забвение без права на память…»

Вот это — всё? Эмилия скомкала лист бумаги и встала, пройдясь по комнате.

Я не стану просить прощения?

Ловко! Он обязан был не просить, но умолять о прощении, впитывая её презрение. Он должен был ожидать её благосклонной улыбки по утрам так, как скитающиеся по пустыне голодные евреи во главе с Моисеем — манну небесную.

Но вместо этого — торопливое бегство в неизвестном направлении и несколько строк напоследок. Эмилия прошла в свою комнату и оделась. Движения были собраны и полны спокойствия. На мгновение она задержалась перед дверью в его спальню и вернулась за письмом. Внизу в холле её дожидалась прислуга.

— Стол накрыт для завтрака.

— Я не желаю завтракать. Где ваш хозяин?

— Он отбыл и отпустил прислугу на все четыре стороны. В доме остались только я и Томас. Нам велено сопроводить вас.

— Отлично. Не терпится увидеть, что он приготовил для меня.

Прислуга молча двинулась вслед за девушкой. Томас заменил кучера, Хелен устроилась рядом с ним. Экипаж плавно тронулся с места. Эмилия осматривала окрестности через окно, пребывая мыслями далеко отсюда. Словно очнувшись, она с удивлением заметила, что экипаж уже остановился, а дверца приглашающе распахнута.

Хелен подвела девушку к двухэтажному особняку, распахнув дверь. Дом был полностью обставлен дорогой, изящной мебелью. Повсюду лежали мягкие ковры и приятные глазу мелочи. Хрустальные люстры свисают с высоких потолков. Плотные дорогие шторы на окнах и тонкий невесомый тюль.

Эмилия ходила из комнаты в комнату. В спальне шкафы полны одежды, которая — она не сомневалась — придется ей в пору. В кабинете на изящном письменном столе лежал ещё один конверт, в котором был написано только «код от сейфа» и ниже — комбинация цифр. Эмилия повертела рычаги сейфа, отворила дверцу, оглядывая содержимое. В голове ехидно пронеслось, что, наверное, ни одна куртизанка не получала столь щедрую оплату за пару десятков минут. Максимилиан расплатился щедро. Дом, золото, драгоценные камни и украшения, возможность начать новую жизнь взамен старой отобранной…

— Как скоро придут бумаги?

— Извините, об этом мы ничего не знаем. Мы получили приказ только привезти вас сюда и отправляться, куда глаза глядят.

— Тогда убирайтесь. Вы для меня — нежеланные гости.

Эмилия развернулась спиной и пошла вглубь дома, опустилась в кресло и принялась ждать. Обещанного.

Бумаги прислали тем же днём через обычного почтового служащего в непримечательном конверте. Если это была подделка, то высококачественная, неотличимая от оригинала, с должными гербовыми печатями. Рука на мгновение застыла над пустой графой, а потом она вписала в него своё новое имя, усмехнувшись его благозвучности. Оставаться в доме ей не хотелось. Эмилия собрала небольшой чемодан и ручную кладь.

Маленький штрих напоследок — разлить масла из ламп по углам всех комнат дома и поджечь. Огонь занялся быстро, с удовольствием пожирая деревянную мебель и дорогие ткани. Густой чёрный дым валил верх. Скоро пожар разгорится так сильно, что зарево его будет видно издалека. Эмилия неторопливо прошла по мощёной дорожке, покидая огороженную территорию. Напоследок она обернулась, глядя, как беснуется пламя. В голове отчётливо пульсировало: щёлк-щёлк-щёлк, словно кто-то осторожно проворачивал барабан револьвера.

Спустя три месяца. Поместье Уоррингтонов.

Уоррингтоны ни в чём себе не отказывали. Шикарный трёхэтажный особняк с огромным подвалом, просторный сад, засаженный фруктовыми деревьями, конюшни и простирающие за ними обширные владения. Обычно по четвергам было довольно шумно — сын, Ричард, любил собирать друзей. Они распивали спиртное и резались в карты допоздна, чадили сигарами и наполняли задымленный воздух взрывами громкого хохота. Но Ричард Уоррингтон был мёртв.