Она перевела дух, чтобы успокоиться; не тратя больше времени на пустые слова, растянула алую тесьму, стягивавшую заветный мешочек, и, не выпуская его из рук (встреча с переносчиком все-таки кое-чему ее научила!), показала содержимое Виданжору, который для этого соблаговолил слегка согнуть свой долговязый стан.

Теплое, веселое мерцание розовых, зеленых, желтых огней в гранях самоцветов произвело на него впечатление крепкого удара в лицо – во всяком случае, он невольно отшатнулся и уставился на Марию вытаращенными глазами. Потом из его горла вырвалось нечленораздельное бульканье, очевидно, означавшее изумление или восторг; наконец Виданжор пробормотал:

– Вы были правы, мадам, тысячу раз прошу прощения. Это и впрямь важное дело, требующее полного конфиденса.

И, с видимым усилием приотворив дверь, через которую недавно сам просочился в залу, он с подчеркнуто почтительным поклоном пригласил Марию пройти в его личный кабинет.

* * *

От мощенного плитами неровного пола и каменного потолка исходил холод; Мария невольно передернула плечами.

– Да, здесь не жарко, – согласился Виданжор, усаживаясь за стол.

Марии он указал на деревянное, довольно грубо сработанное кресло, наверняка стоявшее здесь со дня открытия ломбарда, – сиденье, спинка и подлокотники были до блеска отполированы десятками тысяч посетителей, которым так же, как и Марии, указывали на это место.

Но в кабинете Виданжора было не только холодно. В нем царила странная духота, враз отнимающая силы, Мария ощутила, как мелко затрепетало сердце, а лоб покрылся потом; смутный, необъяснимый страх вкрался в сознание. Ох, скорей бы все это кончилось! Скорей бы уйти отсюда!

Она присела на краешек кресла – даже не из вежливости, а просто ноги не держали – и неохотно передала Виданжору серый шелковый мешочек. Жадно глядя на россыпь драгоценностей, он медленно поднимался со своего стула, нависая над столом, будто черная костлявая птица.

– Сколько вы за это хотите? – спросил он зазвеневшим голосом.

– Пятьдесят тысяч ливров.

Виданжор метнул на Марию мгновенный взор и снова обратился к созерцанию украшений.

– Да… сумма немалая, – проговорил он, задумчиво теребя бороду.

– И заклад немалый! – веско заметила Мария.

Она в испуге встрепенулась, когда ростовщик начал по одной, любуясь, укладывать вещицы в мешочек: а вдруг откажет? Или просто смахнет мешочек в ящик стола – поди отними тогда! Но после следующих слов Виданжора у нее отлегло от сердца:

– Такой суммой мы располагаем.

Он помедлил, испытующе глядя на посетительницу, а потом изрек нечто такое, что Марии почудилось, что она ослышалась.

– А вы уверены, что эти вещи принадлежат вам? – спросил ростовщик.

– Что?! – вскинулась Мария. – В своем ли вы уме?

– Вполне в своем, мадам, – кивнул Виданжор, затягивая мешочек алой шелковинкой и оставляя его лежать на столе. – И я сейчас вам это докажу. – Он вынул из стола какой-то плоский, блестящий предмет и подтолкнул его к Марии: – Взгляните.

Это было старенькое зеркало, и Мария в полнейшей растерянности взяла его, глянула в тусклую, выщербленную поверхность, машинально заправив под чепчик выбившуюся прядь.

– Вот-вот, посмотрите на себя, – поддакнул Виданжор. – На свой чепец, и косынку, и платье, на свою прическу – вернее, отсутствие таковой. И не забудьте про эти сабо: несомненно, они вышли из рук очень дорогого башмачника!

– Что вы этим хотите сказать?! – ощетинилась Мария, с такой силой отталкивая от себя зеркальце, что оно пролетело по столу и со стуком свалилось во все еще выдвинутый ящик.

Виданжор резко задвинул его, не отрывая от Марии пристального взгляда.

– Только то, мадам, что женщина, одетая так, как одеты вы, не может законным путем обладать подобными драгоценностями. На эту загадку есть две отгадки…

– Они мои! – запальчиво выкрикнула Мария.

– Есть две отгадки, говорю я, – невозмутимо продолжал Виданжор. – Первая: вы их украли!

– Нет! Нет, я же говорю вам! – Мария в ярости вскочила.

– Вторая: безделушки и впрямь ваши, но вы решили скрыть ваше имя и звание. Не так ли?

Мария с маху села. Она почувствовала облегчение – все же ростовщик готов ей поверить! – и невероятную злость на себя. Как можно было не предусмотреть такой простой вещи! Он трижды прав, этот Виданжор: откуда у бедной девчонки, похожей на помощницу привратницы, такой изысканный набор драгоценностей? Счастье, если удастся убедить Виданжора, что верна именно его вторая догадка.

– Вы очень проницательны, – покорно кивнула Мария, смиряясь со своим поражением. – Я, кажется, перестаралась со своим маскарадом.

– О нет! – усмехнулся Виданжор. – Истинную даму сразу видно!

Мария криво улыбнулась, подумав с ненавистью: «Конечно, ври больше! То-то ты сразу обошелся со мной как со шлюхой!»

– Надеюсь, – доверительно подался к ней ростовщик, – вы простите, если я попрошу вас доказать, что моя догадка верна?

– Как это? – растерялась Мария.

– Очень просто, – небрежно взмахнул рукой Виданжор и, вынув из стола изрядно распухший от частого употребления гроссбух, раскрыл его на чистой странице. Потом обмакнул в чернильницу одно из тщательно очиненных перьев, лежавших на подставке. – Вам придется всего лишь сообщить мне ваше имя и звание, а я впишу их в нашу бухгалтерскую книгу.

– Вы шутите? – неуверенно улыбнулась Мария. – Мне сказали, что в ломбарде «Mont de Piété» клиентам гарантируется анонимность.

– И вам сказали истинную правду, сударыня. Мы и в самом деле не разглашаем тайн наших клиентов и не суем нос в обстоятельства, которые вынудили их обратиться к нашим услугам. И только в случаях исключительных, вроде вашего, когда у дирекции возникают вполне понятные сомнения, а сумма чрезвычайно велика, мы просим клиентов нарушить свое инкогнито. Но и в этом случае, мадам, вы ничем не рискуете, уверяю вас! Квитанция вам будет выдана на любое вымышленное имя; ну, Сюзанна, ну, Манон, Дениз. А истинное ваше имя вы сами, собственноручно, впишете в нашу книгу, и клянусь, я не буду смотреть, я могу вообще выйти, пока вы будете писать, – и ваша тайна останется в полной неприкосновенности.

Мария криво усмехнулась. Нашел тоже дурочку. «Ваша тайна останется в полной неприкосновенности» – держи карман шире! Как будто он тотчас после ухода загадочной клиентки не сунет нос в эти записи! Ох, ну что же делать, что же делать-то?

– А иначе никак нельзя? – с тоской спросила Мария, но Виданжор непреклонно покачал головою:

– Никак, мадам. Однако имейте в виду: когда вами будут возвращены деньги – а я нисколько не сомневаюсь, что это произойдет точно в срок! – страница с вашим именем будет вырвана из этой книги и сожжена на ваших глазах!

Мария в сомнении смотрела на гроссбух. Бумага в нем была тускло-коричневатая от старости. Этой книге не меньше ста лет. Верно, в ломбарде «Благочестивый процент» и впрямь придерживаются добрых старых традиций? Можно не сомневаться, что сюда записывали именитых должников чуть ли не со дня основания ломбарда; судя же по толщине книги, страницы из нее вырывали не так уж часто. Верно, именитые клиенты не всегда оказывались в состоянии выкупить свое добро, а значит, уничтожить память о визите сюда… вот и страничке с именем баронессы Марии Корф суждено будет остаться в анналах «Mont de Piété».

– Ладно, – буркнула она сердито, – давайте вашу книгу! – И более не колеблясь ни секунды, быстро написала все, что требовалось, на отдельной страничке, затем потрясла над нею песочницу и тотчас захлопнула гроссбух.

– Чернила размажутся, – недовольно свел кустистые брови Виданжор.

– Ничего, – отмахнулась Мария. – Кому надо – прочтет!

Виданжор лукаво прищурил один глаз, давая понять, что оценил юмор; потом поднялся, открыл один из шкафов и с усилием выгреб оттуда на стол пять небольших, но, видимо, весьма увесистых мешочков.

Мария смотрела на них как завороженная. Ого! Ничего себе! Она и не думала, что денег окажется так много! Теперь еще вопрос, как их дотащить до дому. Придется, конечно, взять фиакр, а там дождаться темноты…

– И еще одно, мадам, – прервал ее мысли Виданжор, который опять уселся на свое место и пристально смотрел на Марию, постукивая пальцами по тоненькой планочке, окружавшей его стол. – Мы кое-что забыли.

– Да? Что же? – рассеянно спросила Мария.

– Мы забыли обсудить проценты, – вкрадчиво напомнил Виданжор.

– Ах да, проценты! Сколько…

Она не договорила, слова застряли у нее в горле: пальцы Виданжора с силой надавили на кромку стола, а вслед за этим из массивных подлокотников кресла, в котором сидела Мария, выскочили металлические полубраслеты, которые сомкнулись на ее запястьях, а гораздо больший обруч обхватил ее талию, накрепко приковав к креслу.

* * *

– Вы, кажется, хотели спросить, сколько процентов мы берем, – усмехнулся Виданжор как ни в чем не бывало. – Обычно немного. Но если сумма превышает тридцать тысяч ливров, как в вашем случае, процент всецело зависит от договоренности с клиентом, с которым мы имеем дело. Скажем, с мужчин, старух и строптивых дамочек обычно берется сто процентов… – Он потянул планочку на краю стола, и кресло Марии слегка отъехало назад, одновременно накренясь вперед, и у нее захватило дух, когда она увидела, что каменная плита под ногами медленно уходит, открывая зияющий провал, откуда резко пахнуло гнилью, а из беспредельной глубины донесся шум стремительно бегущей воды: это был люк, открывающийся в сточные воды Парижа, бегущие по каналам, проведенным под городом. И в это самое мгновение Мария ощутила, что железная хватка на руках и талии ослабевает: браслеты и пояс размыкались, чудилось, еще миг – и она опрокинется в бездну, и зловонные потоки унесут ее тело в Сену!..

Мария испустила сдавленный крик и тотчас почувствовала, как кресло принимает прежнее положение, браслеты же ее сомкнулись с прежней силой. Она закрыла глаза; холодный пот струился по щекам, смешиваясь со слезами.