Его пальцы скользнули по ее бедру, и она задрожала. Никто никогда не трогал ее там. Хоть она и побывала замужем, на ее теле было множество местечек, к которым никто никогда не прикасался.

– Я хочу потрогать тебя везде, – пробормотал Люк. – Перецеловать каждый дюйм твоего тела.

– Пожалуйста. – Это все, что Эмма смогла выдавить сквозь ком в горле.

Мысленно она умоляла его. Снова и снова. В точности, как он и предсказывал.

Люк провел кончиками пальцев по ее бедру, по колену и вниз к ступне. По очереди поднял ее ноги, поцеловал каждую ступню. Потом поцеловал ту, что была ближе к краю кровати, провел ладонями по ноге вверх, согнул ее в колене. Скользнул губами по икре, мягко, щекотно провел влажным языком. Поднял голову и посмотрел на Эмму затуманившимися глазами.

– Знаешь, как сильно я тебя хочу?

Эмма взглянула на него, гадая, знает ли он, как сильно хочет его она. И покачала головой.

Люк негромко рассмеялся и начал целовать ее бедро. Его губы казались бархатными. Ощущение было незнакомым, но таким изысканным, что Эмма не могла сдержать легких стонов, вырывавшихся у нее при каждом прикосновении его губ.

Он поднялся еще выше, почти вплотную к треугольнику волос. Эмма напряглась в предвкушении.

Люк посмотрел на нее голодным взглядом. Его жаркое дыхание опаляло чувствительную кожу.

– Ты хочешь этого, Эмма? Хочешь, чтобы я поцеловал тебя там?

Эмма содрогнулась всем телом. Она давным-давно выяснила, какие приятные возникают ощущения, если трогать себя там. Иногда она потирала пальцами скользкую плоть и воображала, что это мужские губы ласкают и целуют ее. Но никогда, никогда не верила, что это и в самом деле может однажды случиться.

– Эмма?

С трудом дыша, она кивнула.

Его губы изогнулись в той греховной, чувственной, самоуверенной улыбке, которой он одарил ее в тот первый вечер и много-много раз потом. В улыбке, от которой все ее тело пылало жаром.

Одним плавным, грациозным движением он переместился на кровать и навис над ней. Эмма рассеянно отметила, что он до сих пор полностью одет, но ей не хватило времени обдумать это, потому что Люк опустился ниже, раздвинул ей ноги и устроился между ними, рассматривая ее порочными блестящими глазами.

Эмму переполняли противоречивые чувства. Она стеснялась своей наготы. С детства ей внушали, что нельзя показывать мужчине даже щиколотки, а теперь Люк видел не только обе лодыжки, но еще и икры, колени, бедра. И самое потайное местечко.

И одновременно она праздновала победу, упивалась жаром его глаз, его голодным взглядом. Все, что он делал, каждое его движение были для нее. Он сказал, что она красивая, и впервые в жизни она в это поверила.

Он стал целовать ее, начав с внутренней стороны бедра. Ей и в голову не приходило, что это место настолько чувствительно. Люк двигался все выше, прикусывая кожу и тут же успокаивая горячее место нежными поцелуями.

Эмма откинулась на подушки и закрыла глаза. Необыкновенные ощущения поднимались от бедра к самой сокровенной ее части, заставляли сжиматься пальцы ног, скручивались в тугой огненный шар чуть ниже пупка.

Он лизнул внутреннюю часть ее бедра в самом верху. Эмма испустила низкий протяжный стон:

– Пожалуйста, Люк!

– Пожалуйста? О чем ты просишь меня, Эм? – Он говорил, уткнувшись ей в ногу, и голос звучал слегка приглушенно.

– Я… не знаю. – Она в самом деле не знала, лишь чувствовала, что находится на краю обрыва и хочет спрыгнуть, держа его за руку.

– Поцеловать тебя? – Он снова поцеловал бедро. Так близко к сокровенному местечку, сейчас мучительно пульсирующему от желания.

– Да, – выдохнула она.

– Лизнуть тебя? – Влажный язык прошелся по коже, такой горячий, что внутри запылал огонь.

– Да!

– Где, Эм? Где тебя полизать?

– Я… не знаю, – с отчаянием выдавила она.

Он положил ладонь – горячую, сухую – ей на ногу, и тело невольно дернулось.

– Думаю, знаешь, – лукаво произнес он, окинул ее взглядом и выгнул бровь. – Как я могу ублажать тебя, если ты не говоришь, где?

Он с ней играет. А ведь она в самом деле не знала точно, где хочет ощутить его губы. Может быть, в том самом местечке, которое увлажнилось, ныло и пульсировало, словно в ожидании… чего-то?

– Здесь, – шепнула Эмма, накрыла ладонью то самое местечко у себя между ног, скользнула пальцами меж складок и с трудом удержалась, чтобы не дернуться, таким сильным оказалось ощущение. Там было куда мокрее, чем когда-либо раньше, и если она думала, что колени и бедра у нее чувствительны, то это местечко просто пылало.

Конечно, оно чувствительно. Конечно, она вся мокрая. Потому что Лукас Хокинз, самый загадочный, самый красивый мужчина в ее жизни, занимается с ней любовью.

Люк со свистом втянул в себя воздух. Он не отводил глаз от ее пальцев, следил за ними так напряженно. Эмма надавила сильнее, поводила пальцами во влажных складочках.

– Здесь, Люк. – Голос ее звучал хрипло, полный желания.

Он медленно облизнул нижнюю губу, оставив влажный сияющий след, опустил голову и поцеловал ее руку. Затем взял ее и отвел в сторону, крепко прижав к постели. Другой рукой он еще шире раздвинул ей ноги и долго не отводил взгляда.

– У тебя такая красивая киска, Эмма.

Он смотрел, но не трогал ее, но Эмма в жизни не чувствовала себя такой уязвимой и незащищенной. Словно вся она превратилась в один обнаженный, содрогающийся нерв.

– Ты когда-нибудь смотрела на нее?

Эмма попыталась свести бедра, сжать ноги, но он держал ее крепко, словно пригвоздив к кровати.

– Смотрела? Хоть раз взяла зеркало, чтобы полюбоваться своей киской?

Если бы унижение и похоть могли убивать, Эмма бы уже лежала мертвая.

– Скажи, – потребовал он решительным, не допускающим возражений голосом.

Неужели об этом он и говорил, когда рассказывал про свои вкусы? Насколько знала Эмма, плотские отношения сводились всего лишь к физическому соитию мужчины и женщины. Она знать не знала, что в порыве страсти люди еще и разговаривают. Люк втягивал ее в эротический разговор, и она представления не имела, что при этом почувствует себя беззащитной.

Она всегда терпеть не могла ощущение собственной беззащитности, всегда сопротивлялась ему, старалась быть сильной, заботиться обо всем на свете после смерти матери.

Но теперешняя уязвимость оказалась куда глубже и интимнее, ничего подобного Эмма в жизни своей не испытывала. Она была безоружной, беззащитной перед ним, перед его прикосновениями, губами, пронизывающим взглядом голубых глаз.

И хотела большего.

Она устала держать себя в руках. Устала заботиться об отце, волноваться за сестру. Вести хозяйство, платить по счетам. Думать о том, как спасти семью, как отыскать Роджера Мортона и придумать способ вернуть отцу деньги.

Здесь, сейчас она ни за что не отвечала, не ощущала той сокрушительной тяжести, которая душила ее весь последний год. Здесь и сейчас ею распоряжался Лукас Хокинз. Она отказалась от контроля – над ситуацией, над своим телом и даже над мыслями. И была от этого в восторге.

– Эмма? – В его голосе прозвучало предостережение. – Ответь мне. Ты когда-нибудь смотрела на себя там?

– Нет, – прошептала она.

Он выдохнул. Облегченно? Эмма не поняла.

– Она розовая, темно-розовая, почти красная. Возьми белый лепесток розы и красный, смешай их, и получится твой цвет.

Он медленно отпустил ее руку и прикоснулся к ней, проводя пальцами по скользким, влажным складочкам, как минуту назад делала она.

Эмма задрожала под его прикосновениями, чувствуя, как он легонько царапает ее ногтями.

– Ты такая мокренькая, – хрипло произнес он. – Такая припухшая. Господи, Эмма, ты такая отзывчивая.

Его слова, прикосновения вызвали в ней вихрь эмоций. Мир вокруг начал стремительно меняться. В нем остался только Люк и его прикосновения. От этих ощущений ее тело напрягалось и содрогалось все сильнее.

Его пальцы описали круг по мучительно чувствительному месту, и ее бедра дернулись, но он свободной рукой снова прижал ее к постели. Опять описал круг, и она ахнула.

– Ты знаешь, что это?

– Нет. – Она хватала ртом воздух. То, что он делал, превращалось в своего рода сладостную пытку. Закончится ли она когда-нибудь?

– Это средоточие наслаждения.

– О-о, – выдохнула она и заерзала, желая, чтобы он сделал это снова.

И он трогал ее складки, то описывал круги, то едва прикасался, и наконец ощущения сделались настолько мощными, что уже перехлестывали через край. Перед глазами почернело. Ей было восхитительно хорошо и просто невыносимо. Она все еще стояла на краю обрыва, и казалось, она стоит тут целую вечность, а желание прыгнуть становилось все сильнее от каждого его прикосновения, от каждого движения пальцев.

И тут он сдвинул пальцы еще ниже, невыносимо медленно описал еще один круг и ввел палец внутрь.

Эмма снова сдавленно застонала. Она ощущала его везде – внутри, вокруг. Пальцы ласкали ее, и когда он то вводил палец внутрь, то вынимал его, скользя по стенкам снаружи, мучительный вопль потайного местечка прекратился, и глубоко внутри воспламенился пылающий шар желания.

Люк вынул палец и вонзил в нее сразу два. Она обостренно чувствовала, как они движутся внутри.

– Ну вот, – услышала она словно откуда-то издалека голос Люка и невольно отметила прозвучавшее в нем мужское самодовольство. – Сейчас ты готова.

Готова к чему?

Он продолжал вонзать в нее пальцы, но теперь его губы накрыли ее клитор, а язык начал ласкать это крохотное, наиболее чувствительное местечко.