Стефани Лоуренс - Соблазнительница

— И тем не менее. — Когда она взглянула на него, он прошептал: — Мы не можем сразу же после вполне заурядного вальса остаться наедине.

Она скривилась, а затем махнула рукой:

— Хорошо, ведите.

Он повел — против собственной воли, тем более что он видел, что это и против ее воли тоже. Но план есть план, а у него план твердый. Он нашел их общих друзей, они подошли и заговорили с ними с обычной непринужденностью. Они были в этой среде как дома.

Он удивился, обнаружив, что не принимает участия в разговоре, а с удовольствием слушает болтовню Амелии, ее смех и остроумные шутки. Язычок у нее был почти такой же острый, как у него, а ум такой же живой. Он поразился, как часто она произносила вслух то, о чем он думал.

Он поймал пару взглядов, направленных в их сторону, и улыбнулся про себя. Его спокойное, но определенное положение рядом с ней не останется незамеченным. Пройдясь с Амелией в нужный момент по залу, он обеспечил себе следующий танец с ней; увидев, что гости уже танцуют рил — народный шотландский танец, — они вышли на середину зала.

К несчастью, он не мог удерживать ее при себе постоянно. Появился надменный лорд Эндикотт и пригласил ее на следующий вальс.

Пришлось Люку терпеть, глядя, как она смеется над остротами Эндикотта. Когда же вальс закончился, эта непонятливая девица не вернулась к нему; и ему самому пришлось отправиться за ней.

Когда из толпы вынырнул Реджи Кармартен, Люк чуть не набросился на него. Он нисколько не удивился, увидев, как тот заключил в объятия Амелию, чтобы закружить в танце, — они все хорошо знали друг друга.

Зато Реджи удивился, когда Люк появился к концу танца, чтобы предложить Амелии руку.

Амелия усмехнулась и похлопала Реджи по руке.

— Не переживайте.

Реджи воззрился на нее, потом на него и в конце концов промямлил:

— Как скажете.

Хотя Люка снедало нетерпение, он выжидал. Он не отбрил Реджи, безопасного компаньона, хотя Реджи все время бросал на него взгляды исподтишка, ожидая, что он вот-вот оскалит клыки. Вместе с другими гостями они пошли ужинать, заняли один из больших столов и там обменивались веселыми шутками. Он сел рядом с Амелией, но старался не делать никаких собственнических жестов.

Они вернулись в танцевальный зал, когда оркестр заиграл очередной вальс. Люк улыбнулся и с непринужденной грацией пригласил Амелию.

Она тоже улыбнулась Люку и подала ему руку как раз в тот момент, когда быстро двигавшийся в их направлении лорд Эндикотт оказался рядом с ними.

— Прошу прощения. — Она мило улыбнулась его светлости. — Лорд Калвертон вас опередил.

Лорд Эндикотт вежливо поклонился.

— Тогда, может быть, следующий танец?

Амелия улыбнулась еще шире.

— Может быть.

Люк сжал ее пальцы. Она отвернулась от его светлости, встретилась взглядом с Люком — в нем были твердость и еще что-то такое, отчего у нее перехватило дыхание. Он кивнул Эндикотту и повел ее танцевать.

Пока они не закружились по залу, у нее не было возможности взглянуть в его лицо. По его глазам — настоящая синяя полночь, — затененным потрясающе длинными, густыми ресницами, всегда было трудно что-то понять. Но лицо его стало жестким, напряженным, однако не отчужденным, как всегда.

— Что случилось? И не нужно отнекиваться. Я ведь знаю вас превосходно.

И тут она поняла, что напряжение, которое окружало его высокую фигуру, не было ей знакомо.

— Нашему делу очень помогло бы, если бы вы не поощряли других мужчин.

Она заморгала:

— Вы об Эндикотте? Но я не…

— Не улыбаться им — для начала — это было бы совсем неплохо.

Она смотрела на него, на жесткое выражение его лица и еще более жесткое выражение глаз, — оказывается, он говорил вполне серьезно. Его язвительный тон свидетельствовал о том, что он в одном из своих самых скверных настроений. Ей пришлось как следует постараться, чтобы скрыть усмешку.

— Люк, вы только послушайте самого себя!

Он на мгновение встретился с ней взглядом и нахмурился.

— Лучше не надо.

Он привлек ее к себе — чуть-чуть ближе, чем того требует этикет, — и они опять закружились по залу. И он не отпускал ее, пока они не описали полный круг.

Было невероятно приятно — он так крепко держал ее, так легко кружил в танце, но… Она вздохнула.

— Ну хорошо. Как я, по-вашему, должна себя вести? Полагаю, от меня не требуется, чтобы я делала вид, будто влюбилась в вас за одну неделю? Или мы переписываем нашу пьесу заново?

Помолчав, он ответил сквозь зубы:

— Нет. Просто… не нужно вести себя так непосредственно. Улыбайтесь неопределенно, как будто на самом деле они вас не интересуют.

Она кое-как справилась с желанием рассмеяться и кивнула:

— Хорошо. Я попробую. Я правильно поняла, — прошептала она, когда музыка кончилась, — что мне следует интересоваться только вами?

Она увидела его глаза, увидела, что их синева потемнела, увидела, как сжались его губы. Он ничего не ответил, а взял ее за руку и повел прочь из зала.

Она поняла, что он ведет ее к дверям, ведущим на террасу. Двери были открыты. Терраса, выложенная мраморными плитами, купалась в лунном свете.

— Куда мы идем?

— Выполнять следующий пункт моего плана.

Он вывел ее на террасу, где прогуливалось множество пар, пользуясь теплой ночью. Луна — серебряный полудиск — плыла высоко в небе, омывая землю сверкающим светом.

Люк огляделся, взял Амелию под руку и пошел вперед.

— Существует обычай, — начал он, словно отвечая на ее невысказанный вопрос, — согласно которому любезничающие пары проводят время вместе в соответствующей обстановке.

Соответствующей чему? Амелия взглянула на него, но он больше ничего не сказал.

— Вы думаете, что никто еще ничего не заметил?

— Заметили, но понадобится время, чтобы они убедились, что в нашем поведении заключено нечто большее, чем простое общение..

— И каков же следующий пункт вашего плана?

Она почувствовала на себе его взгляд.

— Нам только и нужно, что следовать вековой традиции. Очень скоро о нас начнут сплетничать.

Вековая традиция. Амелия была абсолютно уверена, что его версия плана во многом будет отличаться от ее. Однако спорить о деталях она не собиралась, ведь главная цель их, кажется, одна и та же.

Они шли по пустеющей террасе — большинство пар стояли там, куда падал свет из зала. В конце террасы Люк быстро огляделся, крепко сжал ее руки и потянул за собой. Три больших шага — и они за углом дома. Пологие ступени вели вниз, и они оказались в лоджии, где цвели пышные белые розы.

Здесь их не было видно ни сверху, ни с террасы. Сад перед лоджией был пуст, окна комнаты, выходящей сюда, темны.

Они были одни. Наедине.

Люк остановился и повернул Амелию к себе. Она подняла голову, но даже не успела взглянуть ему в лицо — он наклонился и, приподняв ее подбородок, прижался к ее губам.

Осторожно.

Ее мысли закружились вихрем, она напряглась, собираясь дать ему отпор. Ее и раньше целовали. По опыту она знала, что все мужчины алчны.

Все, но не Люк.

Нет, она не сомневалась, ни на миг не усомнилась, что он захочет большего, но он не обнял ее, не стиснул, не был требователен. Он соблазнял.

Прикосновение за прикосновением, ласка за лаской. И вышло так, что именно она углубила этот поцелуй. Его рука переместилась с ее подбородка к затылку, длинные пальцы прижались к золотистым локонам.

Его губы касались ее губ, слегка шевелясь, ободряя… Не раздумывая она раскрыла рот, и он проник внутрь. Не агрессивно, но властно. И здесь его обычная неспешная грация проявилась в полной мере. Каждое движение было неторопливым, ленивым, пронизанным настоящим мастерством.

Ее охватила дрожь, она поняла, как полно он завладел ею — ее умом, ее чувствами. Она ничего не видела, не слышала — она потеряла всякое представление о времени и не испытывала ни малейшего желания вернуться в реальный мир, ни малейшего желания оторваться от этого волшебного чуда — его поцелуя. Он же, словно поняв ее состояние, наклонил голову и усилил напор, увлекая ее за собой.

Ее охватило возбуждение. Эта близость взволновала ее. Она смутно сознавала, как пылко, как свободно отдает свои губы в его распоряжение, — и когда он их взял, по телу ее прокатилась волна наслаждения. Волна желания.

Именно этого он и добивался, это и был «следующий пункт» плана. Он решил оставить на ней свою печать, снять первую пробу, заранее предупредить о своих намерениях.

И она была совсем не против этого. Он выстроил мизансцену, обещая в будущем еще больше. Теперь настала ее очередь.

Если она захочет.

Она не знала, как это делается. Она робко прильнула к нему — лиф ее платья коснулся его фрака. В нем будто дрогнула стальная пружина…

Она поцеловала его.

И он замер.

Осмелев, она позволила своей руке скользнуть по его плечу, потом выше и, наконец, провела пальцем по худой щеке. Она поцеловала его еще раз долгим соблазняющим поцелуем, потом, высвободив другую руку из его ослабевшей хватки, положила ее ему на плечо. Пальцы ее скользнули в его шелковистые волосы, и теперь, теснее прижавшись к нему, она поцеловала его еще решительнее…

Он обнял ее, и это получилось очень по-собственнически. Она обвила его шею руками и протянула ему губы — и тогда он взял руководство на себя.

От его следующего поцелуя у нее даже дух захватило.

Ее обдало жаром. Это был не шквал, но настойчивая не ослабевающая приливная волна; она прокатилась по ее венам, наполнила до краев, подхватила… и Амелия припала к нему, ощущая, как чувства ее растворяются в жарких волнах. Разрешив себе прижаться к нему, она ощутила, как сомкнулись тиски его рук.

Его неспешность исчезла, как будто ее и не было. Каждый поцелуй был теперь глубже, сильнее — он был как поток, неуклонно размывающий ее сопротивление. Да она и не сопротивлялась, и он это знал. Он не требовал и не просил — он просто брал, предъявлял права, он открывал ей глаза, отдернув завесу и показав, к чему может привести обычный поцелуй.