По крайней мере в это утро он знает, где она находится — именно там, где он и предполагал.

Вчерашняя ночь, а точнее, те часы, что он провел с ней, снова пробудили все давнишние сомнения насчет того, каким путем им лучше продвигаться дальше. Не было смысла ворчать по поводу того, что она его соблазнила, невозможно делать вид, что это ему не по душе. Тот факт, что его воля оказалась недостаточно сильна, чтобы противостоять искушению, говорил сам за себя: незачем отрицать, что он хотел ее именно так, и незачем тратить время на то, чтобы вновь взять ситуацию под контроль.

Особенно после минувшей ночи.

Она не могла понять. Не могла понять, не была настолько опытна, чтобы догадаться, что произошедшее между ними — и как именно это происходило, и чувства, которые хлынули и вспыхнули между ними, когда они сошлись, — не было обычным. Она никогда раньше не была с мужчиной. Откуда же ей было знать?

И она не поймет, пока он не скажет ей, не покажет, насколько глубоко он связан с ней.

А это означает, что он в безопасности. Он может иметь ее и все, что она принесла ему, — этот безымянный источник чувств. Он может признать это чувство и позволить ему расти, расцветать сколько угодно. Под его контролем. То, что он жаждет пить из этого источника и жаждет ее тела, не подлежит обсуждению — все это вместе взывало к его душе завоевателя. И все сложилось так, что он мог владеть всем этим, не принося никаких жертв, кроме той, которую он уже был готов принести.

Все, что ему оставалось сделать, — это жениться на ней.

Поскорее.

И немедленно увезти ее в Калвертон-Чейз, где он сможет научиться обращаться с ней и их новообретенными чувствами в безопасной изоляции.

Когда он освоится с ролью ее мужа, когда он научится владеть своими чувствами, которые сейчас связывают их, тогда, вернувшись в Лондон к концу года, он уже будет знать, как управлять ими. Чтобы она не смогла управлять им.

Наилучший путь вперед был ему ясен.


Дорожка вела вверх, выводила на лужайку высоко над озером. Амелия сидела на скамье, откуда открывался вид на дом вдали, на лужайки и аллеи, и не понимала, куда он подевался.

Она была так поглощена своим удивлением, что не услышала, как он подошел.

Пока он не обогнул скамью, не отвесил ей продуманный поклон и не протянул букет.

— Моя дорогая Амелия, не окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Протянув руку к цветам, она замерла, вгляделась в его глаза — и приняла букет. И оглянулась. Он сел рядом с ней, весело улыбаясь.

— Нет, зрителей здесь в данный момент нет. — Он кивнул на дом. — Наверняка кто-нибудь увидит нас оттуда, но здесь никого нет.

Амелия поднесла цветы к лицу и вдохнула их аромат.

— А мне показалось, что мы уже договорились вступить в брак.

Он пожал плечами:

— А мне показалось, что ты заслуживаешь официального предложения.

Немного поколебавшись, она холодно произнесла:

— Ты не встал передо мной на колени.

Он встретился с ней взглядом:

— Бери то, что тебе предлагают.

Все еще недоумевая, она всмотрелась в его глаза. Он ринулся вперед сломя голову:

— Я хочу сказать — незамедлительно!

Если раньше она удивилась, теперь была изумлена.

— Но я думала…

— Я передумал.

— Почему?

— Ты уже забыла о таком пустяке — ведь я провел прошлую ночь в твоей постели. И кстати, это был не первый раз, когда мы были вместе.

Она сузила глаза.

— Воистину пустяк. Но из этого вовсе не вытекает необходимость немедленно бежать к алтарю, как хорошо известно каждому из нас.

— Верно. Но из этого вытекает вопрос — почему бы и нет? Почему бы не обвенчаться немедленно, чтобы можно было наслаждаться, когда нам хочется, не рискуя, что я сломаю себе шею, карабкаясь по стене? Вес у меня немаленький, и потом… что мы будем делать, когда вернемся в Лондон?

Что происходит?

— Не уводи меня в сторону, — рассердилась она. — Причина, по которой мы не собирались обвенчаться раньше чем через две недели, была та, что ты не верил, будто общество поверит в нашу привязанность и не станет искать иных причин.

— Как я уже сказал, я передумал.

Услышав это холодное, надменное заявление, она вздернула брови так, что выше было уже невозможно.

Он наблюдал за ней краешком глаза. Губы его сжались; он наклонил голову:

— Хорошо. Ты была права. Старые склочницы приняли нас как пару — думаю, теперь они ожидают объявления о помолвке. Нам больше не нужно играть в ухаживание. — Он посмотрел на нее, лицо его было твердо и неуступчиво. — И не спорь.

Их взгляды скрестились, и она прикусила язык. Он прав. Бери то, что тебе предлагают. Так она и сделает, поскольку она хочет именно этого. Теперь она сможет и дальше осуществлять свои планы.

— Что ж… — Она посмотрела на цветы, поднесла их к лицу, вдохнула нежный аромат. Потом взглянула на него поверх букета. — Благодарю вас, сэр, за предложение. Я сочту за честь стать вашей женой.

Она закрыла глаза и вдруг снова посмотрела на него.

— Итак, когда мы венчаемся?

Он хмуро пробурчал:

— Так скоро, как только возможно.


Их решение пожениться как можно скорее было истолковано ею как знак его нетерпения.

Это стало ясно к тому времени, когда они вечером уезжали из Хайтем-Холла. Хотя они не сказали ни слова, их намерения каким-то образом были угаданы. После того как в течение нескольких часов над Люком посмеивались все леди, и молодые, и старые, он усадил Амелию в свою коляску, попросил Реджи, которого все это весьма забавляло, позаботиться о своей матери, сестрах и Фионе, а также о матери Амелии — и уехал.

Когда он направил коляску по подъездной аллее, он подумал, что спасается бегством.

Амелия, сидевшая рядом с ним с раскрытым зонтиком и с улыбкой на губах, благоразумно помалкивала, пока они ехали по узким дорогам; время от времени он ощущал на себе ее взгляд, знал, что она чувствует его скрытое раздражение.

Когда они выехали на большак, ведущий в Лондон, она, не утерпев, спросила:

— Сколько понадобится времени, чтобы получить разрешение?

— Несколько дней. Главное — получить аудиенцию. — Он помешкал, потом добавил: — Разрешение у меня уже есть.

Она взглянула на него:

— Вот как?

— Не отрывая глаз от лошадей, он пожал плечами:

— Мы договорились обвенчаться в конце июня, но, учитывая, что мы не собирались объявлять об этом за три-четыре недели, нам все равно понадобилось бы это разрешение.

Амелия кивнула, довольная, что он подумал об этом заранее, — похоже, он так же жаждет их брака, как и она сама.

— И не менее важно — сколько времени тебе понадобится, чтобы подготовиться? — Он посмотрел на нее. — Платье, приглашения и так далее.

Она хотела было беспечно отмахнуться от этих деталей, но передумала.

Он это заметил и, хмыкнув, произнес:

— Учти, от нас этого ждут семьи — и твоя, и моя. Их ожидания необходимо удовлетворить. Не говоря уже об обществе.

— Нет, ожиданиями общества можно пренебречь. Ни тебе, ни мне это не требуется, учитывая наш возраст и положение, а в это время года, в конце сезона, свет согласится с нашим желанием вступить в брак побыстрее.

Он наклонил голову:

— Так что ты придумала?

Хотя голос его звучал ровно, что-то в нем предупредило ее, что ни к чему притворяться, будто она все не обдумала заранее.

— Я думаю, ты не будешь возражать, если мы обвенчаемся в Сомерсхэме?

— В старой церкви или в часовне?

Он весьма часто бывал там и хорошо знал это место.

— В этой церкви венчались почти все Кинстеры. Старый мистер Мерриуэзер — ты его помнишь? Он там священник. Он уже стар, но я уверена — он с удовольствием нас обвенчает. И конечно, вся тамошняя прислуга привыкла к таким церемониям — у них большой опыт.

Он посмотрел на нее:

— Но мне кажется, ты не успеешь.

— Гонория поможет мне, я не сомневаюсь. Так что венчание, свадебный завтрак и мое платье — все это нетрудно организовать.

— А приглашения?

— Мне кажется, твоя матушка уже обдумала и это. Вряд ли она слепа.

— А твоя мама?

— То же самое. — Она посмотрела на него, но он не ответил на ее взгляд. — Четыре дня — не больше, если мы пошлем приглашения с посыльным.

— Сегодня вторник… — Он помолчал, раздумывая. — Что ты скажешь насчет следующей среды?

Подумав, она согласилась.

— Да, это даст нам лишние два-три дня… — Она замолчала и, вздохнув, посмотрела на него. — Придется делать оглашение. — И когда он молча кивнул, устремив взгляд на дорогу, она, вздохнув, приступила к единственному препятствию, которое видела: — Нам нужно подготовиться к разговору с моим отцом по поводу твоего финансового положения.

Взгляд, который он бросил на нее, был такой быстрый, что она его не заметила. Коренная вдруг заартачилась, и Люку пришлось заняться лошадьми.

Амелия нахмурилась:

— Если бы дело было только в моем отце, это было бы весьма просто, но ведь есть и другие родственники — Девил и прочие. Я думаю, что они вмешаются, а у них большие связи… Нам нужно быть готовыми защищать наше дело, хотя я абсолютно уверена, что в конце концов они согласятся. Но если они будут упираться, нет никаких причин в рамках семьи не объявить о том, что мы близки. Вряд ли это их потрясет, но зато заставит понять, что наши намерения самые серьезные и… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

Люк не смотрел в ее сторону, по его профилю она ничего не могла сказать, лицо у него было бесстрастное, как всегда.

— По рождению, титулу и состоянию ты принадлежишь к тем, за кого они всегда хотели, чтобы мы — Аманда и я — вышли замуж. То, что теперешние ваши доходы невысоки, не имеет значения, учитывая размер моего приданого.

Она сказала все, что осмелилась, что считала необходимым сказать. Закусив губу, она рассматривала его каменный профиль, а потом не выдержала: