— Ничего. Просто думаю вслух.

Она усмехнулась:

— Я сто лет не была у кузины Джорджианы.

Она с нетерпением ждала возможности побыть подольше с Люком. Ей хотелось — и это было ясно — завести их отношения дальше, узнать побольше о магии, которой он владеет, погрузиться в ощущения, которые он умеет в ней пробуждать. Короче говоря, пройти по их дороге вперед и посе тить новый храм.

После темного коридора у леди Оркотт они продвинулись совсем немного, в основном из-за отсутствия времени. Ей постоянно казалось, что минуты летят слишком быстро, когда она ощущает на своих губах губы Люка.

Не говоря уже о его руках на ее теле, одетом или нет.

Тем не менее она кое-что узнала. Например, что, несмотря на то, что физически он желает ее, его железная воля упрямо вмешивается в их отношения и твердо держит под контролем не только ее эмоции, но и его тоже. Даже когда она превращается в его руках в нечто задыхающееся, лишенное разума и воли, он все равно действует так, будто отправляется на обычную верховую прогулку. Воистину эта аналогия вполне уместна — он любит верховую езду, но никогда не теряет контроля над лошадью.

Подорвать этот контроль, увидеть его в путах страсти таким же распаленным и безрассудным, какой становилась она в его руках, — перспектива весьма соблазнительная.

Она бросила на него взгляд, полюбовалась четкими очертаниями его подбородка и улыбнулась.

Следующий поворот вел к вилле Джорджианы. Люк на правил экипаж в ворота, и вскоре, проехав по подъездной аллее, они оказались перед домом.

Джорджиана уже ждала их.

— Дорогие мои. — Она заключила Амелию в свою душистые объятия и поцеловала в щеку. Потом улыбнулась и протянула руку Люку. — Когда вы были здесь в последний раз, вы упали со сливового дерева. К счастью, не переломав себе костей.

Люк вежливо поклонился.

— А ветки я сломал?

— Нет, но вы съели очень много слив.

Амелия взяла Джорджиану за руку.

— Остальные едут за нами в экипажах. Мы можем вам чем-нибудь помочь?

Услышав в ответ «нет», они уселись на террасе, чтобы насладиться охлажденными напитками, пока не подоспе ли другие. Должны были приехать сестры Люка, Фиона, Минерва и Луиза, молодой лорд Киркпатрик и двое его друзей, а также Реджи и брат Амелии Саймон. И три их кузины — Хизер, Элиза, Анджелика — вместе со своими друзьями.

Экипажи подкатили к крыльцу, гости присоединились к ним на затененной террасе — количество явившихся на пикник достигло внушительных размеров, и все смеялись, болтали и веселились.

Люк смотрел на них со смешанным чувством. Он был рад, что две его самые младшие сестры, Порция и Пенелопа, остались дома в Ратлендшире. Они не приехали в Лондон вместе с семьей потому, что это было семье не по карману; после своей недавней победы он стал подумывать о том, не послать ли за ними, но им было четырнадцать и тринадцать лет, и они не могли прервать занятий. Пенелопа уж точно сидит, уткнувшись носом в какую-нибудь толстую книгу, зато Порция в такой погожий день, как сегодня, наверняка гуляет с его призовой сворой гончих. Будь они здесь, на этом пикнике, ему пришлось бы не сводить глаз с обеих и терпеть их непрестанное и зачастую язвительное поддразнивание. И очень хорошо, что эти две остроглазые надоеды благополучно остались дома.

— Люк!

Голос Амелии вернул его на виллу Мертон; он прищурился и увидел ее силуэт на фоне солнечного света, заливавшего лужайку. На ней было платье из тонкого муслина, очень подходящее для жаркого дня; яркое солнце делало ткань прозрачной, отчего были видны четкие очертания ее восхитительной фигуры.

Ему пришлось глубоко втянуть в себя воздух, прежде чем он смог оторвать от нее взгляд. Она склонила голову набок, глядя на него, и на губах ее заиграла легкая улыбка. Она кивнула ему на тарелку.

— Идите поешьте.

Он встал — медленно, чтобы сковать голод, внезапный, яростный, неожиданно насущный. Он и не заметил, как дошел до такого состояния, когда чуть-чуть его пришпорь — и он ринется вперед.

Он подошел к ней; справа от нее была открытая дверь в столовую, где было подано угощение. Многие гости наполняли свои тарелки, непрестанно болтая и смеясь, другие, держа тарелки в руках, направлялись к стульям и столам, расставленным на лужайке.

Взяв тарелку у Амелии, он встретился с ней взглядом, в ее синих глазах был вопрос. Свободной рукой он поймал ее пальцы и поднес к губам. Позволил ей — и только ей — увидеть истинную природу голода, горевшего в его темных глазах.

Ее глаза затуманились от желания. Но он быстро отпустил ее руку, повернулся к столу и спросил:

— Итак, что же здесь самое вкусное?

Она, хмыкнув, спокойно сообщила ему, что особенно хорошо блюдо из виноградных листьев с начинкой.

Они наполнили тарелки и присоединились к гостям на лужайке. Следующий час пролетел в легкой болтовне. Хорошее общество, превосходная еда, тонкие вина, яркий солнечный день… Среди собравшихся не было ни соперничества, ни напряжения — все расслабились и с удовольствием проводили время.

Наконец, утолив голод, более молодые из гостей решили прогуляться к реке. Садовая дорожка выходила на сельскую дорогу, ведущую к берегу. Саймон, Хизер и Анджелика знали, куда идти. Общество поднялось, трепеща муслиновыми оборками и зонтиками, украшенными рюшами, молодые джентльмены бросились помогать барышням.

— Спешить ни к чему, — посоветовала им Луиза. — До отъезда у нас еще несколько часов.

Улыбаясь, Минерва кивнула в знак разрешения. Молодежь плотной группой двинулась через сад. Хизер и Элиза повернулись к Реджи:

— Пойдемте с нами — мы хотим услышать все о парике леди Моффет. Он действительно слетел с нее на скачках?

Всегда готовый посплетничать, Реджи позволил себя увести.

Люк посмотрел на Амелию:

— Пойдемте?

Глаза ее задумчиво блеснули.

— Почему бы и нет? Пойдемте.

Он помог ей встать. Они не собирались тащиться в такую даль, к реке, но, всячески делая вид, что неохотно выполняют свой долг — присматривать за молодыми родственниками, которые вовсе не нуждались в присмотре, — они пошли вслед за всеми.

Лужайка осталась позади. Когда дом скрылся за деревьями, Люк остановился на перекрестье дорожек. Молодежь впереди разбилась на группки по три-четыре человека, они шли, растянувшись по золотым полям, к далекой зеленой ленте реки.

Они услышали голос Саймона — он обсуждал с Анджеликой вероятность увидеть семейство драчливых уток, которых они видели в прошлый раз.

Люк взглянул на Амелию, в ожидании остановившуюся рядом с ним.

— Вы хотите увидеть реку и этих уток?

Она поморщилась.

— Я все это уже видела.

— В таком случае где тут сад? Может быть, нам удастся найти то дерево, с которого я свалился, когда был здесь в последний раз?

Она показала на дорожку, уходящую налево.

— Уверена, что сливы уже созрели.

Он пошел за ней.

— Я собираюсь испробовать вовсе не сливы.

Не останавливаясь, она бросила на него надменный, вызывающий взгляд.

Он улыбнулся.

Сад был раем для соблазнителя — большие старые деревья в густой листве, окруженные высокой каменной стеной, — он был достаточно далеко от дома и дорожки, ведущей к реке, так что маловероятно, чтобы сюда забрел кто-то посторонний.

Здесь, среди деревьев, их нельзя было увидеть, не войдя в сад. Амелия оказалась права — сливы уже созрели. Люк сорвал одну. Увидев, что Амелия смотрит на него, протянул ей ягоду, себе сорвал другую.

— Замечательно.

Он откусил кусочек и посмотрел на Амелию; она опять оказалась права — нагретый солнцем плод был божествен. Она проглотила сливу, закрыв глаза в предвкушении; красный сок окрасил ее губы.

У него дух захватило, на мгновение он ослеп. Наконец, вздохнув, он поднял голову и увидел у нее за спиной венчающее сад великолепное для их целей сооружение.

Это была маленькая беседка, которую поставили в центре сада для любителей уединения. Сад раскинулся на склоне холма, и из беседки открывался вид на дальние поля и реку, но деревья, окружающие ее, скрывали этот домик от любопытных глаз.

Многие виллы Мертонов строились джентльменами для своих любовниц! Люк с радостью воспользовался удачными затеями предшественников, но при этом не мог сказать, дол го ли он выдержит, не прикасаясь к своей прекрасной спутнице, и хотя трава под деревьями высокая и густая, а упавших плодов еще мало, цветные пятна на дамском платье стали бы весьма красноречивым свидетельством их занятий.

Он кивнул на беседку. Говорить ему ничего не пришлось — ей не терпелось так же, как и ему. Амелия пошла вперед. Подобрав подол платья, она поднялась по трем низким ступеням, улыбнулась, вошла и уселась на мягкий диван, поставленный так, чтобы можно было любоваться пейзажем.

Она посмотрела на Люка вопросительно и с вызовом. Он секунду помедлил в дверях, а затем шагнул к дивану.

Но было не так, как она ожидала. Он не сел рядом с ней — он уперся коленом в подушку, обхватил ладонями ее лицо и впился в нее губами.

Он был не склонен вести вежливые игры, притворяться, будто между ними еще осталось какое-то пространство. После поцелуев, которыми они обменялись пять дней назад, преграды рухнули — не только ее губы, но вся она целиком теперь принадлежала ему, если бы он этого захотел. Он это знал, и она тоже.

Она ответила на поцелуй пылко, как всегда. Губы ее раскрылись, теплые и зовущие. У этих губ был вкус сливы, и, опустившись на подушку, он впитывал в себя этот вкус.

Оба были голодны, отчаянно голодны, так почему бы им теперь не насытиться вволю?

Некоторое время они только этим и занимались, утоляя аппетит, пробудившийся, но оставшийся за эти пять дней неутоленным. Но этого было мало, чтобы утолить его голод. Или ее.

Он был так захвачен поцелуем, что не заметил, как она — не в первый раз — взяла на себя роль лидера. Расстегнула на нем рубашку и обнажила его грудь. Сначала ему стало холодно, но это ощущение быстро улетучилось — она прикоснулась к нему ладонями, чем потрясла его до глубины души.