— Остался ковер, его необходимо привести в порядок.

Колин протестующее замахал руками:

— Не могу, дружище! Я уже полностью вымотан! — Казалось, он готов расплакаться. — Она просто чудовище! — шепотом добавил приятель.

Эйдан чуть улыбнулся:

— Приступай, дорогой! Нам ведь нельзя звать прислугу на помощь, не так ли?

Колин не желал сдаваться:

— Но… я никогда в жизни не занимался уборкой!

Эйдан выгнул бровь:

— Стойло своего коня убирал?

Колин пожал плечами:

— Может, один раз, мальчишкой.

— Принцип тот же. Соскреби грязь. Остальное смой щеткой.

Точно так же он поступил с Мелоди, если подумать. Может, все-таки обращаться с детьми не так уж и сложно.

Час спустя Эйдан тоже готов был сдаться. Однако он где-то нашел силы упрямо продолжать наводить порядок, решив довести это безумие до конца. Наконец с трудом выпрямился.

— Вот так. Кажется, все.

Колин чуть подался вперед на своем месте в кресле у камина, где он сидел, куря табак Эйдана и смакуя его бренди, не предпринимая ровным счетом никаких попыток помочь приятелю. Он критически осмотрел результат усилий Эйдана заплести девочке косу:

— Ты куда смотрел? Эйдан, ты явно дал маху!

Эйдан взглянул туда, куда указывал приятель, и чуть не расплакался при виде длинной темной пряди, которая свисала со щеки. Поскольку взрослые мужчины не плачут, то он сделал то, что положено им делать, — гневно нахмурился.

Мелоди захихикала и передразнила мрачное выражение его лица, почти сдвинув свои тонкие бровки и воинственно выпятив кругленький подбородок. Эйдан сомневался, что это выражение его красит, но у нее получилось просто очаровательно. Он с трудом подавил желание растечься сладким сиропом. Колину явно тоже пришлось непросто: прежде чем он успел отвернуться (якобы закашлявшись), Эйдан успел заметить на его лице настоящее обожание.

— Бланманже, — ворчливо пробормотал он.

— На себя посмотри! — парировал Колин. — Таешь, как воск, а косичку заплел наперекосяк.

Оба глухо зарычали, удовлетворенные тем, что исполнили свой мужской долг, упрекнув друг друга в излишней чувствительности.

— Блестящее подражание, — лениво проговорил Колин. — Вид у нее был просто первобытный, точно как у тебя.

Колин просто дразнил его, но Эйдан ощутил укол тревоги и неуверенности в себе. Мелоди перекинула косичку вперед и осмотрела ее.

— Ты дал маху, дядя Эйдан, — спокойно сообщила она. — Тут все наперекосяк.

Он заморгал, услышав столь вульгарные выражения от малютки, и в панике посмотрел на Колина. Увы: его друг уткнулся в рюмку с бренди и тихо фыркал. Эйдан откашлялся и посмотрел на Мелоди:

— Видишь ли, малышка, не положено говорить «дал маху» и «наперекосяк». Это неприлично.

Она изумленно заморгала своими голубыми глазищами.

— Но ты сам так говорил, дядя Эйдан. И дядя Колин тоже!

— Э-э… Ну, нам не следовало так выражаться. Иногда джентльмены произносят плохие слова, но им не следует этого делать там, где их могут услышать леди. Я глубоко об этом сожалею и уверен, что дядя Колин — тоже.

Фырканье у камина стало громче, и тогда он чуть повысил голос:

— Но ты должна помнить, что леди никогда не могут позволить себе просторечных высказываний.

Мелоди моргнула:

— А я — леди?

Эйдан улыбнулся:

— Тут нет никаких сомнений. Разумеется.

Дочь Джека — законная или нет — получит хорошее воспитание. Правила общества были более снисходительны к «побочным» дочерям, нежели к сыновьям, особенно если отцы таких дочерей открыто признавали.

Что Джек сделает сразу же, как вернется, иначе Эйдан будет его колотить, пока этого не произойдет.

Обрадованная Мелоди мечтательно обдумывала свой новый статус:

— А у ледей красивые платья?

Эйдан улыбнулся. Она женщина до мозга костей. Хоть и малютка.

— Конечно. Самые прекрасные.

Девочка широко улыбнулась, демонстрируя ямочки на щеках.

— А ледям дают бисквиты?

Эйдан рассмеялся:

— Обязательно. Как же иначе?

— А у ледей есть котенок?

Эйдан поймал себя на том что согласно кивает:

— Да, самый игривый и пушистый.

Колин громко расхохотался, а Эйдан поспешил уточнить свое необдуманное обещание:

— Знаешь, Мелоди, по-моему, мы не о том говорим…

Малышка одарила его ангельской улыбкой и обняла за шею:

— Спасибо, дядя Эйдан!

Если Колин не прекратит фыркать в своем углу, его придется окунуть в холодную ванну. Эйдан не собирается поддаваться этой хитрой лисьей мордочке, которая вытягивает из него нескончаемые обещания.

Однако он снова почувствовал, что сердце у него тает, и мог только беспомощно хмуриться на приятеля, который бессильно валялся в кресле, задыхаясь от хохота.

— Было так смешно смотреть, как ты пускаешь пузыри от умиления!

— Бессердечный нахал!

— Бесхребетный дурень!

Эйдан встал. Мелоди продолжала висеть у него на шее, а ее ножонки еле видны были из-под длинной ночной сорочки. Он подхватил ее одной рукой и неловко погладил по головке:

— Значит, ты получишь котенка, как только…

«Как только твой папа вернется домой».

Но это обещание не годилось, потому что они ничего не будут знать точно до возвращения Джека.

—…как только мы тебя устроим как следует. Нельзя ведь брать котенка в эту комнату, верно? Ему надо играть на улице.

Мелоди зевнула, секунду подумала над его заявлением, и согласилась, уютно устраивая головку у него на плече:

— Белый… котенок…

И тут же заснула прямо у него на руках! Эйдан почувствовал, как его сердце на мгновение дало сбой: девочка вдруг странно потяжелела, расслабившись и прижавшись к его груди.

Это ощущение совершенно не походило на то, когда он держал ее, такую разговорчивую, на руках. Бодрствующая Мелоди была похожа на туго сжатую пружину, в любое мгновение готовую распрямиться. Она была шумная, деятельная, полная энергии. Спящая Мелоди казалась такой крошечной и беспомощной, а ее младенческое личико было безмятежно спокойным. Даже отмытые ножонки малышки были мягкими и слабыми, а пальчики на них походили на маленькие розовые горошины.

Странные чувства охватили его. Ощущение растерянности — что ему теперь делать? — смешивалось с чувством безумной гордости из-за ее безусловной веры в него. Никто и никогда не обличал его таким абсолютным доверием!

Это казалось удивительным и пугало. Как он сможет оправдать такое? Эйдан уставился на Колина.

— Это наша ошибка, — прошептал он отчаянно. — Мы не справимся. Нам надо ее вернуть!

Колин хмыкнул:

— Кому же? Ты считаешь, что ее лучше было бы сдать на хранение в переполненный приют?

Эйдан в панике пытался что-нибудь придумать.

— Нет. Не туда. В школу!

Колин скрестил руки на груди.

— Ее только что отняли от груди, а ты хочешь отправить ее учиться? Ты в своем уме?

Эйдан покачал головой:

— Кажется, нет. — Боже, но какой-то выход должен быть! — А если мы сделаем что-то не так? Что, если мы ей что-то сломаем? Девочка такая хрупкая!

Колин обжег его презрительным взглядом:

— Трус!

— Ш-ш! — Эйдан уложил Мелоди на громадную кровать. На широком матрасе она была похожа на фарфоровую куколку. — Спи, малышка.

Он накрыл ее малиновым одеялом и с трудом справился с желанием нежно поцеловать малышку в лоб. Ему нельзя к ней привязываться! Он не может себе позволить так усложнить свою жизнь.

А потом вдруг неожиданно сдался и, наклонившись, прикоснулся губами к пушистому завитку у нее на виске. Выпрямившись снова, он бросил на Колина гневный взгляд, предостерегая от насмешек над своим поступком.

Мгновение приятель молча смотрел на него, а потом перевел взгляд на Мелоди, которая уютно посапывала, сжав пальчики у себя под подбородком.

— О чем думала ее мать, когда выбросила ее на улицу? — пробормотал он с нескрываемым гневом.

Эйдана это удивляло меньше.

— В Лондоне бессердечных женщин больше, чем сорняков в саду, — заявил он, презрительно хмыкнув.

Например, прелестная вдовушка Мэдлин. Мэдлин, чьи темные глаза были полны тайн и обмана, Мэдлин с ее неискренними прикосновениями и лживыми губами…

Но он уже давно не думает о ней. Он уже много лет назад избавился от ее отравы.

Выгоняя Колина из спальни и уныло смиряясь с тем, что спать ему придется на диване, он решительно отогнал от себя мысли о Мэдлин и о нелепых новых подозрениях относительно происхождения Мелоди.

По крайней мере он попробовал это сделать.

Глава 4

Далеко от Лондона некий мужчина собирался отправиться в путь. Он приказал оседлать ему коня: у него больше не было достаточно комфортабельной кареты, в которой он мог бы ездить с тем удобством, к какому привык.

Он лишился всего. Теперь он жил в привратницкой у своих собственных ворот. Дом превратился в выжженные руины, а фермы пришли в полный упадок. У него не было денег на столь масштабное восстановление. К тому же скопилось немало долгов.

Он надел свой лучший костюм для верховой езды (благодаря его нелюбви к этому занятию тот оказался поношен только в таких местах, которые никто не заметил бы) и приказал лакею, который на самом деле был всего лишь младшим конюхом, но теперь выполнял обязанности камердинера, упаковать вещи в кожаные сумки, крепившиеся к седлу.

Когда ему привели коня, он, поморщившись, сел в седло. Он не любил ездить на лошадях, но мужчину, едущего верхом в Лондон, могли бы счесть за энергичного человека, слишком молодого и нетерпеливого, чтобы терпеть скучную дорогу в карете.