Селеста Брэдли - Соблазнить шпиона

– Ты притворяешься, будто не хочешь меня, но я не девственница, Уиндем! Я знаю, когда мужчина хочет женщину!

– Могу вообразить, что ты это знаешь, – хрипло сказал он. – Могу вообразить, что это для тебя служит сигналом поступать хуже всего!

Она вздернула подбородок.

– Я тебе ничего дурного не сделала. С самого первого мгновения, когда мы были вместе, я говорила тебе только правду. Если ты этого не понимаешь… ну, тогда делать нечего.

Своими большими руками он схватил ее за плечи, не больно, но и не нежно.

– Ты права. Я хочу тебя. Я хочу заглянуть в твою душу, добраться до правды, но ты меня туда не пускаешь.

Он сжал ее крепче, и тут она слегка вскрикнула от боли, потому что плечо все еще побаливало после приключения в саду. Он ослабил хватку, но не отпустил ее.

– Если ты не откроешь ворота, – сказал он, и голос у него был низкий и угрожающий, – то мне придется взять их силой.

Он притянул ее к себе и впился губами в ее рот. Алисия поцеловала его в ответ, так же сердито, такая же потерянная, такая же одинокая.

Уиндем отпустил ее, чтобы обнять как следует, а она обвила его шею руками, удерживая его губы на своих.

Потом – твердый пол и ковер под ее голыми ягодицами, потому что он задрал ее юбки.

Она откинула голову и застонала, когда он резко вошел в нее. Но она уже была влажная от желания, и он доставил ей больше удовольствия, чем боли.

Она уцепилась за него, а он свирепо накидывался на нее, снова и снова штурмуя ее ворота. Ее захватило наслаждение, и страстное желание, и сумасшедшее, удивительное чувство благодарности за то, что ее захватывают, что она беспомощна в руках сильного мужчины, ее могучего любовника, что она в его власти.

Она впустила его, она позволила себе принадлежать ему, полуголая, и смущенная, и жаждущая, но он не мог ничего разглядеть за своими собственными преградами.

Она отдавала себя снова и снова, была его богиней и его шлюхой, его любовью и творением его сладострастия, стремясь показать ему, что нет никакой другой Алисии, что он может владеть всем, что у нее есть, но он ничего не видел.

Он проник в нее последний раз, вздрогнул, всхлипнув от ненависти к себе, и скатился с нее, и она снова смогла дышать. Он встал и, повернувшись к ней спиной, застегнул панталоны.

Алисия оправила юбки и постояла отвергнутая, потом глубоко вздохнула.

– Это помогло тебе решить проблему? Ты разглядел что-то внутри меня?

Он потер лицо обеими руками, но на нее не посмотрел.

– Там, внутри, нечего видеть.

Она отшатнулась, боль пронзила сердце. Он продолжал:

– Сделка расторгнута. Я заплачу вам за оказанные услуги. Я хочу, чтобы вы уехали через час. – Он направился к двери, потом остановился. – Вам нечего на это сказать?

Алисия встала перед ним, прижавшись спиной к двери, она преградила ему выход.

– О да. Лучше бы вы поверили, что мне есть что сказать на это.

Алисия сощурила глаза и выпрямила спину. Может быть, она и влюблена в красивого идиота, но это не значит, что она не может показать ему свой характер.

– Я старалась перевести на понятный язык каждое ваше движение и каждое сказанное и не сказанное вами слово, и я все поняла. Вы на самом деле не хотите, чтобы я уезжала. Если вам есть что сказать мне, найдите для этого свои собственные слова.

Стентон стоял в жестком молчании. Алисия слегка изменила позу и провела кончиками пальцев по пуговицам его жилета.

– Одно слово, которое вам нужно сказать, – «останься».

Он хотел, Господи, он хотел этого больше всего на свете. Только если он это сделает, если он решит поверить, если он спросит…

Что, если она не любит его? Что, если однажды, когда физическое влечение пройдет, она отвернется от него? Ему не хватит мужества жить, будучи оставленным женщиной вроде нее. Что, если он не сможет поддерживать в ней огонь, горящий только для него?

«Останься».

Но слово не произносилось. Ее глаза, полные настороженного ожидания и готовые обещать ему так много, медленно гасли. Весенняя зелень сменилась холодным нефритом. Он наблюдал за ней, не в состоянии прекратить ее страдание. Нет. Она не настоящая.

– Как вы можете смотреть мне в глаза и не верить? – прошептала Алисия; – Как вы можете знать обо мне так много и не знать, что я люблю вас? – Она откинула голову назад. – Вы так зависите от вашего единственного чувства, что не доверяете никому, даже своим товарищам.

Так, значит, она и это знает.

– В какие другие чувства вы предлагаете мне поверить? Она посмотрела на него, пытаясь вложить свою душу в этот взгляд.

– Вот в такое. – Встав на цыпочки, она поцеловала его со всем пылом и страстью, наполнявшими ее. Его губы не ответили на ее поцелуй. Непролитые слезы саднили ее горло. Она отвела губы, опустилась на пятки и, задержав лоб на его неподвижной груди, признала свое поражение. – Вы настоящий ублюдок, лорд Уиндем, – прошептала леди Алисия.

Она глубоко вздохнула, выпрямилась и, не скрывая своей боли, встретила его взгляд.

– Вы можете верить всякой лжи обо мне, милорд. Это ни на йоту не изменит правды. Надеюсь, однажды вы это поймете, и, если вы так же не поверите и какой-нибудь другой женщине, боюсь, вам суждено навсегда остаться таким же одиноким и озабоченным, как сейчас.

Она поднесла руку к его лицу, но остановилась, заметив, как он окаменел. Склонив голову набок, она слабо улыбнулась, не обращая внимания на слезы, которые хлынули из ее глаз.

– Вы заслуживаете лучшего. – Она отступила назад и отвернулась, потом оглянулась на него. – Чаще всего.

– Куда вы пойдете?

Она надела накидку.

– Я ухожу. Это все, что я собираюсь вам сказать. Вы ведь думаете, что моя маленькая охота была затеяна исключительно для того, чтобы поймать и унизить вас, разве не так? – Потом она резко повернулась. – Надеюсь, вы будете присматривать за его высочеством. Просто на всякий случай.

Уиндем холодно посмотрел на нее:

– Принца-регента хорошо охраняют, как всегда.

Алисия опустила бы плечи, но холод в глазах ее любовника, кажется, сделал ее позвоночник стальным.

– Тогда прощайте, милорд. Деньги можете отправить моей семье…

Каким-то образом она это сделала. Каким-то образом она открыла дверь и вышла, ощущая, как сердце тянут тысячи нитей, связывающих ее с ним. Каким-то образом она продолжала идти по холлу и спустилась по лестнице, пока не оказалась, ослепленная ярким солнечным светом, на крыльце особняка.

К ней подошел слуга:

– Могу я помочь вам, миледи?

Она улыбнулась ему, хотя и не могла рассмотреть его как следует сквозь туман слез.

– Мне нужен экипаж до Лондона. Полагаю, лорд Уиндем оплатит.

Она вернется в Лондон, к Милли. Потом они с Милли исчезнут и будут вне досягаемости Уиндема. Как он и хотел.

Она не настоящая. И никогда не была настоящей.

Но боль осталась. Стентон не мог дышать, в глазах у него потемнело. Он заставил свои легкие работать, заставил свои ноги двигаться, заставил свой голос обрести нормальные интонации, а не звериный вой, который рвался из его горла.

Она не настоящая.

Но вред, который она нанесла, навсегда останется с ним. Он чувствовал, как потребность в ней прокладывает свой путь к его сердцу, разрушая по пути все барьеры.

Нет. Если он признает потребность в леди Алисии, то окажется открыт для всего, чего избегал всю жизнь. Все, чем он был, все, что он создал и называл своим «я», изменится.

Такой человек, как он, никогда не влюбится в кого попало.

Такой человек, как он, никогда не влюбится. Никогда.

Любовь – реальна, это он знал. Любовь – это зверь, который хватает в зубы лучшую часть натуры и трясет до смерти, как терьер – крысу.

Он видел смертельную силу любви и то, как она подавляет и топит человека, как буря на море, где нет ничего надежного, за что можно ухватиться, и земли вблизи не видно.

Любовь не победит его. Он слишком много потрудился над тем, чтобы преодолеть вечную потребность человека быть любимым. Он обрел свое место в мире – необходимый и уважаемый, хотя никогда никем не любимый.

Теперь все летело в тартарары.

Как будто нечто в ее взгляде пробудило в нем какое-то особое чувство. Он стал оглядываться вокруг себя и увидел, что его окружает любовь.

Любовь его матери, безнадежная, тоскующая, полная сожалений. Любовь его наставника. Любовь его отца к нему, выразившаяся всего лишь в сухом твердом рукопожатии на смертном одре, перед тем как он отошел в мир иной.

– Уиндем, ну и вид у тебя. – В богатом оттенками сочном голосе принца-регента звучало беспокойство.

Уиндем в ужасе посмотрел на Георга. И увидел в глазах принца за обычной лукавой насмешкой выражение искренней озабоченности.

Любовь.

Стентон опустил голову на руки. Как он может победить это пагубное чувство? Как ему противостоять искушению погладить руку своей матери, похлопать Георга по плечу, провести кончиками пальцев по мокрой от слез щеке Алисии?

– Мне конец, – прошептал он.

Георг тяжело опустился в кресло рядом со Стентоном.

– Допустим. Она милая маленькая кокетка, конечно. Это есть. Но с тобой могло бы случиться что-нибудь похуже, чем отдать сердце женщине вроде этой.

– Она лгунья.

Георг фыркнул:

– Что ты говоришь? Да такие все, кого я когда-нибудь встречал. Мы все создания лживые. Я давно решил не слышать лжи. Я вижу за ней страх. Вот почему люди лгут, знаешь, – это из страха. Страх, что их поймают на ошибке, страх, что их отвергнут, страх, что кто-нибудь обнаружит их слабость, и мелочность, и злобность, как и у всех других. И все такие же одинокие.

Стентон удивленно посмотрел на Георга. Его монарх – человек неглупый, это он знал, просто чрезвычайно несчастный и бунтарь. При этом Стентон постоянно забывал, что именно Георгу удалось изменить Лондон своей любовью к прекрасным искусствам и архитектуре. Это Георг полюбил и женился на самой неподходящей женщине, какую только можно себе представить, на Марии Фицгерберт, в страстном порыве быть именно тем мужчиной, каким он и был, даже если преданного долгу принца-регента позже заставили расторгнуть союз ради политического брака с женщиной, которая вызывала у него лишь неприятие.