Почему она с ним держится так скованно? Они расстались, поссорившись? Или он разбил ей сердце? Она не ответила на поцелуй так, как он рассчитывал. Да, она охотно приняла его, но в ней чувствовалась какая-то робость. Возможно, это из-за того, что они не виделись уже очень давно. Он надеялся, что поцелуй этот разбудит его память, но еще больше он хотел просто поцеловать ее, узнать, как это на него подействует.

От этого поцелуя у него чуть пол не ушел из-под ног. Подобного он не испытывал раньше ни с одной женщиной. Ни одна не пробуждала в нем желания немедленно предаться удовольствию. Ему не хотелось, как с другими женщинами, затевать флирт, оттягивая развязку. Он хотел подхватить ее и отнести наверх, в свою спальню. Хотел оказаться с нею в таком месте, где их наверняка никто не побеспокоит. Он почти забыл, что привело ее в Грантвуд Мэнор.

Когда-то они уже были близки. Заметит ли она его неуверенность? Были ли у них в ходу какие-то особенные, понятные только им шутки? Нравилась ли ей какая-то поза больше других? Что ей не нравилось? Поймет ли она по его действиям, что он совсем ее не помнит?

Что он знал о ней? Что знала о нем она?

Неосведомленность за каких-то несколько часов едва не свела его с ума. Ему следовало поговорить с ней откровенно, все рассказать. Тогда она уже не будет так очарована им. По крайней мере, когда узнает правду. Что он может дать ей? Брак? Свою фамилию?

Напряжение, пронизывавшее столовую, было почти невыносимым. Все ждали подтверждения его возвращения к нормальному состоянию. Родственники из кожи вон лезли, чтобы втянуть в разговор его и мисс Доусон. Родственники, которые в любом обществе чувствовали себя как рыба в воде, сегодня оказались в тупике. У Айнсли язык без костей, мать же считала себя настоящим мастером обходить острые углы и избегать скандалов — когда ей это было выгодно, при этом незаметно, исподволь заставляя собеседников открывать ей свои самые темные секреты — если это было ей интересно. За обедом мисс Доусон заикалась, как школьница на первом чаепитии.

Она все время ерзала на стуле, явно желая оказаться где-нибудь в другом месте. Она избегала его прямого взгляда, больше рассматривала свой столовый прибор и посуду, как будто в первый раз увидела фарфор и столовые ножи и хотела разгадать загадку каждого из этих предметов.

Своим настырным взглядом он заставил ее почувствовать себя неловко, но отвести от нее взгляд было невозможно.

Не помогала и адская боль в ноге. Доходило до того, что само прикосновение брюк к ноге становилось невыносимым. Верховая езда была настоящей пыткой, но он отчаянно хотел вырваться оттуда. Мать считала, что он должен жениться на девушке, которая служила постоянным напоминанием о том, что он потерял.

Но он не мог жениться на ней, не открыв всей правды о своем недуге (было бы несправедливо по отношению к ней не сообщить, что он — неполноценный человек), и тогда она стала бы смотреть на него с жалостью, что он так ненавидел. Возникнут и другие сомнения. Что, если потеря памяти была связана не с войной, а с каким-то внутренним недостатком — возможно, с безумием?

Пошел дождь. Капли застучали по пальто, выбивая мерную дробь, и от этого цокот копыт, споро уносящих его от Грантвуд Мэнора, становился еще призрачнее. Ему хотелось оказаться от него как можно дальше, скакать еще быстрее. Но он знал, что ему придется вернуться и сделать выбор. Даже если они не поженятся, он должен будет заняться устройством судьбы мальчика и ее самой. Какая жизнь ее ждет? Мужчины будут смотреть на нее как на потаскуху. Никто не захочет взять ее в жены. Стивен обречет ее на одинокую жизнь. Она заслуживает лучшего.

Разве нет? Все его выводы были основаны на нескольких часах наблюдений за ней. Что ему на самом деле было о ней известно? Вдруг Айнсли лучше ее понял? Мысли его затуманивались с тех пор, как он очнулся в том чертовом военном госпитале.

Он направил лошадь на холм. Наверху натянул поводья, остановился и спрыгнул с лошади. Правая нога его подогнулась, и колено врезалось в землю. Всю ногу как будто обожгло огнем, и он взревел от боли и обиды громче грома, который в ту же секунду прокатился по небу. Он погладил ногу, пытаясь облегчить боль, но от прикосновения она только усилилась, как будто он вонзил в ногу нож.

Ему не были бы так ненавистны шрамы и боль, если бы он знал, что тот, кто это с ним сделал, получил не меньше.

Совсем недавно он уже почти перестал думать о загадке последних двух лет. Он не смог их вернуть, но, может быть, просто не хотел этого. У него было одно желание: выздороветь и зажить собственной жизнью. Но потом появилась мисс Доусон — Мерси, — и вдруг эти последние два года стали невыносимо важными. Какие еще тайны скрывало прошлое в своих темных глубинах? Были ли другие дети, другие женщины, которых ему стоило помнить? Или она была единственной?

Всего одна ночь с одной женщиной. Маловероятно. По крайней мере, для двух лет. С его неуемным аппетитом на женщин. До пробуждения в госпитале на убогой койке он и ночи не мог провести без какой-нибудь соблазненной им красавицы. Она ожидала, что он откажется от еженощного веселья?

Вынужденный брак не мог быть целью его жизни. Он подозревал, что и ее тоже. Она, наверное, мечтала о прочувствованных признаниях и преклоненном колене. Стивен же намеревался умереть холостяком. У него не было ни титула, ни богатств — ничего, что можно было бы оставить наследнику, которого у него тоже не было.

Но неожиданно у него появился сын. И женщина, чье доброе имя он очернил своими поступками.

Проливной дождь не мог смыть сомнения и бремя ответственности. Ему придется принимать решение. Завтра он сделает предложение мисс Доусон. Наверняка это будет нетрудно. Поцелуй в библиотеке показал, что между ними пробежала искра, которая при должном подходе может превратиться в ревущее пламя. Быть может, как только она узнает о его благородных намерениях, их отношения снова станут непринужденными, как прежде? Возможно, если притвориться, что все хорошо, все на самом деле наладится.

С трудом превозмогая боль, он стал на обе ноги. С такой ногой он без трости превращался в настоящего калеку. Пытаясь удержать равновесие, он сделал шаг к лошади. Та испуганно шарахнулась в сторону. Он чертыхнулся и попытался ее приманить. Но в этот миг в небе снова громыхнуло, и лошадь бросилась наутек.

Запрокинув голову, он подставил лицо под хлесткие струи дождя. При все усиливающейся боли в ноге он не дойдет до Грантвуд Мэнора. Без лошади не обойтись. И зачем вообще его черт дернул слезать с нее? Пульсирующая боль, которую он чувствовал, сидя в седле, была ничем по сравнению с тем, что он испытывал теперь.

Собравшись с духом, Стивен сделал глубокий вдох и, пытаясь не обращать внимания на сжигающий ногу огонь, поковылял вслед за лошадью.


— Что ты думаешь о девочке? — спросила Тесса Сеймур, герцогиня Айнсли.

— На холсте она будет смотреться замечательно.

Герцогиня, сидевшая за туалетным столиком, повернулась и посмотрела на юного светлокудрого Адониса, лежавшего в ее кровати в ожидании, когда она закончит обычные приготовления на ночь. Многочисленные кремы, которыми она умащивала лицо, шею и руки, помогали ей не выглядеть на свои сорок семь.

— Лео!

Она не стала скрывать, что его ответ ей не понравился. Он требовал предельной откровенности в их отношениях. Поначалу это ее пугало, но теперь она понимала, каким мудрым было это решение. Это давало ощущение свободы, и постепенно она поняла: что бы ни произошло, он всегда ее простит, несмотря ни на что.

Он пожал плечами.

— Думаешь, она может его спасти?

— Я надеюсь на это. Он выглядит таким потерянным! Хоть Вестклифф и Айнсли ничего не говорят, я знаю, что они винят себя за то, что случилось со Стивеном. В конце концов, это же они купили ему офицерский чин!

— А королева отправила его туда, куда отправила. Никто не мог предположить, что конфликт с этой чертовой Россией перерастет в затяжную войну.

Что верно, то верно. Газеты переполняли репортажи с театра военных действий. И списки погибших. Бесконечные списки. Телеграф как будто уменьшил мир. Никогда еще известия о войне не приходили так быстро.

Увидев его имя в списке погибших, она чуть не умерла от горя. Мать не должна иметь любимчиков среди детей, но он у нее был любимым сыном. Стивен. Она любила его отца всем сердцем, всем своим естеством. Граф Линнфорд. С ним она состояла в тайной любовной связи, когда была замужем за графом Вестклиффом. Стивену она так и не рассказала, кто его настоящий отец.

Когда он был маленьким, ее останавливал стыд. Когда он повзрослел, страх навсегда замкнул правду в ней.

Даже Линнфорд об этом не знал. Но, поскольку Вестклифф перестал бывать в ее постели сразу после того, как она объявила, что носит их первого ребенка, да так и не вернулся туда даже после рождения наследника, у нее не было сомнений относительно отцовства Стивена.

С известием о смерти Стивена она отправилась к Линнфорду.

— Ты должен ехать в Крым. Привезти его тело. Я не оставлю его так далеко от дома.

— Тесса, он хотел бы, чтобы его похоронили рядом с теми, кто сражался вместе с ним.

— Мне все равно, чего он хотел. Называй меня эгоисткой, но сейчас меня интересует только то, что хочу я.

— Это бессмысленная затея.

И она рассказала ему то, что дала себе слово сохранить в тайне от всех.

— Он твой сын.

Пока он плакал, она обнимала его. В один короткий миг она и дала ему сына, и отняла.

Линнфорд признался, что у него возникали такие подозрения, но он был женат и ему не хватило духу попытаться разобраться в этом.

Однако она не считала его трусом. Она считала его человеком, который стремится не причинять боли тем, кого любит.

Когда Линнфорд уже сообщил армейскому начальству, что приедет за телом майора Стивена Лайонса, они узнали, что Стивен жив.