- Я люблю твои руки.

- Я недостоин тебя. Ни один мужчина недостоин. У хороших и плохих мужчин есть пределы того, что они согласны сделать. Даже для любимых. Но для меня не существует ни нравственных норм, ни веры. За исключением тебя. Ты - моя религия. Если ты попросишь, я сделаю все. Ради тебя я буду драться, красть, убивать. Я буду…

- Тссс. Молчи. Боже милосердный! - У нее перехватило дыхание. - Нет никакой необходимости нарушать все заповеди, Кев.

- Ты не понимаешь, - сказал он и отодвинулся, чтобы взглянуть на нее. - Если ты веришь хоть одному сказанному мной слову…

- Я все понимаю. - Ее лицо выглядело таким мягким, таким сострадательным, что казалось почти ангельским. - И верю каждому твоему слову… но не согласна с выводами, к которым ты пришел. - Уин дотронулась ладонями до впалых щек любимого. - Ты хороший человек, один из тех, кто умеет любить. Цыганский барон пытался убить это в тебе, но не преуспел. Потому что ты сильный. Потому что у тебя есть сердце.

Она откинулась на подушки и потянула его за собой. - Отдохни, Кев, - прошептала она. - Твой дядя был нехорошим человеком, но то, что он сделал, следует захоронить вместе с ним. «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Знаешь, что это означает?

Кев покачал головой.

- Оставь прошлое позади и смотри только вперед. Только так ты сможешь найти новую дорогу. Новую жизнь. Так говорят христиане, но, я думаю, это имеет смысл и для цыгана.

В этом было даже больше смысла, чем Уин могла предположить. Цыгане всегда отличались особым суеверием по отношению к смерти и к мертвым. Они уничтожали все имущество ушедшего и как можно реже произносили его имя. Для пользы умершего и для своей пользы, чтобы не позволить ему вернуться в мир живых несчастным призраком. «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Вот только сможет ли он?

- Это очень трудно, - хрипло сказал он. - Очень трудно забыть.

- Да, - крепко обняла его Уин. - Но мы наполним твою память более приятными воспоминаниями.

Кев долго молчал, прижимая ухо к сердцу Уин, слушая его биение и ее ровное дыхание.

- С самой первой встречи я знала, что ты будешь значить для меня, - наконец тихо проговорила Уин. - Ты был диким, сердитым мальчишкой, но я влюбилась в тебя с первого взгляда. Ты ведь тоже что-то почувствовал, правда?

Кев слегка кивнул, наслаждаясь прикосновением к ее телу. Кожа Уин сладко пахла изюмом с возбуждающей женской ноткой мускуса.

- Сначала я решила тебя приручить, - продолжала девушка. - Не полностью. Только чтобы подойти поближе. - Уин провела пальцами по его волосам. - Возмутительный мужчина. Позволить себе украсть девушку, хотя прекрасно знал, что она пойдет за тобой по доброй воле!

- Мне нужны были доказательства, - приглушенно ответил он.

Уин усмехнулась и провела рукой по его волосам. От прикосновения острых женских ноготков Кев чуть не замурлыкал. - Ты их получил сполна. Не пора ли возвращаться обратно?

- А ты хочешь?

Уин отрицательно покачала головой. - Хотя… я бы не отказалась что-нибудь перекусить.

- Я принес немного еды до того, как пошел за тобой.

Маленький шаловливый пальчик обвел контур его уха.

- Какой предусмотрительный злодей! Тогда мы можем остаться здесь на целый день?

- Да, можем.

Уин с удовольствием потянулась.

- За нами не придут?

- Сомневаюсь. - Кев немного спустил простыню и зарылся лицом в ложбинку между ее грудей. - Я убью всякого, кто приблизится к порогу.

Послышался тихий смех.

- Что такое? - спросил Кев, не двигаясь с места.

- Просто я вспомнила обо всех тех годах, когда выбиралась из кровати, просто чтобы увидеть тебя. А когда возвращалась домой, мечтала только вернуться в кровать. С тобой.

На завтрак у них были тосты с сыром: сыр таял на толстых кусках поджаренного хлеба. Завернувшись в рубашку Меррипена, Уин сидела в кухне на низком табурете и с удовольствием наблюдала за игрой мускулов на его спине. Кев наполнял водой небольшую сидячую ванну.

Уин улыбнулась и отправила в рот последний кусочек тоста.

- Похищение и изнасилование пробуждает у девушки аппетит.

- У насильника тоже.

Казалось, маленький и тихий коттедж, это ничем не примечательное место, окружала почти мистическая аура. Уин чувствовала себя зачарованной волшебными заклинаниями. А вдруг ей снится чудесный сон, и она вот-вот проснется в своей девичьей постели? Однако для сна присутствие Меррипена было слишком ощутимым и реальным. Неудобство и небольшая боль служила еще одним доказательством, что мужчина взял ее, обладал ею.

- Теперь всем все известно, - отсутствующим голосом сказала Уин, думая о людях в поместье Рэмси. - Бедный Джулиан. Должно быть, он взбешен.

- А может, его сердце разбито?

Меррипен, одетый в одни штаны, отставил ведро с водой и направился к ней.

Уин сосредоточенно нахмурилась.

- Скорее, он будет разочарован. Думаю, он переживает за меня, но сердце останется при нем.

Девушка прислонилась к любимому: Кев гладил ее волосы, а она прижималась щекой к гладкому, твердому, животу.

- Он никогда не хотел от меня того, что хотел ты.

- Не хотеть мог только евнух. - Дыхание мужчины прервалось, так как Уин поцеловала его в пупок. - Ты ему рассказывала о том, что сказал лондонский доктор? Что ты достаточно здорова, чтобы иметь детей?

Уин кивнула.

- И что ответил Хэрроу?

- Джулиан сказал, что я могу посетить целый легион докторов и получить различные мнения, включая нужное мне. Но с его точки зрения, мне лучше остаться бездетной.

Меррипен поставил ее на ноги и глянул сверху вниз с непроницаемым выражением лица.

- Я не хочу тобой рисковать, но не доверяю ни Хэрроу, ни его мнению.

- Потому что он соперник?

- Частично, - согласился он. - Но это же мне подсказывает инстинкт. Чего-то в нем… не хватает. Что-то в нем не так.

- Возможно потому, что он доктор, - предположила Уин, вздрагивая от прикосновений Меррипена, который снимал с нее свою рубашку. - Мужчины его профессии часто кажутся равнодушными. Иногда даже слишком. Но это необходимо, потому что…

- Дело в другом, - Меррипен повел ее к ванной и помог разместиться в ней. Уин тяжело задышала не только из-за высокой температуры воды, но и из-за своей наготы. В одиночестве в такой ванной было приятно откинуться, но приходилось широко развести ноги для упора. В присутствии другого человека эта поза казалась убийственно неприличной. Скромность девушки пострадала еще раз, когда Кев встал рядом с ванной на колени и начал мыть Уин. Но в его поведении не было ничего похотливого, только забота, и ей оставалось расслабиться от удовольствия, доставляемого этими сильными и успокаивающими руками.

- Догадываюсь, что ты до сих пор подозреваешь Джулиана относительно его первой жены, - сказала Уин, пока Меррипен ее купал. - Но он лекарь, он не может причинять вред, и меньше всего своей жене. - Она замолчала и попыталась прочесть выражение его лица. - Ты мне не веришь. Намерен подозревать его в самом худшем.

- Я думаю, что он считает себя вправе играть жизнью и смертью. Как боги в мифах, по которым вы с сестрой сходите с ума.

- Ты не знаешь Джулиана так, как знаю его я.

Меррипен не ответил, продолжая свое дело.

Через завесу пара она рассматривала его темное лицо - прекрасное и неумолимое, как у вырезанного из дерева древнего вавилонского воина.

- Зря я трачу усилия на его защиту, - уныло произнесла Уин. - Ты ведь никогда не будешь хорошо думать о нем?

- Нет, - признался Кев.

- А если бы ты считал его хорошим человеком, ты бы разрешил ему на мне жениться? - спросила она.

Перед ответом мышцы его горла напряглись:

- Нет. - В словах угадывалась ненависть к себе. - Я слишком эгоистичен для этого. Никогда бы не позволил такому случиться. Если бы до этого дошло дело, я бы украл тебя в день свадьбы.

Уин хотела сказать Кеву, что никогда не мечтала о его великодушии. Она была счастлива - счастлива до дрожи - быть любимой именно так, со страстью, которая не оставляла места ни для чего более. Но прежде чем она успела сказать слово, Меррипен намылил руку и скользнул к самому чувствительному и больному месту между ее бедрами.

Он прикасался к ней с любовью. И с чувством собственника. Ее веки наполовину опустились. Один его палец скользнул внутрь, свободная рука подхватила под спину, и она оказалась в колыбели его твердой груди и плеч. Даже легкое прикосновение вызывало боль. Рана была слишком свежа, тело не привыкло к вторжению, но горячая вода успокаивала, а Меррипен так осторожно шевелил рукой, что она расслабилась в теплой воде.

Она вдыхала утренний воздух, наполненный паром, запахом мыла, дерева, нагретой меди и опьяняющим ароматом возлюбленного. Уин провела губами по плечу Кева, смакуя богатый вкус солоноватой кожи.

Теплые, мягкие, тянущие движения напоминали ленивое покачивание речного тростника. Умелые пальцы быстро обнаружили места, где она больше всего хотела прикосновений. Он играл ее плотью, разделял, исследовал мягкую выпуклость, самые чувствительные точки. Уин вслепую потянулась, схватила его сильную кисть и почувствовала замысловатые движения костей и сухожилий. Он скользнул в нее двумя пальцами, а большим начал описывать круги по внешней плоти.

В ванной захлюпала вода, когда она ритмично задвигалась, прижимаясь к его руке. Третий палец проник вовнутрь. Уин напряглась и всхлипнула, возражая, что для нее это слишком, что она не выдержит. Но Кев прошептал в ответ, что она сможет, осторожно и настойчиво действуя рукой и ловя ртом ее стоны.

Извиваясь и вздрагивая, Уин расслабилась и открылась чувственным движениям пальцев, забравшихся глубоко внутрь. Она чувствовала себя жадной и дикой, пытаясь волнообразными движениями вобрать как можно больше наслаждения. Она даже слегка царапала его, руки не желали отрываться от обнаженной тугой кожи. Кев зарычал от удовольствия. При первой дрожи освобождения с ее губ сорвался короткий вскрик. Уин старалась сдержать стоны, но вырвался еще одни, а потом еще… Ее дрожь сотрясала ванну, кульминация сопровождалась деликатными движениями бедер, которые продолжались до тех пор, пока Уин не ослабла и не задышала спокойнее.