Лиза Клейпас - Соблазни меня на рассвете

Вздохнув, Лео обнял хрупкие плечи сестры и прижал ее к себе. Уин напряглась, но не пыталась отодвинуться. Через мгновение она прижала к глазам платок, чтобы промокнуть слезы. Ей было плохо, она была напугана и несчастна.

А брат был единственным, на кого она могла положиться.

Помоги ей Господи.

Он попытался пошутить:

- Я надеюсь, что ты не поддалась на уговоры Беатрикс, и не взяла никого из ее питомцев? Иначе, предупреждаю, что, если у тебя с собой ее еж или крыса, то я тут же отправлю их за борт, едва мы поднимемся на корабль.

Уин покачала головой и шумно высморкалась.

- Знаешь, - доверительно сказал Лео, все еще обнимая ее, - ты не самая веселая из нашей семьи. Трудно сказать, как я выдержу путешествие во Францию с тобой.

- Поверь мне, - ее ответ слышался приглушенно из-за носового платка. - Я не была бы такой скучной, если бы у меня был выбор. А вот когда я поправлюсь, то собираюсь вести себя самым ужасным образом. На самом деле!

- Отлично, буду ждать с нетерпением твое перевоплощение. - Он прижался щекой к ее мягким светлым волосам.

- Лео, - тут же обратилась она к нему. - Почему ты вызвался поехать вместе со мной в клинику? Потому, что тоже хочешь вылечиться?

Лео был одновременно тронут и раздражен ее невинным вопросом. Уин, как и все остальные члены семьи, относилась к его злоупотреблению спиртным, как к болезни, которую можно вылечить воздержанием и переменой обстановки. Но его пристрастие к бутылке было вызвано горем, настолько сильным, что он подозревал: однажды его сердце не выдержит и перестанет биться.

Не существовало лекарств от потери Лоры.

- Нет, - ответил он Уин. - Я не стремлюсь выздороветь. Просто хочу продолжить свою распущенную жизнь в другой обстановке, - ответом ему было сдавленное хихикание. - Уин… Ты и Меррипен поссорились? Из-за этого он не пришел проводить тебя? - ответом ему была тишина. Он закатил глаза. - Если ты собираешься всю дорогу изображать сдержанность, то путешествие обещает быть действительно долгим и утомительным.

- Да, мы поссорились.

- Из-за чего? Из-за клиники?

- Не совсем. Отчасти и из-за этого, но… - Уин неловко пожала плечами. - Это слишком сложно. Слишком долго, чтобы объяснить.

- Мы собираемся пересечь океан и половину Франции. Поверь, у тебя полно времени.

После того, как карета отъехала, Кэм направился в конюшню, расположенную позади гостиницы, с просторными стойлами для лошадей, местом для карет и комнатами для слуг на втором этаже. Как он и подозревал, Меррипен был там и ухаживал за лошадьми. Конюхов в гостинице не хватало, и это означало, что владельцам лошадей изредка приходилось самим присматривать за ними. В настоящее время Меррипен ухаживал за черным мерином Кэма - трехлеткой Пукой. Движения Меррипена были легкими, быстрыми и методичными, когда он щеткой водил по бокам жеребца.

Кэм на мгновение залюбовался по-цыгански ловкими движениями. Истории о том, что цыгане исключительно хороши в обращении с лошадьми, отнюдь не были мифом. Они полагали, что кони были их товарищами, бесстрашными и романтичными. Вот и Пука воспринимал присутствие Меррипена с уважительным спокойствием, которое выказывал немногим людям.

- Что тебе нужно? - спросил Меррипен, не оборачиваясь.

Кэм медленно подошел к открытому стойлу и улыбнулся, когда Пука, нагнув голову, подтолкнул его в грудь.

- Нет, мальчик… у меня нет для тебя куска сахара.

Он погладил мускулистую шею коня. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, выставляя на всеобщее обозрение татуировку черной летящей лошади. У Кэма не осталось воспоминаний о том, когда у него она появилась…Она была там всегда, а почему - его бабушка отказывалась объяснять.

Татуировка символизировала коня-призрака из ирландского эпоса, именуемого pooka, который был то злобным, то доброжелательным, говорил человеческим голосом и летал по ночам, широко расправив крылья. Согласно легендам, pooka приходил к человеку в полночь, забирал его, а, вернувшись, человек уже никогда не был таким, как прежде.

Кэм никогда ни на ком не видел такого знака. До Меррипена.

Волею судьбы Меррипен недавно пострадал при пожаре. А когда ему оказывали помощь, Хатауэйи обнаружили такую же татуировку на его плече.

Это вызвало массу вопросов в голове Кэма.

Он видел взгляд, который бросил Меррипен на его татуировку.

- Интересно, правда, почему на цыгане ирландский символ? - спросил Кэм.

- В Ирландии тоже есть цыгане. Ничего удивительного.

- Есть кое-что необычное в этой татуировке, - рассудительно продолжал Кэм. - Я никогда не видел другой такой, до тебя. Для Хатауэев она тоже стала неожиданностью, потому что, очевидно, ты хорошо постарался, чтобы скрыть ее. С чего бы это, phral мой?

- Не называй меня так.

- Ты был частью семьи Хатауэй с детства, - сказал Кэм. - Я тоже вошел в семью, когда женился. Это делает нас братьями, разве не так?

Презрительный взгляд в его сторону был единственным ответом.

Кэм получал извращенное удовольствие в том, чтобы дружески обращаться к этому цыгану, который так явно его презирал. Он понимал, что породило враждебность Меррипена. Войти новому мужчине в семейное племя, или vista, всегда нелегко, и его положение в иерархии могло быть довольно низким. Особенно для Кэма, чужака, которому было необходимо войти и действовать, поскольку глава семьи был практически бесполезен. Не способствовало успеху и то, что Кэм был poshram, полукровка, рожденный цыганской матерью от ирландского отца-gadjo. И еще больше ухудшало положение, если это было возможно, его богатство, что было позором в глазах цыган.

- Почему ты скрывал ее? - продолжал настаивать Кэм.

Меррипен на мгновение прервал свое занятие, чтобы холодно и мрачно взглянуть на него.

- Мне сказали, что это печать проклятия. Оно означает, что я или кто-то близкий мне, обречен умереть рядом со мной.

Кэм не выказал никакой реакции на его слова, но почувствовал, как по шее вниз побежал холодок страха.

- Кто ты, Меррипен? - мягко спросил он.

Огромный цыган возобновил свою работу.

- Никто.

- Когда-то ты был частью племени. У тебя, должно быть, была семья.

- Я не помню отца. Моя мать умерла, когда я родился.

- У меня так же. Я воспитывался бабушкой.

Движение щетки замерло. Ни один из них не пошевелился. Конюшня заполнилась напряженной тишиной, не считая сопения и шороха лошадей.

- Я воспитывался своим дядей. Он растил меня, чтобы я был asharibe.

- А… - Кэм постарался, чтобы в его голосе не прозвучало и намека на жалость, а в глубине души подумал: бедный ребенок.

Неудивительно, что Меррипен так хорошо дрался. В некоторых цыганских племенах выбирали самых сильных мальчиков и тренировали их для боев без правил, чтобы выставлять на ярмарках, сельских праздниках, в пабах против других ребят. Чтобы делать на них ставки. Некоторые из мальчишек были навсегда изуродованы, или даже убиты. А те, кто выжил, считались борцами, и определялись как воины племени.

- Так вот, почему у тебя такой сладкий характер, - сказал Кэм. - Поэтому ты и остался с Хатауэйями, когда они приняли тебя? Не хотел больше жить как asharibe?

- Да.

- Ты лжешь, phral, - сказал Кэм, пристально наблюдая за ним. - Ты остался по другой причине. - Кэм почувствовал своей цыганской сущностью, что натолкнулся на правду и спокойно добавил, - Ты остался из-за нее.

Двенадцать лет назад

В нем не было ничего совершенного. Никакой мягкости. Он был воспитан, чтобы спать на твердой земле, довольствуясь тощим соломенным тюфяком, есть простую пищу, пить холодную воду и нападать на других мальчишек - по команде. Если он когда-либо отказывался драться, то его избивал дядя, rom baro, цыганский барон. И не было матери, чтобы просить за него, или отца, чтобы вмешаться в жестокие наказания rom baro. Никто никогда не прикасался к нему, кроме как для побоев. Он существовал только для того, чтобы драться, воровать и делать гадости gadjo.

Большинство цыган не ненавидели бледных, рыхлых англичан, живущих в опрятных домиках, носящих карманные часы и читающих книги у очага. Они просто не доверяли им. Но в племени Кева презирали gadjo, главным образом, потому что так делал rom baro. И, несмотря на все причуды лидера, собственное мнение и испытываемые ими чувства к англичанам, все обязаны были следовать за ним.

В конечном счете, из-за того, что племя цыганского барона причиняло вред и доставляло массу неприятностей, когда разбивало свой лагерь рядом, gadjo решили прогнать их со своей земли. Англичане приехали на лошадях и с оружием. С оружием в руках отряд налетел на спящих цыган. Лагерь был разорен, всех прогнали, фургоны vardo были подожжены, а многих лошадей украли gadjo.

Кев пытался бороться с ними, чтобы защитить vista, но был повержен ударом приклада по голове и проколот штыком. Племя посчитало его мертвым. Один, ночью, он лежал в полубессознательном состоянии у реки, слушая шум воды и чувствуя холод и влагу земли под собой. Он смутно сознавал, что влагой была его собственная кровь, медленно вытекающая из его тела. Он без страха ждал, когда окунется в полную темноту. У него не было причины и желания жить.

Но, когда Ночь сменила ее сестра Утро, Кев был подобран и увезен на маленькой простой телеге. Gadjo нашел его и с помощью мальчика, своего сына, забрал умирающего цыгана в свой дом.

Это был первый раз, когда Кев оказался под крышей не vardo. Он разрывался от противоречивых эмоций. С одной стороны - любопытство к незнакомой окружающей среде, а с другой - гнев на неуважение к нему, потому что ему приходилось умирать в закрытом помещении и на попечении gadjo. Но Кев был слишком слаб, испытывал слишком сильную боль, чтобы шевельнуть хоть пальцем в свою защиту.