Меррипен. Ее любовь, но никогда любовник. Они были знакомы с самого детства, а точнее с того времени, когда его приняли в ее семью. И хотя все Хатауэи всегда относились к нему, как к члену семьи, он воспринимал и вел себя, как слуга. И защитник. И чужак.

Он зашел в спальню Уин и встал у порога, молча наблюдая, как она заканчивает укладывать вещи в чемодан. Расческа, горсть булавок, стопка носовых платков, которые специально для Уин вышила ее сестра Поппи. Судя по напряженности жестов, с которыми она запихивала предметы в свой кожаный саквояж, она знала о присутствии Меррипена. Знала и то, что скрывается за его напряженной неподвижностью, потому что чувствовала то же самое - прилив тоски.

Мысль о расставании с ним разбивала ее сердце. И все же, другого выхода не было. Девушка стала инвалидом с тех пор, как два года назад переболела скарлатиной. Она была исхудавшей и ослабленной, страдала частыми приступами смертельной усталости. Слабые легкие - так говорили все врачи. И с этим ничего нельзя поделать. Сначала жизнь в постели, а затем неминуемая ранняя смерть.

Уин не хотела такой судьбы.

Она всеми силами стремилась выздороветь, чтобы иметь все то же самое, что большинство людей считают само собой разумеющимся. Танцевать, смеяться, гулять на открытом воздухе. Хотела иметь возможность любить… выйти замуж… завести собственную семью, когда-нибудь.

Но с нынешним состоянием здоровья, у нее не было никакой вероятности исполнения этих желаний. Но все должно измениться. Сегодня Уин уезжала во французскую клинику, где прогрессивный молодой врач, Джуллиан Хэрроу, достиг чудесных результатов лечения пациентов с таким же диагнозом как у нее. Его методы были нетрадиционными и спорными, но девушку это не волновало. Она сделает все, что угодно, чтобы выздороветь. Потому, что пока она этого не добьется, ей никогда не заполучить Меррипена.

- Не уезжай, - попросил он так тихо, что она с трудом его услышала.

Уин изо всех сил старалась казаться спокойной, несмотря на холодок, дрожью пробежавший по ее спине.

- Закрой, пожалуйста, дверь, - удалось произнести ей.

Им необходимо уединение для предстоящего разговора.

Меррипен не шелохнулся. Краска ударила в его смуглое лицо, а темные глаза свирепо сверкнули, что ему было несвойственно. В этот момент он как никогда выглядел цыганом, дав волю своим эмоциям больше, чем когда-либо прежде.

Уин сама подошла к двери, чтобы закрыть, а он отпрянул от нее, будто малейшее соприкосновение между ними может привести к катастрофе.

- Почему ты не хочешь, чтобы я уезжала, Кев? - мягко спросила она.

- Ты не будешь там в безопасности.

- Я буду в совершеннейшей безопасности, - сказала она. - И я верю доктору Хэрроу. Его методы кажутся мне весьма разумными, и он получил очень много положительных результатов…

- У него также много неудач. В Лондоне тоже есть отличные врачи. Попробуй сначала их.

- Я хочу использовать свой шанс с доктором Хэрроу, - с улыбкой произнесла Уин, глядя в черные непроницаемые глаза Меррипена, прекрасно понимая все, что он не в состоянии высказать. - Я вернусь к тебе. Я обещаю.

Он проигнорировал ее слова. Любая попытка, которую она предпринимала, чтобы вытащить на поверхность его чувства к ней, встречала упорное сопротивление. Мужчина никогда не признавался, что беспокоится о ней не просто как о беспомощном инвалиде, который нуждается в защите. Бабочка под стаканом.

И в тоже время, он следил за ней не переставая.

Несмотря на скрытность Меррипена в личных делах, Уин была абсолютно уверена, что у него было множество женщин, которые дарили ему свою благосклонность, а он просто использовал их ради собственного удовлетворения. Что-то холодное и злое поднялось в ее душе при мысли о Меррипене, ложащимся в постель с кем-то еще. Это потрясло бы всех ее близких, если бы они знали, как она его желает. И, вероятно, Меррипена это потрясло бы больше всех.

Глядя на его невозмутимое лицо, Уин подумала: «Что ж, хорошо, Кев. Если это то, чего ты хочешь, то я тоже буду равнодушной. У нас будет спокойное, безликое расставание».

Позже, когда она останется одна, то будет невероятно страдать, зная, что время покажется ей вечностью в разлуке с ним. Но, все же, это лучше, чем быть рядом, но не быть вместе, потому что ее болезнь всегда будет стоять между ними.

- Ладно, - жизнерадостно сказала она. - Мне скоро отправляться. И нет необходимости волноваться, Кев. Лео позаботится обо мне во время поездки во Францию…

- Твой брат не в состоянии позаботиться о самом себе, - резко возразил Меррипен. - Ты никуда не едешь. Ты останешься здесь, где я смогу…

Он резко оборвал свою речь.

Но Уин услышала в его голосе глубоко спрятанные интонации, сродни то ли ярости, то ли муки.

Это становилось интересным.

Ее сердце отчаянно забилось.

- Есть… - ей пришлось сделать паузу, чтобы отдышаться. - Есть только одно, что может помешать мне уехать.

Он бросил на нее подозрительный взгляд.

- Что это?

Ей потребовалось время, чтобы набраться мужества, и произнести вслух:

- Скажи, что любишь меня. Скажи это, и я останусь.

Его темные глаза расширились. Дыхание прервалось с громким звуком, напоминающим звук ударяющего топора. Он застыл.

Странная смесь отчаяния и задора затопила чувства Уин, пока она ждала его ответа.

- Я… забочусь обо всех в твоей семье…

- Нет. Ты знаешь, я не это имею ввиду, - девушка приблизилась к нему и положила свои руки на его твердую мускулистую грудь, опираясь ладонями на него. Она чувствовала его реакцию, которая выразилась в дрожи, сотрясшей его тело. - Пожалуйста, - попросила она, ненавидя жалобные нотки в своем голосе. - Мне не важно, умру ли я завтра, если только услышу это.

- Не делай так, - прорычал он, отодвигаясь от нее.

Игнорируя нотки предостережения в его голосе, Уин последовала за ним. Она схватила его за отвороты рубашки.

- Скажи мне. Давай, наконец, произнесем правду вслух…

- Тише. Ты доведешь себя до приступа.

Уин привело в бешенство, что он был прав. Она уже чувствовала знакомую слабость, головокружение из-за отчаянно бьющегося сердца и неспособности набрать побольше воздуха в легкие. Она проклинала свое тело, которое предало ее в такой момент.

- Я люблю тебя, - несчастно произнесла она. - И, если бы была здорова, то никакая сила в мире не смогла бы удержать меня вдали от тебя. Если бы я была здорова, то позвала бы тебя в свою постель, и обрушила на тебя столько страсти, сколько никакая другая женщина…

- Нет, - его рука потянулась к ее рту, чтобы прервать, но резко одернулась назад, едва почувствовав теплоту губ.

- Если я не боюсь, то почему это пугает тебя? - ее удовольствие от того, что он рядом, что она может чувствовать тепло его тела, было своего рода безумием. Уин придвинулась еще ближе. Кев попытался отодвинуть ее, не причиняя боли, но она вцепилась в него со всей оставшейся у нее силой. - Что, если ты видишь меня в последний раз? Разве ты не будешь сожалеть, что не сказал мне о своих чувствах? Не будешь…

Меррипен прижал ее лицо к своему телу, в отчаянной попытке заставить замолчать. Оба задыхались от ощущения близости друг друга. Каждый его вздох, который она чувствовала на своей щеке, повышал температуру ее тела. Его руки обхватили ее в крепком объятии, прижимая к своему твердому телу. А затем между ними вспыхнула искра, и они потерялись в своей жажде близости.

Она чувствовала сладость яблок в его дыхании, намек на горечь кофе, но больше всего присущий только ему аромат. Желая большего, отчаянно желая его, девушка потянулась вверх. Он принял ее невинное предложение с низким, почти звериным, звуком.

Уин чувствовала прикосновение его языка. Она открылась для него, привлекая глубже, нерешительно используя свой язык для поглаживания, словно шелком по шелку, а Кев задрожал, задохнулся и прижал ее к себе еще сильнее. Новая слабость затопила ее - жажда его рук, рта и тела… его веса на ней и в ней… О, она хотела его, жаждала…

Меррипен целовал ее с диким голодом. Его рот набрасывался на нее с резкими и страстными ударами. Ее нервы напряглись от удовольствия, и она изогнулась в его руках, чтобы утолить свое желание быть еще ближе.

Даже через слои юбок, Уин ощущала его возбуждение напротив своих бедер, и напряженное ритмическое движение. Инстинктивно она потянулась рукой вниз, чтобы почувствовать его, успокоить, и ее дрожащие пальцы легли на твердую выпуклость.

Мужчина отчаянно застонал. Мгновенно он потянулся рукой к ее руке, и еще крепче прижал к своей плоти. Ее глаза потрясенно открылись, почувствовав его пульсирующее, горячее, и, казалось, готовое взорваться желание.

- Кев… кровать… - прошептала она, покраснев с головы до ног. Она хотела его так отчаянно, и так долго, а теперь ее мечты должны были сбыться. - Возьми меня.

Меррипен с проклятием оттолкнул ее и повернулся спиной. Он задыхался, и все никак не мог восстановить дыхание. Уин потянулась к нему.

- Кев…

- Не приближайся ко мне, - сказал он с такой злостью, что она вздрогнула от испуга.

В течение, по крайней мере, минуты, он не произносил ни звука, и только было слышно его хриплое дыхание.

Когда Меррипен заговорил, его голос был полон гнева и отвращения, хотя против кого они были направлены: против нее или самого себя, понять было невозможно.

- Это больше никогда не повторится.

- Ты боишься, что можешь причинить мне боль?

- Нет. Потому, что я не желаю тебя.

Она напряглась от негодования, и с недоверчивым смешком, заметила:

- Ты ответил мне сейчас. Я чувствовала это.

Краска ударила ему в лицо.

- Это могло случиться и с любой другой женщиной.