— Эйврил, мне жаль.

Он вырезал бы свое сердце и положил к ее ногам, если бы это помогло. И это не причинило бы ему большей боли, чем та, которую он сейчас испытывал.

— О, я не виню вас, — сказала она с горечью. — Вы флиртовали и занимались любовью инстинктивно, как гонится за кроликом собака. И если бы я не была так слаба, то у Брэдона не было бы причин для подозрений, но, по крайней мере, я хочу иметь чистую совесть и не хочу бороться с соблазном отдаться вам. — Она всхлипнула, и в его сердце словно вонзился нож. — И я не знала бы, что такое заниматься любовью. Только он научил бы меня этому.

Потрясенный, Люк потянулся к ней всем телом.

Она сжала руки:

— Уходите. Если только я дорога вам, хотя бы насколько-то, уходите и оставьте меня в покое.

Преисподняя. Что он наделал? Она права, она действительно не знает, как бороться с подобными ему, он не знал, как бороться с ней. Разве что в своей постели. Она подняла подбородок, и Люк видел, каких усилий ей стоило противостоять ему сейчас. Его буйный нрав, по неведомой причине угасший в последнее время, запылал вновь. Он хотел ударить кого-нибудь, выместить боль, которая терзала его изнутри.

— Да, я уйду. Вы правы, мисс Хейдон, мне не следует играть с той, кто не понимает правил игры. — Он поднял руки в знак капитуляции. — Ваша добродетель победила меня.

Он знал, что его голос звучит неприятно, зло, саркастично. Он ожидал ее гнева в ответ на свои слова и приготовился увидеть слезы. Но она сделала то, чего нельзя было ожидать от благовоспитанной мисс Хейдон: как и угрожала, швырнула ему в голову вазу с лилиями.

Люк поймал вазу, прежде чем она достигла цели, но вода и лилии вылетели, запятнав его безупречный вечерний костюм. Эйврил ахнула, отвернулась и выскользнула через откидной клапан в задней стене палатки, оставив его стряхивать с себя воду подобно мокрой собаке. Пыльца лилий окрасила его рубашку, когда он попробовал избавиться от лепестков, вода стекала по его носу на пол.

Кто-то вошел в палатку.

— Ах вот вы где! — Это мадемуазель де ля Фале. — Следующий танец наш, monsieur.

Он повернулся, и она воззрилась на него, приоткрыв рот:

— Mon Dieu! Что произошло?

— Я оказался крайне неуклюжим, — сказал он. — Споткнулся. Очевидно, я не могу остаться на балу. Прошу меня извинить. Сожалею, что должен отказаться от нашего танца.

— Сожалею и я, но что же делать. — Она пожала плечами с печальным шармом. — Я должна отыскать джентльмена в сухой одежде. До свидания.

Ее губы подергивались, когда она повернулась и ушла. «До свидания, разумеется», — пробормотал Люк. Она была женщиной, достойной его ухаживаний. И что теперь? Он едва ли мог выйти в зал в таком виде. Как же вышла отсюда Эйврил? Он исследовал заднюю стенку палатки и обнаружил, что через клапан в ней можно попасть на оркестровые галереи, совершенно безлюдные. Люк стиснул зубы и зашагал к входной двери.


— Я думал, вы танцуете, моя дорогая.

Брэдон появился перед Эйврил, сидевшей на позолоченном стуле в самом дальнем от полосатой палатки углу.

— Так и было. Но, насколько я знаю, с капитаном д’Онэ случилась неприятность, и он был вынужден покинуть бал.

— Я надеюсь, он не сильно пострадал. Если никто не занял очередь, вы, возможно, согласитесь танцевать со мной.

Он взял руку Эйврил в свою.

— Благодарю, я предпочла бы танцевать с вами в любом случае.

Он слегка ухмыльнулся. Эйврил лучисто улыбнулась. Надо смотреть в будущее — будущее леди Брэдон — и убедить своего жениха, что она подходящая для него партия. В конце концов, человек, которого она любила, обманщик и подлец. Прохладное спокойствие Эндрю Брэдона действовало на нее успокаивающе после сцены в палатке.

Она спрашивала себя, что на нее нашло, почему она утратила тщательно сохраняемое спокойствие с такой сокрушительной быстротой. Что, если бы ваза достигла цели?

«Он заслужил это, — сердито произнес внутренний голос. — Просто разлюби его, и все».

Конечно. Разлюбить. Она улыбнулась Брэдону, когда они заняли свои места для танца. Это лишь вопрос силы воли.

— Прошло уже шесть дней из месяца, милорд, — сказала она и увидела, как его зрачки расширились. Он не так уж равнодушен к ней, как она думала.

— Вы склонны соблюдать формальности? — спросил он. — Зовите меня Брэдоном.

— Да… Брэдон.

Откуда она могла знать, как ей следует к нему обращаться? Не важно. Она не нарушила правил этикета, но он, казалось, хотел научить ее себя вести. Его покровительство ей придется добавить в список всего прочего, к чему надо привыкнуть. «Боль не может быть острой вечно», — сказала себе Эйврил, когда споткнулась. Брэдон удержал ее. Когда боль притупится, с ней будет легче справиться.

— Я с таким нетерпением жду вечера в «Олмаке», — сказала она.

— Ах да, мама достала для вас приглашение. Она объяснит вам правила, можете не беспокоиться об этом.

— Я не беспокоилась, — произнесла Эйврил.

Он нахмурился:

— Следовало бы. Уделяйте больше внимания тому, что мама говорит вам, произвести хорошее впечатление в «Олмаке» жизненно важно.

— Да, Брэдон, — сказала она кротко, а про себя подумала, что он обеспокоен только тем, что она не смутилась.


«Твердость характера — прекрасное качество», — думала Эйврил, садясь ночью на кровати и зажигая свечу. Она должна была уснуть полчаса назад, стоило ей забраться в постель, однако ее веки — горячие и тяжелые — отказывались опускаться, и ум не переставал работать.

«Я люблю его и не могу обладать им. Мне не следует его желать. Я должна научиться забывать о нем».

Но сколько времени это займет? Если бы только она могла выйти за Брэдона сейчас или через несколько дней, тогда, может быть, ее глупое сердце успокоилось, ведь тогда быть с Люком стало бы невозможно.

Но оставалось еще две недели, в течение которых ее свекровь сможет убедиться, что она не носит в себе чужого ребенка. После этого еще в течение месяца по меньшей мере нужно будет совершать все приготовления к свадьбе и постараться заменить ее погибшее в море приданое. Эйврил ворочалась в кровати и наконец сдалась.

Мягкий ворс ковра оказался колыбелью для ее ног, когда она выскользнула из кровати. Она пойдет в библиотеку, найдет книгу, журнал мод или что-то способное отвлекать внимание, пока не одолеет сон.

В доме царила тишина, пока она босиком спускалась вниз по лестнице. Призрачное отражение заставило ее вздрогнуть, когда она столкнулась с зеркалом на первом этаже, сердце все еще глухо стучало, когда она шла через зал к библиотеке.

Огонь в камине уже почти догорел, но были зажжены свечи, и она легко нашла кучу журналов на столике. Мода и прочее легкомысленное чтение, чтобы отвлечься, или что-то серьезное, возможно проповеди для концентрации внимания?

Когда она встала с журналами в руках, то услышала знакомые голоса. Дверь в кабинет была приоткрыта, и за ней разговаривали по меньшей мере двое. Подслушивать, конечно, неприлично, но манит неотвратимо. Эйврил вернула на место «Музейное обозрение» графини и неслышно подкралась к двери.

— …Лучше, чем я могла надеяться. Неопытная, конечно, но без всякой пошлости и со своим определенным стилем. Я возлагаю на нее большие надежды, как только она познакомится со всеми нужными людьми. — Это был голос леди Кингсбери, и та говорила о ней. Эйврил постаралась не заважничать оттого, что свекровь не сочла ее вульгарной. — Надеюсь, наши опасения беспочвенны и она не беременна. Мое чутье подсказывает, что так оно и есть.

Эйврил положила руку на дверной косяк и наклонилась ближе к щели.

— Жаль, если это окажется правдой. Девушка обладает потенциалом, как вы и сказали, и при деньгах, — заметил Брэдон.

— Я уже думала об этом и согласна с тобой, было бы обидно потерять лакомый кусочек. Знаешь, даже если она беременна, это не препятствие, мы сможем его преодолеть.

Эйврил едва успела закрыть себе рот ладонью, заглушая невольный вздох.

— Прервать беременность, вы хотите сказать? — произнес Брэдон совершенно буднично. — На Чарльз-стрит есть одна женщина, если вы помните, к которой я послал мою любовницу, когда эта глупая шлюха вздумала рожать своего щенка.

Эйврил прижала руки к животу, будто желая защитить находящегося там ребенка. Бедная та девушка. Он не чувствует никакой ответственности за нее и говорит так, будто ненавидит ее за беременность.

— Я думала об этом, но нам не стоит рисковать, делая то, что может причинить вред ее будущему деторождению. — Леди Кингсбери говорила с такой же симпатией, как если бы речь шла о ее собачке. — Всегда существует риск наступления бесплодия. Вряд ли тебе нужна жена, пусть молодая и красивая, но неспособная родить ребенка.

— В таком случае она не будет здоровой.

Брэдон произнес эти слова настолько буднично, что Эйврил потребовалось время понять — он намекает на убийство. Ее убийство! Ноги отказались служить ей, и она беззвучно соскользнула на толстый ковер.

— Лучше не усложнять задачу, — сказала его мать с пугающей практичностью. — Если эта крошка приехала к нам с ребенком, мы ушлем ее куда-нибудь месяцев на десять, после чего ты женишься на ней. Мы всегда сможем сказать, что она заболела от перемены климата, да мало ли что. По крайней мере, ты будешь знать, что она способна зачать. Потом найдем семью, которая усыновит этого ребенка.

— Это больший риск, вы не находите? Приемные родители могут проболтаться. Однако маленькие дети так хрупки. А в подобных делах лучше не полагаться на удачу.

— Да, это будет лучше, и с новорожденным хлопот не будет.

Эйврил заткнула себе рот костяшками пальцев, пытаясь справиться с желчью, подступающей к горлу. Боже, что она сделала? Она была во власти людей, которые убили бы без малейших угрызений совести, просто ради денег. Убили бы ребенка. Невинного младенца. Как они могли даже подумать такое? Кроме того, перед тем как избавиться от бесплодной жены, как долго они будут пытаться заставить ее зачать, прежде чем сочтут бесполезной? Год?