«Ладно, я эгоист. Но я не бросил ее на берегу на поживу Таббсу. Я не держал ее прикованной к постели. Да, но я мог бы запереть дверь и проводить ночи с остальной командой, — парировал внутренний голос. — Я не должен был спать с ней в своей постели, целовать ее, показывать, как это — заниматься любовью, вызывать ее желание. Но я же не взял ее девственность. Я мог бы сделать это и не сделал. Я мог бы соблазнить ее окончательно».

Этот разговор с собой он вел с тех пор, как покинул Плимут. Ему казалось, что легкая эйфория, начавшаяся в этом городе, виной тому, что он принял безрассудное решение отыскать Эйврил по дороге в Лондон. Адмирал был в восторге от успеха его миссии, в адмиралтействе его ждал хороший прием, жизнь вернулась к должному курсу, честь была восстановлена. Портингтону, как сообщил ему секретарь, будет предложено направиться в Вест-Индию. «Долгий путь, проблемы со здоровьем», — добавил он.

Теперь у Люка было достаточно времени задуматься о своих собственных делах, в ожидании того, куда теперь их светлостям будет угодно его направить. Уже без него пройдет работа по окончательному устранению канала утечки сведений на островах Силли. Теперь он вполне мог бы сделать над собой усилие и всерьез заняться поиском будущей супруги. Но он будет ждать, устроится ли Эйврил в своей новой жизни, чтобы, в случае чего, поймать ее, если Брэдон не станет удерживать.

Он вошел в мощеный двор «Олбани», кивнул человеку, стоявшему у двери, и поднялся по каменной лестнице в свои комнаты, чтобы увидеть, что ожидает его там после более двух месяцев отлучки.

В дверях он остановился, положив руку на дверную ручку, чувствуя, как пробежала по его спине дрожь. Инстинкт подсказывал, что он искушал судьбу, инстинкт, который до сих пор спасал его в море. Он думал, что вернется к своей прежней жизни. Однако все так усложнилось, за ним неотступно следовал кто-то, нарушивший его одиночество.

«Она не твоя. Ты должен отпустить ее». Боль была резкой, впрочем, он это ожидал, зная, как будет, если он проявит заботу о ком-то.

Теперь слишком поздно…


— Хьюз! Отправь кого-нибудь за достойным ужином. Я вернулся.

— Мисс Хейдон. Граф и лорд Брэдон ожидают вас. Также и ее светлость, — доложил дворецкий. Его надменный взгляд перешел с ее испачканного в пути платья на два небольших чемодана и остановился на кряжистой фигуре Грейс. — Будьте любезны следовать за мной. Сейчас семья находится в…

— Я и в мыслях не имела предстать перед ними в подобном виде, — сказала Эйврил. — Может быть, кто-то сможет показать мне мою комнату и принесет туда горячей воды? И, пожалуйста, сообщите семье, что я приду к ним сама.

Взгляд дворецкого выразил некое подобие уважения.

— Очень хорошо, мисс Хейдон. Это ваша горничная?

— Уотерс — моя горничная, да. Не сомневаюсь, что для нее тоже найдется комната.

— Да, мисс Хейдон. Джон, покажите мисс Хейдон Янтарные покои. Петерс, воды сейчас же и отправьте мисс Гиффорд помочь Уотерс.

— Благодарю вас.

Эйврил расправила плечи, придала твердости ослабшим коленям и последовала за лакеем вверх по лестнице.

«Начало положено, — подумала она. — Нельзя позволить старшим слугам запугать себя, равно как ни к чему появляться перед будущей свекровью в облике девчонки-сорвиголовы».

— Ей-богу, мисс, — сказала Грейс, как только их оставил лакей, — здесь потрясающе, правда?

— В самом деле.

Эйврил повернулась на каблуках, чтобы полюбоваться тяжелой золотисто-коричневой драпировкой стен, кистями гардин, золочеными рамами картин, мраморными резными украшениями. Все это она уже видела прежде, хотя, на ее взгляд, обстановка нуждалась в некотором уходе.

Горячая вода не заставила себя ждать стараниями миловидной веснушчатой горничной по имени Алиса, которая осведомилась, не желает ли мисс Хейдон чашку чаю.

— Мы обе не откажемся, — ответила Эйврил.

«Большой бокал вина был бы еще более уместен», — подумала она и, убрав волосы, вымыла руки и лицо. Впрочем, сейчас ей потребуется ясный ум.

— Благодарю вас, Роджерс, я готова.

Дворецкий смотрел, как она спускается по лестнице, и она мысленно поздравила себя с тем, что догадалась спросить его имя. Он открыл дверь перед ней и громко объявил:

— Господа! Мисс Хейдон.

И Эйврил оказалась в прохладной сверкающей элегантности. Стены, обтянутые белым шелком, позолоченная лепнина, мрамор, бледный лимонно-сливочный ковер, который лился ледяным потоком по темному глянцевому полу, по краям в дальнем конце зала стояли диван и кресла.

Двое мужчин поднялись с кресел, когда она начала свой бесконечный путь по ковру. Тот, что выше, должно быть, граф Кингсбери. Его каштановые волосы были тронуты на висках сединой, в чертах лица угадывалось больше жизненного опыта, чем возраста. Рядом с ним стоял его сын, Эндрю, лорд Брэдон. Ее жених. Человек, с которым она собирается провести остаток своей жизни, если только он примет ее. Ниже ростом в сравнении с отцом, полнее, с теми же каштановыми волосами и карими глазами. Сравнения с другим человеком того же возраста мелькали у нее в голове, и ей пришлось выдавить из себя улыбку. Она подошла к женщине, сидевшей на диване, маленькой, птицеобразной, темноволосой и темноглазой. Графиня любезно улыбнулась. Двое мужчин поклонились. Эйврил присела в реверансе. «Мы как автоматы, — подумала Эйврил, — вот-вот начнем звенеть изнутри».

— Моя дорогая мисс Хейдон! Что за авантюрное путешествие было у вас? Подойдите и сядьте со мной рядом. Брэдон, позвони, чтобы нам принесли вина, мы должны выпить за благополучное прибытие мисс Хейдон.

Эйврил ожидала объятий, поцелуя или хотя бы прикосновения к руке. Ничего. Мужчины вернулись на свои места, графиня села рядом с ней, держа спину совершенно ровно и сложив руки на коленях.

— Вы оставили вашу семью в добром здравии, я надеюсь?

— Да, мэм. Мой отец посылает вам свои самые добрые пожелания и сожалеет, что не смог сопровождать меня.

— Деловые обязательства, без сомнения, — заметила графиня, граф улыбнулся.

Роджерс принес поднос с уже наполненными бокалами. Эйврил сжала пальцами хрупкую ножку одного из них и сосредоточилась на том, чтобы не выпить его залпом.

Никто не намеревался произносить тост, поэтому она стала потягивать вино мелкими глотками. Оно с шипением потекло в ее пустой желудок. «Это может быть опасно. Но мне все равно».

— Уверена, до кораблекрушения плавание было удобным.

— Да, мэм, благодарю вас.

Она сомневалась, что ее будущая свекровь благосклонно выслушает рассказ о бешеных собаках Мадраса, рождественских праздниках на борту или попытках юных пассажиров написать сенсационный роман.

— И корабль потерпел крушение пятнадцатого числа прошлого месяца, как я понимаю?

Почему мужчины ведут себя так тихо? Эйврил обратилась к Эндрю:

— Да, именно так. В ночь.

— Но письмо от губернатора было датировано двадцать первым числом, то есть шестью днями позже. — Графиня нахмурилась. — Боюсь, это было очень небрежно с его стороны.

— Я провела на одном из отдаленных островов три дня без сознания. Люди там не знали, кто я.

Странное дело, губернатор должен был им все рассказать. Ее кожа словно покрылась мелкими уколами от чувства близкой опасности. Они уже подозревают ее. Она расскажет все Эндрю, но завтра. Невозможно выпалить все это сейчас же, перед его родителями.

— Ах. Понимаю. Надеюсь, о вас заботились приличные люди.

— Они выполняли секретное задание военного флота. Они спасли меня, когда меня выбросило на берег.

— Так это были мужчины?

Графиня произнесла это слово, словно думала о тараканах.

— Да, мэм. — Эйврил сделала еще один глоток. Она знала, что все это будет нелегко, но почему ее жених не проронил ни слова? Граф смотрел на нее из-под полуопущенных век расчетливым и хищным взглядом. — Я действительно не могу сказать сейчас больше, это конфиденциальная информация. Я все объясню завтра лорду Брэдону.

Он заговорил так внезапно, что она едва не подпрыгнула:

— Уверен, что объясните. — Возможно, таким тоном он говорил в магазине, выбирая новую шляпу. — Ах, вот и Роджерс. Наконец-то ужин.


— Вы хорошо спали, моя дорогая?

— Благодарю, да, милорд.

Эндрю Брэдон просил не называть его по имени, поэтому она не решилась произнести его. Кабинет, в котором она стояла, выглядел очень по-мужски, очень по-английски. Было это убранство в его собственном вкусе или же во вкусе его отца? Граф извинился и покинул собравшихся после обеда, она не видела его с тех пор. Подозревала, что он вовсе покинул дом.

Брэдон предложил удобное кресло, кругом не было посторонних. Выражение его лица было располагающим. Все намного хуже, чем она представляла себе тем утром, когда проснулась в постели, показавшейся ей слишком большой, слишком мягкой и одинокой.

— Я думаю, есть нечто такое, что вы должны мне рассказать о кораблекрушении.

Он откинулся на спинку кресла и ободряюще кивнул. Почему же у нее такое чувство, будто она оправдывается за то, что разбила лучшую вазу китайского фарфора?

— О том, что случилось потом, о моем спасении, да? — Это был правильный поступок, и Эйврил набрала воздуха. — Меня выбросило морем на берег острова, который обычно необитаем. Меня нашли моряки, выполнявшие секретное задание — перехват сообщений, которые отправлял врагу предатель на этих островах. Их капитан устроил для меня жилье в старой лечебнице.

— Почему он сразу не отвез вас на главный остров?

— Потому что я была в полубессознательном состоянии. Кроме того, он опасался, что я смогу выдать их местонахождение. В тот момент он не мог никому доверять.

Сидящий напротив нее человек не произнес ни слова. Ни сочувствия, ни гнева — ничего, кроме поджатых губ. Эйврил догадалась — он ждет, чтобы она принялась болтать без умолку по причине нервозности ситуации, и думает, что преуспел в этом.