— Вы не корабль с грузом чая, который можно купить, черт побери! — Он резко пожал плечами, не выпуская ее из рук. — Забудьте эту навязчивую идею с соглашением и включите здравый смысл! Он в одну минуту отвергнет вас, услышав все это.

— Я сомневаюсь в этом. — Эйврил говорила холодно. — У меня значительное приданое, и, я надеюсь, он способен видеть дальше мужских предрассудков, понять истинное положение вещей, когда услышит все. Не будете ли вы так любезны отпустить меня?

Однако он не убрал рук с ее плеч.

— Вы знаете, что он женится только из-за ваших денег, и намерены унижать себя рассказом о произошедшем? Вы говорите о совместной жизни, о детях — вам кажется, что он об этом думает?

— Я уверена, он думает о детях. Все это, что бы вы ни говорили, деловое предприятие, партнерство, связанное с наследованием. Не говорите мне, что вы думаете о браке иначе — например, что он должен совершаться по любви. Вы сами будете подкупать французские дома своей родословной. И вы хотите, чтобы ваша будущая жена лгала вам в таком деле?

Она пошевелилась в его руках, но он крепко держал ее.

— Я не буду против, если она скроет что-то не слишком серьезное. Ведь если она заговорит об этом, может все испортить! Каждый брак должен содержать в себе секреты, это путь к мирной совместной жизни. Брак по сговору лишен всяких чувств.

Он хотел такого для себя. Это было безопасно. Невозможно поранить душу и сердце, если никто ни о ком не заботится. Он сделал еще один глубокий вдох и попытался убедить ее.

— Вы девственны, вы не носите моего ребенка, я никогда не увижу вас снова, когда вы покинете этот остров. Все кончено, кончено. Что заставляет вас разрушить всю свою жизнь?

— Честь.

Ее тон заставил Люка вздрогнуть.

— Честь женщины заключается в ее целомудрии. Вы девственны.

Эйврил слегка всхлипнула. Гнев, возможно, или разочарование.

— Если вы настаиваете на таком решении, я должен ехать с вами. Брэдон захочет вызвать меня на дуэль.

Это дело чести.

Должно быть, он привлек ее к себе, не понимая, что делает. Чувства переполняли его.

— Я не намерена говорить ему, кто вы. Эта миссия, полагаю, должна остаться в тайне. Я не могу представить, что в свете откажутся раструбить на всех углах, что кузен адмирала был вовлечен в государственную измену и разоблачен французом. Вы думаете, я хочу этой вашей чванливой дуэли? Что, если вас убьют?

— Убит буду не я один. Говорю это без всякого чванства.

— Ха! — Она тряхнула головой. — А если вы убьете моего жениха? Эта дуэль, вы думаете, поможет сохранить все в секрете? Вы погубите меня, но чего ради? Ради своей собственной чести — не моей.

— Черт побери, Эйврил! — То, что она сказала, было правдой. И если она продолжит настаивать на своем безумном решении, ему придется отойти в сторону. — Но что вы будете делать, если он отвергнет вас?

— Я не знаю. — Она смотрела на него, лицо ее было резко очерчено тенями в серебристом лунном свете. Люк увидел, что она закусила губу, почувствовал, что она вздрогнула от страха в его руках. Но потом взяла себя в руки. — Он не поступит так. Не поступит.

— Он может так поступить, очень даже может. И тогда ваша жизнь будет разрушена. Подумайте о скандале, который разразится. Куда вам идти тогда?

— Я не знаю. — И снова ее охватила дрожь. Смелость оставила ее перед лицом опасности того шага, который она собиралась сделать. — Мне кажется… я всегда могу вернуться домой.

— Или стать моей любовницей.

Говоря это, Люк знал, что именно на это он и надеется. Он желал ее, и у нее был выбор прежде, чем Брэдон отвергнет ее.

Она могла вернуться в Индию, вновь совершив опасное трехмесячное плавание, преследуемая позором, и там, лишенная всякой поддержки, попытаться найти себе менее разборчивого мужа или и вовсе стать одной из женщин сомнительной репутации.

— Вашей любовницей? — Мгновение она, казалось, не понимала этого слова, но затем все ее тело содрогнулось от негодования. — Вы… вы — мерзавец! Я не кажусь вам достаточно удобной для женитьбы, но вы готовы содержать меня для развлечения! — Она попыталась вывернуться из его рук. — Отпустите меня немедленно…

Люк ослабил объятия, боясь повредить ей, но не настолько, чтобы она могла освободиться. Затем прижал ее к своей груди, одна ладонь его легла ей на спину, другая коснулась волос, он поцеловал ее.

Он убеждал себя, что это нужно, чтобы прекратить сцену, которая может привлечь в сад прочих людей. Эта рациональная мысль занимала его достаточно долго, он почувствовал губами ее плотно сжатые губы и проник в них языком, как будто проникая в девственное тело. Это неправильно, это восхитительно — это рай. От нее исходил вкус вина, фруктов и женщины, он тонул в ней, пока она не извернулась, ударив его коленом. Если бы ей не помешала юбка, удар пришелся бы в пах, но колено ударило его в бедро, поцелуй был прерван.

— Как вы посмели… — произнесла она ослабевшим голосом, у нее подогнулись колени.

Люк оперся на постамент статуи рядом с ним и хотел извиниться. Но затем он увидел ее лицо в лунном свете. Ее глаза были широко раскрыты, губы приоткрыты, лицо выражало не страх женщины, подвергшейся насилию, но муку страсти и нерешительности. Ей, как и ему, этот поцелуй принес терзающую тоску, страх и волнение.

— Вы цените честь и правду, — сказал Люк, не обращая внимания на ее слова. Если он прав, ее слова обращены скорее к ней самой, нежели к нему. — Так скажите мне, что вы не желаете моих поцелуев. Скажите, что не хотите быть моей любовницей. Заставьте меня поверить вам.

— Самовлюбленный дьявол, — прошептала она.

— Смелей, скажите мне это. Намного проще, чем признаваться Брэдону в том, что было на острове.

— Так не должно быть. Это грех, если это так.

— Я просил сказать правду, а не читать мораль, — сказал он и увидел, как Эйврил вздрогнула от этой резкости.

— Да! — бросила она ему. — Да, я хочу быть вашей любовницей. Да, я хочу отдать вам свою девственность. Вам легче теперь? Должно быть, легче, потому что я разбита.

И сейчас в ее всхлипывании кроме гнева звучало горе.

— Эйврил… — Вожделение отхлынуло от него так же быстро, как и пришло, опустошив его. — Эйврил.

Он поднял руку, чтобы коснуться ее щеки. Он не мог взять ее девственность и знал это. Если существует даже самая малая вероятность того, что ее брак состоится, ему следует оставить ее нетронутой. И как только могло случиться, что он стал так заботиться о ее судьбе?

Он провела пальцами по завиткам волос вокруг ее ушей и услышал ее легкий вздох, который можно было расценить положительно, и все прежние чувства тотчас вернулись к нему. Нежность, желание и осознание того, что она с ним здесь.

— Вы отправитесь в Лондон, и вы будете смелой и честной. Если Брэдон не примет вас с распростертыми объятиями, он совершенный кретин.

Он не мог воспользоваться ее невинной страстью, но он мог заставить неизбежное произойти должным образом.

— Я бы не хотела выходить замуж за кретина, — сказала она, принужденно рассмеявшись. — Я надеюсь, он хороший, добросердечный человек, который простит меня за все и постарается стать мне добрым мужем. Я надеюсь, что почувствую это, когда он будет прикасаться ко мне.

Люк привлек ее к себе и склонился над ней.

— Нет, — прошептала Эйврил.

— Позвольте мне заняться с вами любовью, Эйврил. Только один раз. Я клянусь, перед ним вы предстанете девственницей.

А потом, когда Брэдон укажет ей на дверь, она будет знать, к кому идти.

Она подняла к нему лицо, исполненное страстью, без малейшего признака гнева.

— Вы можете сделать так?

— Я могу сделать так, что вы испытаете наслаждение, и никакая опасность не коснется вас, если доверитесь мне.

«Это не во вред, — утешал он свою совесть. — Все прочее совершит с ней другой мужчина».

— Здесь? Но…

— Здесь, — он повел ее в беседку вдали от дома под склоном холма, — здесь.

Она доверяла ему. Рисковала лишь добродетелью, но не жизнью, которую он, и Эйврил это знала, будет защищать ценой своей жизни. Люк просил стать его любовницей и целовал ее, у нее кружилась голова от желания, он — последний человек, которому она могла отдать себя. И все же у нее не было воли отказать ему. Или она не могла отказать самой себе?

Он привлек ее на широкую скамью и поцеловал медленно, лишая способности рассуждать, и все, что осталось от мира, было его тепло, его сила, ласки его губ и ладоней.

Простое платье с вырезом на груди не стало препятствием для умелых пальцев, скользнувших под кружевную отделку, чтобы обхватить ее соски. Он сжимал их между большим и указательным пальцами, пока она изнемогала, тяжело дыша, потрясенная наслаждением. Словно искусительная игра, в которой пальцы протянули горячие марионеточные нити к пульсирующей горячей точке в низу ее живота. Эйврил со стоном припала к его рту, и он ласкал ее язык своим, будто успокаивая, но эта ласка только подлила масло в огонь желания.

— Пожалуйста. — Она задохнулась от его поцелуя. — Пожалуйста…

Она не знала, о чем просит, чего ожидает. Ночной воздух коснулся ее ног, когда рука Люка подняла ее юбки, и заставил вздрогнуть, но его губы и ладонь, охватившая ее грудь, держали ее в плену. Она обняла его и погрузила пальцы в его темные кудри.

— Расслабьтесь, — попросил он и едва не рассмеялся, потому что она дрожала от напряжения, как туго натянутая скрипичная струна на грани разрыва.

Люк уже почти раздел ее, одной ладонью обхватывая грудь, другой поднимая юбки все выше, открывая белую кожу ног и живота. В полумраке темный треугольник в низу живота был оттенен этой белизной.

— Люк, — прошептала она.

Все это было и желанно, и стыдно, но он смотрел на нее, не отводя глаз, гладя ее ладонью, и она чувствовала под собой его горячее восстающее мужество. Он откровенно желал ее, и это возбуждало с немыслимой силой. Он обещал, что не возьмет ее девственность, но что происходит сейчас? Ведь он не оставит ее в таком состоянии — дрожащую от желания?