Эйврил встала и вышла из лачуги. Скрывшись от судов, стоящих на якоре, она стала подниматься на небольшую островную вершину, где остановилась, глядя через открытый океан на запад.

Ветер был порывистым и прохладным, вода расстилалась смятым шелком с крошечными белыми всплесками, и только в районе рифов виднелись зловещие пятна пены. Она подумала, что могла бы увидеть крушение «Королевы» с такой высоты, но на самом деле это было невозможно. Видел ли кто-либо эту катастрофу с того большого острова — она слышала, его называют Треско, — или корабль пошел на дно, не замеченный никем?

Как можно плыть ночью через этот лабиринт островков и рифов? Она переложила косу через плечо и стала задумчиво играть с ее кончиком, глядя на море. Всего несколько дней прошло с момента крушения, и сколько всего случилось. Она была уже другой женщиной. «Море и страдания изменили меня, — подумала она. — Я думала прежде, что знаю, кто я и чего желаю. Кого желаю».

— Но мои желания не имеют значения, — сказала она вслух, словно споря с кем-то или, может быть, просто отвечая своей совести. — Существует договор, соглашение. Папа сказал, что я выйду за лорда Брэдона.

В конце концов, у нее действительно не было выбора. Чем бы ни было то, что происходит между ней и мужчиной, которого она встретила несколько дней назад и который спас ей жизнь, речь не шла о вступлении в брак. Но именно брак был целью ее жизни, чтобы помогать своей семье, быть добропорядочной женой, поддерживать мужа и продлить род, явив на свет счастливых, здоровых детей.

«У меня был шок, — подумала Эйврил, сидя на траве, затем легла на спину, чтобы смотреть в небо и не видеть беспокойного моря. — Я еще не вполне пришла в себя. Чудом избежала гибели, оплакиваю своих друзей…» В таких обстоятельствах Люку д’Онэ легче было так глубоко потревожить ее сердце.

Яркое светлое небо больно било в глаза. Эйврил перевернулась и легла на живот, приподнявшись на локтях, окидывая невысокую траву перед собой хмурым взглядом. Через минуту она увидела, как небольшой черный жук прокладывает себе путь в траве, которая должна была казаться ему джунглями.

Какими были ее чувства, когда она оказалась во власти этого человека? Люк словно бы заставил ее прожить другую жизнь. Он, безусловно, вызвал в ней низменные чувственные ощущения, о которых она усиленно старалась не думать. Он привлекателен, хотя и не красавец, храбрый, сильный, властный и безжалостный, но даже если он и спас ту женщину от изнасилования, то теперь он без тени стеснения почти соблазнил ее саму.

Мир полон сильных, уверенных в себе мужчин, таких как Элис Линдон и близнецы Чаттертон. Она закусила губу — с ними все хорошо, с ними должно быть все хорошо. Если она смогла выжить, то эти люди тем более смогли.

Да, в мире тысячи привлекательных, сильных, отчаянных мужчин, и она собиралась выйти замуж за одного из них. В то же время тот, кому она обязана жизнью, сейчас шел навстречу опасности. И последствия его смелого поступка были скрыты мраком неизвестности. Трагедия его семьи и изоляция, причиной которой было его происхождение, только усугубляли ситуацию. Несправедливость, которая его преследовала, любого человека озлобила бы и сделала циничным. Она спросила себя, оказался бы он в этой ситуации, будь он чистокровным англичанином, или же и тогда его ждал бы несправедливый суд. Действительно ли Люк знал, чего добивался? Он одновременно желал вернуть себе французский титул и втайне добивался признания как английский подданный?

Эйврил села на траве и посмотрела вниз по склону, туда, где вокруг Люка, стоящего в гичке, собрались матросы. Она поняла, что хотела сделать с тех самых пор, как он внес ее на руках в ту старую лачугу.

Она хотела плыть с ними.

Глава 9

— Феррис.

— Да, мисс?

Только когда она спустилась к самому подножию холма, Хорек оторвался от бережного затачивания ножа на точильном камне. Она присела рядом с ним, внезапно подумав, как удобны штаны в сравнении с этими сковывающими движения юбками, которые она пожелала никогда более не носить.

— Поскольку Докинс ранен, вы поплывете с остальными сегодня ночью.

— Ну да, так и есть. — Он сплюнул на камень и снова со зловещим шипением стали провел по нему ножом. — Чертов увалень.

— А что, все вы будете захватывать корабль и драться на его борту или кто-то должен будет остаться в гичке?

Она пыталась понять тактику захвата брига, и ей казалось, что все нападающие не станут перебираться на борт, тем самым позволив лодке уплыть.

— Кто-то должен остаться, мисс. Даже если б Докинс не был таким жирдяем, кэп все равно оставил бы его в лодке. Только теперь из него гребец никакой — такой ногой не упрешься как следует, так что он ни грести, ни драться не может, да к тому же еще и толще борова. — Он провел по лезвию большим пальцем и крякнул от удовольствия. — В лодке Докинс — просто балласт, раз он ни драться, ни грести не будет. А у нас и без того хватает оружия, карт, провизии. С ними на борт брига не вскочишь, так что кому-то в гичке придется остаться и сторожить наше добро.

— Чья же обязанность охранять лодку?

Это лишало команду уже двух бойцов.

— Моя, мисс. — Он вздохнул. — Я самый тощий и самый верткий. Жаль. Я бы хотел врезать как следует этой сволочи. Хотя смогу подраться на борту французского брига. Мы подойдем к ним, кинем кошки и заглянем в гости.

Он поймал солнечный свет лезвием ножа и жестко усмехнулся, предвкушая этот абордаж.

— Феррис, вы можете меня спрятать в лодке так, чтобы не увидел капитан?

Рот Хорька открылся при ее словах, явив ряд потемневших зубов.

— Я могу остаться в гичке, и тогда вы можете драться, вы же этого хотите, верно? У меня есть пистолет, я могу выстрелить, если кто-то попробует спуститься в лодку.

Хорек задумался, и прозвище стало подходить ему как нельзя более. Эйврил почти видела перед собой хорька, подергивающего заостренным носом. Феррис задумчиво потер щетинистый подбородок — одним из преимуществ обращения с этим хитрым, недобросовестным, опасным человеком было то, что ему нет никакого дела до нарушения приказов, если это выгодно. И видимо, внезапная возможность убивать и быть убитым оказалась сильнее его страха перед последствиями.

— По рукам. Вам нужно надеть что-нибудь черное и теплое и голову прикрыть. — Он покосился на гичку. — Я буду на носу при погрузке, надо будет гичку держать как следует. Капитан будет на корме, у руля. Вот что мы сделаем…


— С вами все будет в порядке.

Люк сказал твердо, будто отдавая приказ. Он наконец вернулся в лачугу. Хорошо, что она еще не переоделась в черную одежду, которую дал ей Феррис.

— Конечно, будет. Я точно знаю, что мне делать.

Эйврил улыбнулась ему с беззаботной уверенностью, но затем придала лицу чуть более серьезное выражение. Не нужно, чтобы он чувствовал ее облегчение из-за принятого решения плыть с ним, это возбудит подозрения. Глупо думать, что ее присутствие убережет Люка. Однако оно даст ему еще одного бойца и еще один пистолет.

Они стояли в лачуге перед очагом, внезапно чувствуя неловкость, будто двое незнакомых людей на светском вечере. «Поцелуй меня», — безмолвно сказала она. Очертания тела не угадывались под темной одеждой, которую он надел. Люк не выказывал никаких признаков желания даже прикоснуться к ее руке на прощание.

— Поцелуете ли вы меня?

Она покраснела, задав этот вопрос, но он посмотрел на нее без всякого энтузиазма.

«Как это скучно. Я думала, мужчины перед лицом опасности склонны целовать женщин».

— Не вижу смысла целовать вас. Уже не нужно обманывать мою команду. Я желаю вам счастья, Эйврил, и прошу прощения, если мои действия коснулись вашей невинности, принадлежащей только вашему мужу.

Его серьезный голос впервые звучал с легким акцентом.

«Возможно, он мысленно переводит французскую речь», — подумала Эйврил. Было ли это признаком взволнованности?

— Должна признаться, мне понравилось то, что было между нами, — призналась она. Трудно было удержаться от соблазна прикоснуться к его лицу, провести ладонью по его щеке, покрытой темной щетиной. — Я бы хотела, чтобы вы поцеловали меня снова.

«Я должна просить об этом?» Она начинала злиться на него, хотя и не хотела.

— Я поцелую вас, когда вернусь, — пообещал он и вдруг улыбнулся.

Ее сердце забилось в ответ, переполняемое чувствами, которых она не понимала, хотя больше было страха. За его жизнь или за ее собственную? Или страх перед тем, что случится, когда они покинут этот крошечный остров?

— Прекрасно. — Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, уколов губы жесткой щетиной. — Удачи и попутного ветра.

Он кивнул резким, отрывистым движением, и она поняла, что его внимание вновь обратилось к предстоящей миссии.

— До свидания, Эйврил.

И он ушел. Эйврил выждала десять ударов сердца, затем вытащила тяжелую моряцкую фуфайку, которую дал ей Хорек, надела ее и тщательно заправила внутрь воротник и манжеты. Под воротником спрятала свою косу, покрыла голову коричневым платком, который сумел отыскать ее сообщник, и задула лампу.

Она хорошо знала путь, лежащий вверх по склону, и поэтому побежала, стремясь подняться выше, чем мог бы несколько минут назад подняться Люк. Ногу пронзила резкая боль, когда она ударилась пальцем о камень. Сдержав крик, несколько шагов она прыгала на одной ноге, затем упала в заросли дрока, и его толстые колючие ветви яростно охватили ее. Она шипела проклятия сквозь зубы, высвобождаясь, и пока вынимала из рук и ног крошечные иглы, потом побрела дальше, пока не оказалась на вершине холма, с которой увидела всех собравшихся на берегу моряков.

Они грузились в гичку, Феррис был там, где и обещал. Стоя в воде, он удерживал нос лодки. Эйврил в отдалении вошла в воду, чтобы ее не увидели, и подкралась к спине Хорька так, чтобы он был между ней и берегом.