— Не так просто это сделать. Я стараюсь не думать о моих друзьях с «Королевы Бенгалии», — заметила Эйврил. — Ваши слова о воскрешении заставили меня вспомнить о заупокойной службе в море. Во время рейса умер моряк, и слова, сказанные о нем, отличались от тех, которые звучат на суше. Но вы, конечно, знаете об этом…

Она умолкла, и Люк увидел, что перед ее глазами снова возник кошмар того плавания.

— «И тогда отдало море бывших в нем», — процитировал Люк.

Он произносил эти слова за всю жизнь слишком много раз, чтобы запомнить все завернутые в парусину тела, что сбрасывались после них за борт.

— Да, это те слова. Я хотела бы знать, сколько человек умерло на «Королеве» и скольких отдаст море, чтобы семьи могли похоронить тех, кого любили.

— Размышления об этом вам не помогут, — сказал Люк. — Они только ослабят. Будет время оплакать этих людей, когда вы окажетесь в безопасности.

— Я понимаю, что я не в безопасности, — проговорила она холодно. — И постараюсь впредь не беспокоить вас неуместными переживаниями.

Люк испытал внезапное и совершенно необъяснимое желание прижать ее к себе — просто и нежно обнять, чтобы успокоить. Он попытался вспомнить, когда в последний раз утешал женщину, и понял, что это случилось во время отпуска. Его отец был казнен, и мать уже не смогла оставаться сильной, зарыдав на руках сына.

Маман недолго прожила после этого. Он потерял всех, кто был важен для него. И ему было удобнее не привязываться к кому-либо, не начинать вовсе никаких отношений, поскольку все это могло причинить боль и отвлечь от выполнения долга — службы на флоте. Иногда ему казалось — позволь он себе новые привязанности, они, по крайней мере, послужили бы каким-то подобием якоря, принадлежностью хотя бы к чему-то на этом свете.

Эйврил беспокойно пошевелилась, и это вернуло его в настоящее. Перед ним была не его мать, и он не знал, как ее утешить. Он не связывался с женщинами, которых нужно утешать, обнимать или веселить. Его отношения с противоположным полом были функциональными, деловыми и, как он надеялся, приносящими взаимное удовольствие. Его любовницы не сидели перед ним, мужественно закусив дрожащие губы, заставляя его чувствовать себя виновником всех бед.

Черт побери, не он вызвал бурю, потопившую ост-индское судно, и эта женщина не пыталась заставить его чувствовать себя виноватым в крушении! Она хотела его с того момента, когда он нашел ее. И он, черт бы побрал все на свете, хотел взять ее!

— Хорошо. — Эмоции опасны в таких условиях, поэтому он встал и пощупал одежду, висевшую перед огнем. — Она достаточно высохла. Одевайтесь, иначе команда удивится, почему мы не пришли ужинать.

— Не сомневаюсь, что их испорченные недалекие умы подскажут объяснение этого. — Эйврил даже не пошевелилась, сидя на стуле. — Я не намерена одеваться, пока вы здесь.

Люк пожал плечами и поднялся на ноги. Разумное требование — не стоит горячить его кровь еще больше, чем тогда, когда он был с ней, обнаженной. Даже с закрытыми глазами он видел это зрелище слишком ярко.

— Когда придете, лучше, если вы будете выглядеть как после долгих нежностей, — бросил он через плечо на полпути к двери.

— Не думаю. — Эйврил встала, кутаясь в одеяло, одновременно и вызывающая, и надменная. Виной тому было полное незнание того, какой эффект производит ее поведение. — Полагаю, поссорившихся любовников изобразить намного проще.

Люк не стал отвечать. Он закрыл за собой дверь, стараясь не хлопнуть ею, прислонился спиной к изъеденной морским ветром дощатой стене, пытаясь взять себя в руки. Эта воинственная, чувственная и невинная девица не возьмет над ним верх! Беда в том, что она не приняла во внимание почти все то, что он говорил ей делать или не делать, и Люк втайне восхищался ее мужеством.

Она осмелилась броситься в море, чтобы уплыть, вскоре после того, как едва не утонула, кроме того, ни разу не пожаловалась на синяк, оставленный на ее спине камнем. Впервые он поднял руку на женщину, тем более использовал против нее оружие — от этих мыслей желудок обращался в кусок растаявшего масла. Но это не помогало усмирить характер.

Он смотрел на горизонт и сосредотачивался на той задаче, которую предстояло выполнить. Он профессиональный морской офицер и преодолеет все это, как преодолел и подозрения, и предубеждения, и насмешки, сопровождавшие его с того момента, как он оказался в Англии. Эмигрантское сообщество относилось к нему с осторожностью по причине политических взглядов его отца, англичане видели в нем француза, и он подозревал, что брак, в который вступили его родители, сыграет свою роль в тех неприятностях, которые подстерегают его во Франции.

Он — полукровка, но мириться с этим более не намерен. Он хотел оставить проклятый английский флот, найти жену среди эмигрантов, подобающую роду д’Онэ, и, когда закончится война, вернуть себе принадлежащее по праву.

Какое-то движение в далеких волнах привлекло его внимание. Небольшая лодка с коричневыми парусами пересекала залив, направляясь к сужению между островом Святой Елены и Теэном. Но почему капитан принял решение идти против ветра, чтобы добраться до открытого моря, когда пройти южным маршрутом, между Святой Еленой и Треско, было бы намного проще?

Лодка шла к нему! Это был ожидаемый им посланец, выбравший путь как можно дальше от кораблей военного флота. Удаляясь вверх по склону от лечебницы и забывая об Эйврил, он чувствовал, как его настроение улучшается в ожидании грядущих событий.


Эйврил едва дождалась, пока дверь закроется, чтобы облачиться во влажные, липкие от соли штаны и рубашку. Ее плечо протестовало приступами пульсирующей боли в ушибленном месте, но она не обращала на нее внимания, равно как и на истерзанные босые ноги. Она чувствовала себя сильной, несмотря на страдания, причиненные ее телу в последние дни, и на угрозу близости Люка.

Он думал, что она чувственная женщина. Что ж, едва ли можно этого стыдиться. Кроме того, она ощущала себя уверенной и независимой, что для нее ново. Всегда рядом с ней были люди, говорившие, как поступать: отец, тетя, гувернантка, сопровождавшая ее. Она вела себя разумно и послушно и была вознаграждена возможностью стать графиней, тем самым приумножив благосостояние своей семьи.

Теперь же, не по своей вине, она оказалась во власти другого человека, который ожидал от нее того же послушания, но которому она не была склонна подчиниться, и это освобождение от пут. Некоторые вещи, впрочем, были ей приятны, например поцелуи, кроме того, она считала патриотическим долгом выполнять указания Люка во всем, что относилось к причинам пребывания его самого и его команды на этом острове.

Но в целом она хорошо держится. И изменяется. Что бы ни случилось, Эйврил Хейдон, которая покинет этот остров, уже не будет женщиной, найденной на прибрежном песке.

Она осторожно проскользнула в дверь и обошла лачугу, но не увидела никаких признаков интереса к острову со стороны судов, стоящих в отдалении на якоре. Должно быть, ее безумный рывок к свободе и способ Люка вернуть ее остались незамеченными.

Но на берегу возле лагеря стояла странная лодка, а возле огня незнакомец с кружкой в руке что-то говорил. Моряки сгрудились вокруг него и внимательно слушали, глядя, однако, только на своего капитана. При всей их очевидной враждебности, они смотрели на него так, что было ясно: они последуют за ним, что бы ни происходило. Эйврил испытала неожиданно теплое чувство, почти гордость, будто он на самом деле был ее любовником.

Ее мысли блуждали, когда она шла к ним. Люк д’Онэ не был ни ее любовником, ни ее возлюбленным. Он просто делал свою работу, и если выглядел уверенно и разумно руководил всем происходящим, тем лучше для Королевского военного флота. Таким образом, женскому трепету Эйврил не было никаких оправданий.

— Это кто еще? О женщинах речи не было.

Незнакомец говорил с акцентом, и она догадалась, что он, должно быть, местный житель. Похож на рыбака. В кормовой части его лодки лежали сети и небольшой улов крабов. Присутствие Эйврил его, очевидно, обеспокоило.

— Это моя женщина, — пояснил Люк, взглянув в ее сторону. — Не обращай на нее внимания. Так ты уверен во всем?

— Уверен. — Человек усмехнулся. — Какой-то нищеброд не станет заходить в парусную мастерскую. Но я не знаю, кто он такой. Не могу выведать, кто он и откуда, и он носит шляпу, натянув ее на глаза, и кутается в плащ. Он басит, но по речи слышно — джентльмен, я таких слыхал достаточно. Но не заговори он с Третеваном, я бы не догадался. Он все смотрел, не следят ли за ним, только ему и в голову не приходило, что кое-кто знает, куда он собирался в прошлый раз. Это все тот же бриг «Пеликан», но только они сменили паруса. Заплаты поползли, и они поставили новые, коричневые. — Он отхлебнул из кружки. — Они снимутся с якоря сегодня в одиннадцать вечера, так что вы должны будете стоять у острова Аннет. А лучше зайти за Торосные скалы. Я подам сигнал из гарнизона, когда увижу, что они отвалили. Это точно будет нынче вечером.

— А откуда мы знаем, что ему можно верить? — беспокоился Харрис, к нему присоединились другие моряки.

— Потому что я так сказал, — ответил Люк. — Я его знаю, и у него веская причина ненавидеть французов.

— Да. — Незнакомец хмуро посмотрел на Харриса. — Мой брат Джонни погиб, и это их рук дело. Мне не по нраву те, кто мою страну продает чужакам.

— А чужакам по нраву этот Французик, — пробормотал голос где-то позади.

— Не будь еще большим чертовым олухом, чем ты есть, Секач, — посоветовал Люк.

— Простите, кэп, я просто…

— Не смей оскорблять капитана, — взъярился рыбак. — Мой Джонни служил с ним, когда его убили, и он бы ни слова поперек ему не молвил! Вот он пришел бы домой и сказал бы так…

— Ладно, Йестин, не заставляй краснеть. Сейчас отправляйся рыбачить дальше. Мы будем ждать твоих сигналов. Шесть склянок в первую вахту.