Обняв за талию сговорчивую даму, Тристан тесно прижался к ней бедрами и, прежде чем впиться поцелуем в губы, прошептал:

— Я не буду об этом думать, обещаю.

— Присцилла!

Громогласный рев пронзил тишину словно стрела.

— Дьявол! — выругался Тристан, разжимая объятия и выпуская леди.

— О Господи, это мой муж!

Горец сердито нахмурился.

— Вы не говорили, что замужем, — с укором заметил он.

— А вы меня не спрашивали.

Верно. Он действительно не поинтересовался, есть ли у любвеобильной леди муж.

— Любезный лорд Холлингзуорт, я… — Ему пришлось пригнуться, когда тучный вельможа с удивительной ловкостью выхватил из ножен шпагу и попытался вонзить ее в горло сопернику. — Не стоит горячиться, — пробормотал Тристан, уклоняясь от нового выпада. — Вложите шпагу в ножны и давайте обсудим это как…

Черт возьми, очередной удар едва не достиг цели. Увещевать взбешенного обманутого супруга было бесполезно. Тристан смиренно принял бы удар кулаком в челюсть в наказание зато, что поцеловал чужую жену, но лишаться из-за этого жизни он решительно не собирался.

Клинок просвистел у него над головой за мгновение до того, как его кулак обрушился на мясистую щеку Холлингзуорта. Крепкий удар в подбородок заставил вельможу рухнуть на колени и позволил Тристану выхватить оружие из разжавшихся пальцев незадачливого мужа леди Присциллы.

Гневно отшвырнув шпагу за ворота замка, на улицу, горец повернулся к Холлингзуорту:

— Если вы когда-нибудь осмелитесь снова направить на меня шпагу, я убью вас вашим же клинком. Ищите причину неблагоразумия вашей жены в себе, а не во мне и не в мужчине, с которым вы застигнете ее в следующий раз.

Вне себя от ярости, он вышел из ворот дворца и зашагал по Кингс-стрит, оставив шпагу Холлингзуорта лежать там, где она упала. По пути Тристану то и дело встречались женщины. Выступая из тени, они предлагали ему себя, обещая невиданные наслаждения. Тристан шел, не замедляя шага. Ему хотелось побыть в одиночестве. Его мутило при мысли о женских пальцах, жадно цепляющихся за его одежду, и о страстных мольбах вернуться, ведь он знал, что никогда не вернется. Этой ночью он не желал, чтобы ему напоминали о том, в кого он превратился.

Тристан поднял глаза к полуденному небу, а затем с любопытством оглядел солнечные часы. Как, черт возьми, люди умудряются определять время дня, глядя на каменную плиту со стрелой? И какого дьявола он делает здесь в ожидании девушки с веснушками на носу и звонким, как колокольчик, смехом? Он думал о ней непрестанно и, ложась в постель, с досадой гнал от себя навязчивые мысли. Но, проснувшись утром, не мог дождаться новой встречи.

К сожалению, найти кого-то во дворце с пятнадцатью тысячами комнат было совершенно невозможно, это одно из неудобств жизни в Уайтхолле. Хорошо, что он успел заранее договориться с Изольдой о месте свидания.

— Приветствую вас, сэр Тристан.

Она подошла неслышно. Тристан невольно улыбнулся в ответ на ее слова. Повернувшись, он взял ее за руку. Его удивило и тронуло, что ладонь Изобел оказалась загрубевшей от тяжелой работы.

— Леди Изольда. — Учтиво поклонившись, Тристан поднес ее руку к губам. — Братья тревожились о вас вчера, как вы и боялись?

Изобел покачала головой, рыжие и золотистые пряди вспыхнули в лучах солнца.

— Их внимание было полностью поглощено двумя француженками. Эти леди хихикали весь вечер над словами, которых, я уверена, они вовсе не понимали.

— Говорят, любовь не нуждается в словах. — Тристан предложил Изобел руку и с удивлением почувствовал, как у него перехватило дыхание, когда ее теплая ладонь легла на его локоть. — Я хотел сказать: красивые слова служат лишь украшением истинной любви.

— Должно быть, вам многое известно об истинной любви? — спросила она, насмешливо сверкнув зелеными глазами.

— Я ничего о ней не знаю, — признался Тристан, уводя спутницу подальше от чужих глаз. Он невольно нахмурился, вспомнив лорда и леди Холлингзуорт. — Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: даме нравится, когда мужчина уверяет, что принадлежит ей всецело, душой и телом, что она владычица его дум.

— Да, — согласилась Изобел, придвигаясь чуть ближе к нему. — Думаю, слышать такое довольно приятно. Но откуда подобная осведомленность? Вы знаете, чего желают женщины, тогда как другим это неизвестно?

— Сэр Гавейн[2] поклялся жениться на старой ведьме, леди Рагнелл, когда та ответила на извечный вопрос, чего хотят женщины, и тем спасла жизнь королю Артуру, — сказал Тристан, довольный тем, что минувшей ночью вспомнил легенду.

— И он сдержал слово?

— Конечно, сдержал, — кивнул Тристан. — Сэр Гавейн был… — Он замешкался, невольно смущенный тем, что собирался сказать, охваченный странным, давно забытым чувством. — Сэр Гавейн был человеком чести. — Желая как можно скорее сменить тему разговора, Тристан добавил: — Вас ждет дома какой-нибудь мужчина, прекрасная Изольда? Возможно, муж?

На этот раз он решил выяснить все заранее.

— Нет. — Она тихонько рассмеялась. — Никто еще не отдал мне во владение свое сердце.

— Выходит, вас окружают одни глупцы.

Спутники обменялись улыбками. Рыжеволосая красавица сумела разглядеть за наносным легкомыслием горца уязвимость, она словно заглянула за стену, тщательно возводимую им вот уже десять лет. А Тристан неожиданно угадал в ней женщину, возможно единственную в целом мире, способную разрушить броню, которой он себя окружил. Горец смущенно отвернулся, силясь собраться с мыслями.

— Я видела его вчера вечером в пиршественном зале.

— Кого? — спросил Тристан.

Ему захотелось вдруг поцеловать Изольду — доказать себе, что он неподвластен ее чарам.

— Дьявола, убившего моего отца. Никогда не забуду его лица. Я смотрела на него, но не выдержала и отвела глаза.

— Значит, вы видели саму расправу? — спросил Тристан, искренне сочувствуя девушке.

Ему тоже довелось увидеть мертвым близкого человека. Такое невозможно забыть.

— Я видела из окна, как он ударил отца мечом в сердце.

Проклятие! Остановившись, Тристан ласково коснулся рукой ее щеки, словно желая стереть слезы, пролитые ею в тот страшный день.

— Вы не сказали мне, почему этот изувер зарубил вашего отца.

На мгновение незнакомка закрыла глаза, смущенная нежным прикосновением Тристана.

— Он думал, что отец, внезапно напав, убил графа Аргайлла. — Рука Тристана застыла, сердце сжалось от ужаса. — Граф приходился ему родней, — безжалостно продолжала прекрасная Изольда. — Мне говорили, Аргайлл был зятем этого дьявола Макгрегора. Если он был таким же чудовищем, как его родичи, то заслужил смерть.

«Нет. Это неправда».

Тристан не желал верить тому, что услышал. Неужели эта прекрасная храбрая девушка, заставившая его вспомнить все то, о чем он много лет пытался забыть, дочь Арчибальда Фергюссона? И это она только что сказала, что дядя Роберт заслуживал смерти? Не может быть!

Безвольно уронив руку, Тристан в страхе попятился. Ему хотелось осыпать проклятиями весь род Фергюссонов, но как он мог, если сам был виновен в смерти дяди? Она неверно судила о Роберте Кемпбелле, но охваченный ужасом Тристан не смог ей возразить. Ошеломленный, растерянный, он лишь смотрел на нее во все глаза.

— Мне нужно идти, — произнес он наконец сдавленным голосом.

— Что? — Удивленно подняв брови, Изольда протянула к нему руку, но Тристан резко отпрянул. — Что случилось?

Ему следовало сказать ей, кто он такой. Признаться, что самый страшный кошмар ее жизни — дело его рук, но ему не хватило бессердечия или смелости.

— Я только что вспомнил, что обещал показать сестре королевский театр. До свидания.

С этими словами он повернулся и ушел, не оглянувшись.

Прекрасная Изольда принадлежала к проклятому роду Фергюссонов, и ради ее же блага ему следовало забыть о том, что они когда-то встречались.

Глава 3

— А чуть правее вы увидите Карла Первого во всем блеске его величия.

Тристан бросил рассеянный взгляд на расписной потолок пиршественного зала, к которому пытался привлечь внимание его сестры Генри де Вер, сын графа Оксфорда. Бедняжку Мейри усадили рядом с англичанином, и ей пришлось поддерживать беседу с ним на протяжении всего ужина, состоявшего из восьми перемен. Тристан сочувственно покосился на сестру: его нисколько не интересовали мертвые короли, как, впрочем, и живые. И все же бессмысленная болтовня вельможи отвлекала его от мыслей о дочери Арчи Фергюссона.

Он хотел бы навсегда прогнать от себя мысли об Изольде, но, расставшись с ней в полдень, шесть часов назад, не мог думать ни о чем другом. Почему? Почему именно она? Прежде он тотчас забывал о женщинах, стоило им расстаться. Даже те, с кем он делил постель, не занимали все его помыслы, как мисс Фергюссон. Ее нежная улыбка, огрубелые ладони, все ее чертовы разговоры о галантных рыцарях и тяжелой жизни дома, вызвавшие у Тристана желание вмешаться и спасти прекрасную даму.

О чем он только думал, черт возьми? Он ведь не рыцарь, сошедший со страниц книг, которые мать и дядя читали ему в детстве. Он давно оставил попытки стать рыцарем, а даже если бы захотел совершить рыцарский поступок, как ему спасти Изольду от враждебности своего клана? Ведь даже если бы сам Тристан погасил в себе ненависть к ее отцу, остальные Макгрегоры по-прежнему будут винить во всем Арчибальда Фергюссона.

— А здесь запечатлен союз Англии и Шотландии, — продолжал бубнить Оксфорд, указывая на левую сторону потолка.

Тристан осушил свой кубок и сделал знак слуге принести еще вина. Вечер обещал быть длинным и скучным, титулованный болван, сидевший между Макгрегором и его сестрой, трещал не умолкая. Тристан подумал было сбежать, пересесть за стол к леди Элеоноре Хартли. У нее была восхитительная грудь, но ума не больше, чем у ночного горшка или полотняной простыни. Он равнодушно оглядел многолюдный зал, скользнул взглядом по фигуре леди Хартли, а в следующий миг, сам того не желая, уже искал глазами другое лицо. Без пудры и румян, без лжи и жеманства.