Вирджиния Хенли - Соблазненная

Леди Антония Лэмб стояла перед большим овальным зеркалом, озабоченно нахмурив очаровательные брови. Большие зеленые глаза, опушенные темными ресницами, изящно выточенные скулы и яркие полные губы создавали впечатление безупречной красоты. Она нетерпеливо откинула за спину облако упавших до талии темных волос, обнажив выглядывающие из кружевного корсета молодые высокие груди.

— Какие же они маленькие! — сокрушенно вздохнула она.

Ее бабушка по матери, леди Розалинд Рэндольф, отставив чашку с шоколадом, заметила сухо:

— Размер не в счет, были бы тугие. Бокал для шампанского отливали по маленькой груди Марии Антуанетты, которая была объявлена образцом совершенства. Впрочем, все эти совершенства ни к чему для парижской черни, — презрительно добавила Роз.

Она оценивающе оглядела высокую стройную фигуру внучки, с удовлетворением отметив девятнадцатидюймовую талию и длинные красивые ноги. Вспомнился собственный первый выход в свет, когда ей тоже было шестнадцать.

— Мужчины, Антония, будут у твоих ног, можешь не сомневаться. Последний бал, на котором я была, походил на состязание в уродстве. Леди Денам, тощая как щепка, соорудила из кисеи огромную грудь. Ну точь-в-точь как зобастый голубь, а ведь думала, дуреха, что это ей очень идет. Герцогиня Бедфордская, по-моему, собиралась «слизать» новую расцветку у моряков — синюю с белым, но платье у нее было такого дикого оттенка, что нет слов. К счастью, этого не заметили, потому что никто не мог оторвать глаз от синей напудренной прически, увенчанной настоящим кораблем. Ужасно, целый час она никому не давала сказать слова, на полном серьезе пересказывая дурацкие назидания своего парикмахера Легроса. «Летом можно не снимать парик хоть три недели — ничего голове не будет», — передразнила Роз.

Глаза Антонии лучились смехом. Щелкнув пальцем по белоснежному локону водруженного на туалетном столике сооружения и скорчив милую гримаску, девушка шутливо заметила:

— О Роз, мне так хотелось надеть свой первый в жизни парик, а теперь ты начисто отбила у меня охоту.

— Вот и хорошо! Это же всего лишь уродливые поделки из конского волоса, пеньки и пудры, собирающие всякую заразу. Я возблагодарю Бога, когда они выйдут из моды. Хотя бы днем-то их перестали носить.

— Думаю, ты просто хочешь меня подбодрить. Герцогиня Девонширская — известная красавица, и, уж я знаю, на ее открывающем сезон балу, что состоится на той неделе, будет полно разодетых и разукрашенных дам.

Антония испытывала неуверенность относительно своей внешности, просто не понимая, как она красива. Всю жизнь ей говорили вещи вроде: «Как жаль, что цветом волос ты не пошла в мать» или «Ты выдалась ростом с брата, а, помнится, матушка твоя изящна, как котенок».

— Не все они настоящие леди, дорогая, — холодно протянула Роз. — И уж меньше всего сама Джорджиана! К тому же придется состязаться не с женщинами, а с мужчинами. «Скиффи» Скеффингтон вымазал лицо свинцовыми белилами, от него воняло как от мускусного кота, а беспутная компания из Карлтон-хауза все до одного щеголяли красными высокими каблуками.

— Скиффи. Какое нелепое имя, — заметила Антония. — Не терпится его увидеть.

— Не такое нелепое, как настоящее имя бедняги. Его зовут Ламли, — поделилась секретом Роз. — Можешь не верить, он притащил с собой табакерку, трость со шпагой внутри, носовой платок, веер, гребень, коробочку для мушек и муфту. Словом, что твой фокусник из цирка!

— Опять преувеличиваешь. Уверена, что муфту он носит только зимой.

— Вот и нет. Что до самого последнего крика моды в «Лондонском журнале», так это летняя муфта из лебяжьего пуха. Когда будем на следующей неделе в городе, нужно тебе купить. Теперь самый шик слыть чудаком, да разве это удивительно, когда сам король Георг — буйно помешанный? — Не переводя дыхания, Роз продолжала: — Пускай зайдет Молли. Хочу посмотреть, как там новое бальное платье.

Антония чувствовала, как внутри растет приятное волнение. Еще несколько недель назад поездка из Стоука в городское имение в Лондоне означала лишь возможность походить по книжным магазинам в поисках книг о красивых, величественных зданиях, их обстановке, о садах и парках, которыми Антония так восхищалась. Теперь ее бабушка, леди Розалинд Рэндольф, вместе с самой своей близкой подругой, леди Франсис Джерси, решили, что Антония уже выросла для своего первого бального сезона. И вот, вместо того чтобы целыми днями скакать на коне или ходить под парусами с братом-близнецом Антони, она бесконечно простаивает на примерках бальных платьев, берет уроки танцев и выслушивает советы, как заставить подходящего молодого лорда предложить ей руку и сердце.

Позвали горничную, поверх нижнего белья накинули на Антонию белое с серебром творение из тюля, убрали волосы под модно завитой парик, осыпали его пудрой, закрыв лицо стеклянным колпаком, потом выбрали мушку и аккуратно приклеили ее в уголке губ, ради кокетства.

Все трое повернули головы к дверям спальни, услыхав знакомый стук сапог, возвещавший, что Антони возвращается с прогулки верхом. Стройный темноволосый молодой человек, руки в карманах, перестав насвистывать, замер в дверях.

— Тони, это ты? — воскликнул брат, не веря глазам. На щеках сестры появились ямочки.

— Тони, это правда я. Ну и как?

Они звали друг друга Тони, что запутывало других, но не их самих. Потому-то они с детства и звали себя таким образом.

— Мне не нравится, — не раздумывая выпалил он. Антония изменилась в лице, уверенности в себе как не бывало.

— Словно паршивый свадебный пирог!

— Ого, — поддразнила Роз, — услышал свадебные колокола и испугался, что лишаешься подручного, которым можно верховодить на паруснике. Тогда позволь тебе напомнить, Антони, что это откровенный эгоизм.

— Я — мужчина, — ухмыльнулся он. — Мне положено быть эгоистом.

— Тебе-то что, дорогой. Ты унаследуешь все это, не пошевелив пальцем, а твоей сестре нужно выйти замуж, к тому же удачно, если она хочет иметь свой дом и титул для своего первенца.

Тони запротестовал:

— Роз, да нам же всего по шестнадцать лет! Я прихожу в ужас от одной мысли о женитьбе.

— Так и должно быть, дурачок. Тебе еще много лет до узды, а Антония уже созрела для брачного рынка.

Антония не чувствовала себя созревшей. Ей казалось, что она ни на что не годится. И бабушка, и мать в ее возрасте пленили титулованных лордов, которые не мешкая повели их к алтарю. Она знала, что здесь, в сельской глуши, у нее было мало шансов встретить кого-нибудь, и благодарила судьбу за возможность провести сезон в Лондоне.

Большие зеленые глаза встретились взглядом с такими же большими зелеными глазами.

— Я тоже дрожу при этой мысли, Тони. Я совсем не готова к замужеству, однако безумно рада повеселиться на всех этих балах.

— Не в мать ты пошла. Ева в твои годы еще как была готова. Общество только рты разинуло. Скандал был грандиозный.

Эвелин была помолвлена с Робертом Лэмбом, но тогда после смерти отца старший брат Роберта Расселл унаследовал титул и имение Лэмб-холл, она тотчас пере-нетнулась к нему. В свете только и было разговоров, что о ней.

— Мне хочется, чтобы родители вернулись с Цейлона, — задумчиво промолвила Антония. — Я почти не помню, как выглядит мама. Помню только, что у нее светлые волосы и она очень красива.

— То было десять лет назад. В тропиках женщины быстро увядают, — непочтительно заметил Антони.

— Только не Эвелин, — возразила Роз. — Ее способность позаботиться о себе не знает границ,

— Роз! Иногда ты говоришь так, будто не любишь маму, — упрекнула ее Антония.

— М-м-м, — уклонилась от ответа бабушка. — Молли, можешь уложить парик и платье вместе с остальным гардеробом Антонии. Думаю, мы поедем в город днем раньше чтобы у тебя осталось полдня на отдых. Когда начнется сезон, каждый день будешь добираться до постели не раньше утра.

Летний день выдался как нельзя лучше. Теплое солнышко раскрыло растущие в изобилии розы и люпины, и легкий южный ветерок доносил их благоухание в распахнутые окна Лэмб-холла. Антония весело мурлыкала, отдавшись мечтам об ожидавшем ее в Лондоне водовороте увеселений. При мысли о приближавшемся дебюте в груди росло радостное возбуждение, и она чувствовала, что должна быть готова к выходу в свет. По крайней мере, готова для пудры и румян, туфелек на высоких каблуках и глубоких, по моде, вырезов на платье. На балах, раутах, спектаклях, званых вечерах, торжественных празднествах, маскарадах и музыкальных вечерах все ее существо должно было претерпеть метаморфозу.

Ее бабушка позаботилась о том, чтобы она росла в сельской тиши, укрытая от тревог и забот, как гусеница под листом. А теперь пришло время превратиться в бабочку и распахнуть роскошные крылья, привлекая поклонников. Родители отложили деньги на приданое, и она знала, что оно, вкупе с титулом отца, добавляет ей привлекательности. Так что оснований для надежд вполне хватало.

Взгляд ее упал на вырезанные из «Бомонд», модного журнала, стихи. Антония в который раз перечитала умные строки «Советов Джулии» Латтрелла:

Все в этом перечне имеет смысл -

Богатство, слава, моды блеск, любовники, друзья.

Все это или радует, иль мучит

Людей всех званий, возрастов, мужчин и женщин.

Попав в клуб избранных,

Ты, как монарх, безгрешен;

Но изгнанный оттуда как Иуда,

Клянусь Юпитером, ты правды не найдешь. Антония громко рассмеялась. Ей можно смеяться. Благодаря леди Джерси она была вхожа в этот клуб избранных, где дебютантки из высшего света знакомились с будущими мужьями. Из окна виднелись лодочная при-

стань, спускающиеся к речке Медуэй газоны. Из-за деревьев, напугав ее, вылетела цапля и, долетев до реки, зашагала по мелководью. Ее не будет здесь всю осень и зиму. Она будет скучать о многом, что остается здесь, в деревне.