Гнев охватил Элерика. Он понимал, что Кили бредит, вновь переживая обиду, нанесенную ей лэрдом Макдоналдом, свой позор и изгнание из родного клана.

Ему безумно хотелось помчаться туда и уничтожить их всех.

— Господи, что с ней такое? — тихо спросил Йен.

— Она пострадала от людской несправедливости и лишилась всего, что ей было дорого, — сказал Элерик сдавленным голосом. — Но я обязан ей жизнью и в долгу не останусь. Я отомщу.

— Элерик, — медленно заговорил Йен, отжимая тряпочки и глядя на брата. Закончив, он повесил последнюю полоску ткани на край миски. — Своим необдуманным поведением ты даешь ей надежду. Это жестоко. Она влюблена в тебя, и только слепой этого не заметит. Не поощряй ее, иначе придется жестоко расплачиваться за свое безрассудство. Подумай, какую боль ты ей причинишь, когда женишься на другой! Если девушка тебе не безразлична, убереги ее от страданий и унижения.

— Ты просишь меня о невозможном. Йен. Я не могу… просто не могу отказаться от нее только потому, что так нужно. Разумом я все понимаю, но мне тяжело с этим смириться. И поверь, мне вовсе не хочется никому причинять боль, даже если бы на месте Рионны Макдоналд была другая. Я уверен, что смогу уберечь от позора обеих женщин.

— Все это плохо кончится, — мягко возразил Йен, — либо для тебя, либо для Рионны, либо для Кили. Кто-нибудь из вас неизбежно пострадает, если ты не прекратишь это немедленно.

— Ты сам отказался бы от Мейрин? Представь, что завтра сюда приедет король и скажет, что она должна выйти замуж за другого человека, чтобы упрочить шотландский трон. Как ты поступишь? Покоришься его воле? Смиришься с тем, что никогда ее больше не увидишь?

— Это нелепое сравнение.

— Я же не отказываюсь исполнить свой долг перед кланом. Неужели я много прошу? Просто я не желаю изображать безразличие, когда моя душа поет и наполняется радостью, стоит мне увидеть ее. И я собираюсь насладиться каждым мгновением, чтобы после расставания у нас остались воспоминания о чудесных моментах любви, которые мы сохраним до конца наших дней.

— Глупец, — резко оборвал его Йен. — Держись от нее, как можно дальше. Оставь ее сейчас, пока не поздно! Это наилучший выход из положения.

Элерик печально улыбнулся.

— Уже поздно.

— Тогда прояви такт и просто уйди. Нам нельзя ссориться с Грегором Макдоналдом. Конечно, он не самый сильный из союзников, но объединение с соседним кланом позволит нам быстрее добиться цели.

— Это Грегору надо быть осторожнее, и лучше ему не злить меня, — гневно прошипел Элерик. — Он за все ответит, когда смерть придет за ним. Ему нет прощения за то, что он сделал с Кили! И, будь моя воля, я сам приблизил бы его смертный час. Кили застонала и снова начала метаться в горячечном

бреду, шепча что-то невразумительное. Йен бросил Элерику тряпочку, и тот положил ее на пылающий лоб больной.

Она затихла ненадолго, но стоило ему приложить холодную ткань к шее Кили, как ее снова начало знобить.

— Х-х-холодно, мне очень холодно, Элерик. Я не хочу мерзнуть.

— Тихо, любовь моя, я здесь, с тобой, — ласково шепнул он.

— Мне остаться? — спросил Йен.

Элерик отрицательно покачал головой.

— Нет, не нужно. Мейрин скоро обнаружит, что тебя нет, и начнет волноваться. Если понадобится вода или лохань со снегом, я позову Ганнона или Кормака.

Йен положил ему руку на плечо и слегка сжал, затем вышел из комнаты. Элерик сосредоточил все свое внимание на Кили, продолжая менять компрессы.

Каждый раз, когда холодная ткань касалась тела больной, она вздрагивала, и ее гладкая нежная кожа покрывалась мурашками. Все это заканчивалось стонами и ознобом.

В конце концов Элерик решил остановиться. Кожа больной стала заметно прохладнее, и, здесь было важно не переусердствовать, ибо переохлаждение могло нанести больше вреда, чем пользы.

Элерик забрался в постель и обнял обнаженную Кили. Тело ее было холодно, как лед; руки лихорадочно скользили по спине Элерика в поисках тепла.

Наконец Кили удалось забраться ему под тартан, и, ощутив тепло, она умиротворенно вздохнула и положила голову на плечо возлюбленного.

Вскоре озноб прекратился, и она, согревшись, расслабилась. Элерик дотянулся до одеяла и укрыл их, но не стал укутываться, чтобы Кили не было слишком жарко.

Он поцеловал Кили в горячий лоб.

— Спи, моя любимая. Я буду охранять твой сон, — прошептал он.

— Мой воин, — пробормотала она.

Элерик улыбнулся. Его дорогой ангел был рядом.

Глава 24

Кили проснулась с таким чувством, будто ее придавил огромный валун. Больно было даже дышать. Из-за свинцовой тяжести она не могла поднять голову, а при попытке вздохнуть в груди все хрипело и хлюпало.

Приоткрыв рот, она хотела облизнуть потрескавшиеся губы, но язык был таким сухим, будто его натерли песком.

Кили пошевелилась, но сразу поняла, что совершила ошибку.

Она всхлипнула; глаза наполнились слезами. Какая же она жалкая и беспомощная! Как такое могло с ней случиться? Ведь она не болела ни разу в жизни и очень гордилась своим отменным здоровьем.

— Кили, дорогая, не плачь.

Обычно спокойный, приятного тембра голос Элерика оглушил ее, словно лязг мечей.

Сквозь слезы, застилавшие глаза, она едва различала лицо любимого, который склонился над ней.

— Совсем расхворалась, — прохрипела она.

— Да, любимая, я знаю.

— Никогда раньше такого не было.

Он наклонился еще ниже и улыбнулся.

— Ты перемерзла в лесу.

— Попроси Мэдди принести мою мазь для растирания груди. Она снимает боль и облегчает дыхание.

Элерик пощупал ей лоб. Ощутив желанную прохладу, Кили с удовольствием приникла пылающей щекой к его ладони.

— Не волнуйся, все уже сделано. Сегодня утром Мэдди три раза заходила и кудахтала над тобой, словно курица над цыпленком. Зато Мейрин строго-настрого запретили здесь появляться. Бедная, она так расстроилась, что теперь жалуется каждому, кто оказывается в пределах досягаемости.

Кили попыталась улыбнуться, но получил ось лишь жалкое подобие улыбки.

— Хочу есть, — жалобно простонала больная.

— Герти сейчас принесет бульон.

Кили часто — заморгала, пытаясь разглядеть лицо Элерика, но его контуры по-прежнему расплывались. Лишь глаза она видела совершенно отчетливо. Прекрасные, чистые, светло-зеленые глаза.

Она вздохнула.

— Как же я люблю твои глаза!

Элерик усмехнулся, а Кили удивленно захлопала ресницами.

— Я сказала это вслух?

— Да, сказала, — ответил он, и в его голосе послышались озорные нотки.

— Наверное, это из-за жара? Вот почему у меня язык заплетается.

— Да, тебя еще лихорадит.

Кили нахмурилась.

— Но мне уже не холодно. Сильный жар всегда сопровождается ознобом. А мне сейчас жарко.

— Твоя кожа еще горит, взор затуманен. Но озноба больше нет — и это хороший знак, — однако болезнь пока не отступила.

— Мне так не нравится болеть!

Кили понимала, что ведет себя, как избалованный ребенок, но ей очень хотелось сочувствия и внимания. Всю свою жизнь она заботилась о больных и не думала, что когда-нибудь сама пополнит их ряды.

Улыбнувшись. Элерик заключил Кили в объятия.

— Почему ты так заботишься обо мне? Твое поведение может показаться непристойным.

— В таком случае мы оба далеко не ангелы, — пробормотал он.

Кили улыбнулась, но вдруг ее лицо омрачилось.

— Что люди о нас подумают? Что скажут?

— Если они дорожат своим благополучием, то будут молчать. Пусть думают, что хотят. Наши чувства все равно скрыть невозможно.

Кили нахмурилась. Элерик был совершенно прав, и она знала это. Но также она очень хорошо знала, что стоит дать пищу подозрениям, как за ними поползут слухи, которые приведут к обвинениям, а за этим неизбежно последует возмездие.

Элерик поцеловал Кили в макушку, а она, закрыв глаза, теснее прижалась к своему воину, наслаждаясь его близостью.

— Йен обязательно захочет узнать, что произошло в лесу. Ты в состоянии отвечать на его вопросы?

По правде говоря, Кили предпочла бы встретиться с разъяренной толпой, швыряющей в нее камни, чем снова пережить недавние события, тем более что в голове у нее шумело, а горло саднило. Но она прекрасно понимала, что лэрду необходимо знать подробности. Любая деталь могла оказаться полезной, ведь ему нужно защитить жену и ребенка. И не только их. Он нес ответственность за весь клан.

— Если у меня будет вода под рукой, чтобы смачивать горло, я справлюсь.

— Я скажу ему, чтобы он не мучил тебя слишком долго, — успокоил ее Элерик.

В этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Мэдди, бесцеремонно оглядывая комнату. И, хотя пожилая служанка знала о чувствах Кили к Элерику. больная напряглась и попыталась забиться в угол кровати.

Но Элерик схватил ее, заключил в объятия и вместе с ней откинулся на подушки, спокойно ожидая, пока Мэдди подойдет к ним.

— Я принесла бульон и воду. Бульон облегчит боль в горле, моя красавица. А вода, надеюсь, немного собьет жар. Тебе сейчас нужно больше жидкости, это важно.

Элерик взял чашку с дымящимся бульоном и осторожно поднес к губам Кили.

— Пей маленькими глоточками. Он очень горячий.

Она отпила немного бульона, почувствовав искреннюю благодарность к Элерику, который крепко обнимал ее за талию. Кили была слаба, как маленький котенок, и, если бы не Элерик, она уже давно лишилась бы сил.

Элерик был бесконечно терпелив и ни разу не поторопил ее, пока она медленно пила бульон. Сначала было трудно глотать. Казалось, воспаленная гортань вся покрыта царапинами.