— Тебе нет равных, Кили. Я хочу, чтобы ты знала это.

С грустной улыбкой она склонилась над ним, чтобы поцеловать в последний раз.

— Тебе тоже нет равных в этом мире, мой воин.

Элерик вздохнул. Пришло время расстаться. Кили должна вернуться в свой покой, прежде чем замок оживет и наполнится суетой и беготней прислуги, выполняющих поручения лэрда и его леди.

— Одевайся скорее, моя красавица, — поторопил он Кили. — Мне нужно отдать распоряжения Ганнону.

Пока Кили торопливо натягивала платье, Элерик подошел к двери и приоткрыл ее. В темном коридоре не было никого, кроме Ганнона. Окна были занавешены, факелы не горели.

— Ганнон, — едва слышно прошептал Элерик.

Тонкий слух Ганнона, натренированный различать малейший шум, мгновенно поднял парня на ноги, и он появился у двери.

— Что-нибудь случилось? — спросил Ганнон.

— Нет, просто мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

Ганнон молча ждал.

— Перенеси лохань отсюда в покой Кили. Распорядись, чтобы согрели воду и принесли туда. Позаботься о том, чтобы ни единая душа не узнала, где она провела эту ночь. Пока ты занимаешься делами, она незаметно перейдет к себе.

Ганнон кивнул, Элерик, обернувшись, убедился, что Кили успела одеться. Ему не хотелось, чтобы появление Ганнона смутило Кили, поэтому он загородил ее собой, пока Ганнон тащил лохань к двери.

Кили прижалась щекой к его груди, а он уперся подбородком ей в макушку. Когда дверь за Ганноном закрылась, Элерик отстранился и схватил девушку за плечи.

— Пойдем. Я провожу тебя до твоей спальни. Слуги, которые принесут воду; должны увидеть тебя в постели. Сделай вид, будто ты только что проснулась.

Закусив нижнюю губу, Кили послушно кивнула. Обняв любимую в последний раз, Элерик с трудом справился с искушением продлить это мгновение, и резко отпрянув, повел ее к двери, а затем в полумрак коридора.

Когда Ганнон выходил из покоя Кили, они быстро проскочили в открытую дверь. Подталкивая Кили к кровати, Элерик поднял палец, предупредив Ганнона, чтобы тот подождал его.

Кили забралась под одеяла, Элерик присел на край постели и, не отрываясь, долго смотрел на нее, затем наклонился и поцеловал в лоб.

— Память об этой ночи я сохраню на всю жизнь.

— Я тоже, — прошептала кили в ответ. — Тебе пора уходить, Элерик. Чем дольше промедление, тем горше расставание.

С трудом проглотив комок в горле, он резко встал. Она была совершенно права. Чем больше он мешкал, тем больше ему хотелось остаться и послать всех к черту.

Не оборачиваясь, он быстро вышел. Ганнон ждал его; коротко, сухо Элерик отдал ему распоряжения.

— Подготовь для Кили горячую ванну. Проследи, чтобы ее не беспокоили. Всем будешь говорить, что девушка устала, ей нездоровится и нужно отлежаться. Работой ее сегодня не загружать!

— Хорошо, — сказал Ганнон и поклонился.

Проводив его взглядом, Элерик вернулся к себе. Он закрыл дверь и, обессиленный, прижался к ней спиной; сердце гулко стучало о грудную клетку, словно топор о дерево.

Ночь, подведенная с Кили, была наивысшим наслаждением, но обладать любимой и сознавать, что этого больше никогда не случится, заставляло страдать душу Элерика гораздо сильнее, чем плоть.

Кили погрузилась в воду и подтянула колени к подбородку. Горячая ванна успокоила боль и сняла напряжение, но не избавила от смертельной тоски, разрывавшей ей сердце.

Она замотала головой и прижалась щекой к коленям. Эта ночь была самой волшебной ночью в ее жизни. Она навсегда сохранит память о ней. И с этого дня она будет жить, лелея каждый момент этой встречи, каждое прикосновение возлюбленного.

Больше незачем было печалиться.

И все-таки на душе было тяжело.

Послышался стук. Кили закрыла глаза и плотнее сжала колени. Если она затаится, посетители наверняка уйдут и оставят ее в покое.

Но, к ее ужасу, дверь распахнулась настежь. Кили начала лихорадочно искать, чем бы прикрыть наготу, и вдруг заметила, что на пороге стоит Мэдди.

Кили вжалась в стенку бадьи.

— О Господи, это ты! У меня чуть сердце не остановилось.

— Мне сказали, ты захворала. Я решила подняться и спросить, не надо ли чего.

Кили улыбнулась, во всяком случае попыталась. В глазах появилось странное жжение, и они предательски увлажнились. Она зашмыгала носом, пытаясь справиться с собой, но стоило появиться первой слезинке, и Кили, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.

Это напугало Мэдди, и она кинулась к ней с выражением искреннего сочувствия на лице.

— Что случилось с нашей красавицей? Ну, будет, будет, давай помогу тебе. Все образуется.

С помощью Мэдди Кили выбралась из воды и, укутанная в льняную простыню, села перед камином, а Мэдди тем временем вытерла и расчесала ей волосы.

— Ну а теперь расскажи мне, что тебя так расстроило, — ласково спросила Мэдди.

— О, Мэдди! Боюсь, я совершила большую ошибку, но, по правде говоря, ни секунды не сожалею об этом.

— Это, как-то связано с Элериком Маккейбом?

Кили повернула заплаканное лицо к Мэдди.

— Неужели так заметно? Все уже знают о моем позоре? Мэдди обняла Кили.

— Тише, тише. Никто ничего не знает, — сказала Мэдди, по-матерински поглаживая и баюкая ее.

— Я отдалась ему, — прошептала Кили. — Он скоро женится, вот я и решила сама пойти к нему. У меня больше не было сил бороться с собой.

— Ты любишь его?

— Да, люблю.

— Нет ничего зазорного в том, что ты отдала свою девичью честь любимому мужчине, — сказала Мэдди участливо. — Но скажи мне откровенно, детка, может быть, он просто использовал тебя для удовлетворения своей прихоти?

В ее голосе появились гневные нотки, и Кили резко отпрянула от пожилой женщины.

— Нет! Он тоже страдает, как и я. Он же понимает, что обязан жениться на Рионне. Мы оба пытались бороться со своими чувствами. Это мой выбор, и я сама пришла к нему ночью.

Желая успокоить Кили, Мэдди ласково погладила ее по волосам.

— Тяжело бороться со своими чувствами — любовь не подчиняется запретам. Никакие слова на свете не помогут унять эту боль. Мне хочется помочь тебе. Ты очень хорошая девушка, Кили. Не позволяй прошлым несчастьям омрачать твою жизнь и влиять на твою судьбу. Ты — не шлюха. У тебя большое, доброе и верное сердце. Маккейбам очень повезло, что ты у них есть.

Кили бросилась Мэдди на шею и горячо обняла ее.

— Благодарю тебя, Мэдди! У меня никогда не было таких преданных и любящих подруг, как ты и женщин в замке. Я никогда не забуду твоей доброты и… чуткости.

Мэдди погладила Кили по голове и тоже обняла ее.

— Ганнон сказал, ты устала и неважно себя чувствуешь. Мы все решили, что ты очень много сделала для нас, с тех пор, как появилась в замке, и заслужила отдых. Так почему бы мне не сходить вниз и не попросить у Герти что-нибудь поесть? Если хочешь, я вернусь и посижу с тобой, но в любом случае ты должна лечь в постель и, как следует выспаться.

Кили кивнула и неохотно разомкнула объятия.

— Да, я так и сделаю. По правде говоря, я действительно очень устала, и душа болит от тоски. У меня нет сил, чтобы улыбаться и делать вид, что ничего не произошло.

Мэдди похлопала ее по руке.

— Вот и хорошо. Быстренько прыгай в постель, а об остальном я позабочусь. От меня о твоей тайне никто не узнает. Даже леди Маккейб. Сама решай, с кем делиться своими секретами.

— Спасибо, — сказала Кили.

Мэдди встала и жестом указала на кровать.

— Ложись и устраивайся поудобнее. После ночи любви аппетит у тебя, должно быть, зверский.

Кили залилась краской и рассмеялась.

— Это точно.

Мэдди улыбнулась и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Кили натянула ночную сорочку и нырнула под одеяла. День был очень холодный, и, несмотря на усилия Ганнона, который предусмотрительно разжег огонь, в комнате было прохладно.

В ожидании Мэдди Кили смотрела в потолок, преисполненная благодарности доброй женщине, что ей не придется коротать этот день в одиночестве. На душе было тяжело, и оставаться одной совсем не хотелось. Дружеская поддержка была Кили очень кстати. Ей этого не хватало, с тех пор, как Рионна отдалилась от нее.

Кили долгое время жила в полной изоляции, и теперь, когда она наконец обрела участие и поддержку в лице женщин замка, мысль о возвращении в заброшенный дом на отшибе стала ей невыносима.

Больше всего на свете Кили желала стать членом клана Маккейбов. Она была готова терпеть адские муки и ежедневно видеть Элерика, прекрасно понимая, что он никогда не будет ей принадлежать. Она вовсе не трусиха и не собирается впадать в депрессию и зализывать раны в одиночестве. Она устала от этого.

Ей безумно хотелось быть частью семьи.

Вскоре вернулась Мэдди и привела с собой не только Мейрин, но и Кристину. Веселой стайкой они ворвались в комнату Кили с радостными улыбками и звонким смехом.

Кристина вся светилась счастьем, в сотый раз пересказывая, как Кормак делал ей предложение. Мэдди посмотрела на Кили и, дотянувшись до нее, крепко сжала ей руку. Она ответила тем же, одарив Кристину светлой, теплой улыбкой.

Девушка была вне себя от восторга, и Кили впитывала чужую радость каждой клеточкой, ища успокоения, в котором так нуждалась. Прижимая скомканные простыни к груди, она наблюдала за Мэдди, которая подбрасывала поленья в огонь. Принесли эль и еду, и вскоре задорный женский смех просочился в зал и разнесся по всему замку.

Элерик задержался у двери своей спальни, прислушиваясь к голосу Кили, который звучал сладкой музыкой у него в ушах, и порадовался, что ей не скучно. Закрыв глаза, он потер переносицу большим и указательным пальцами. Затем направился в зал, быстро перескакивая через ступеньки лестницы, игнорируя нарастающую боль от раны в боку.