Резкая боль пронзила тело, но усилием воли Элерик заставил себя забыть себя об этом и, выхватив меч, вскочил на ноги. Его люди отреагировали мгновенно, и ночной мрак наполнился звуками борьбы.

Элерик отбивался от двоих нападавших; лязг мячей резал слух. Принимая и отражая бесчисленные удары, он чувствовал, как у него дрожали руки от напряжения.

В ходе сражения Элерика оттеснили к границам лагеря, где была выставлена охрана, и он чуть не упал, споткнувшись о тело одного из караульных, которого накануне отправил в дозоре. Из груди юноши торчала стрела, являя наглядное свидетельство коварно спланированной засады.

У нападавших было явное численное преимущество, и, несмотря на уверенность, что каждый из его воинов стоит нескольких врагов, Элерик принял решение отозвать своих людей и отступить, чтобы не потерять отряд и не лишиться жизни самому. Даже самые тренированные воины не в состоянии одержать победу с преимуществом врага шесть к одному.

Он издал громкий клич, призывая отряд отступать к лошадям. Элерик прикончил очередного врага и попытался добраться до своего коня. Из раны хлестала кровь, ее острый запах перебивал свежесть морозного воздуха и заполнял ноздри. Глаза Элерика застилал туман, но он прекрасно понимал, что если не сможет взобраться на лошадь, то неминуемо погибнет.

Элерик свистнул, и конь тут же предстал перед хозяином, но в то же самое мгновение один из врагов вырос, как из-под земли и преградил воину путь. Быстро слабея от потери крови, Элерик отбивал удары, как Бог на душу положит, забыв об искусных приемах, которым обучал его Йен. Это было рискованно и безрассудно, но на кону была жизнь.

Издав какой-то звериный рык, нападавший ринулся вперед. Элерик, схватил меч обеими руками, обрушил его на врага. Удар пришелся точно по шее и отсек ему голову.

Элерик не стал терять времени, чтобы насладиться победой, поскольку еще один враг устремился к нему. Собрав последние силы, Маккейб вскочил в седло и пустил коня в галоп.

Бросив взгляд на поле боя, Элерик различил очертания тел, горестно сознавая, что это были не враги. Он потерял в этой бойне почти всех, а скорее, всех своих людей.

— Домой, — скомандовал он хрипло коню.

Зажимая рукой кровоточащую рану, Элерик прикладывал неимоверные усилия, чтобы остаться в сознании, но с каждым разом, когда конь взлетал над очередным препятствием, взор всадника застила плотная пелена.

Последняя разумная мысль, посетившая Элерика, прежде чем он потерял сознание, была о том, чтобы скорее добраться до дома и предупредить Йена об опасности. Осталось только надеяться, что враги еще не успели добраться до замка Маккейбов…

Глава 2

Кили Макдоналд поднялась задолго до рассвета, чтобы подбросить дров в огонь и привести себя в порядок. Возвращаясь с заднего двора, где была сложена поленница, она вдруг остро ощутила, как бездарно и до нелепости однообразно проходит ее жизнь в ежедневных трудах и заботах.

Завернув за угол дома, девушка остановилась и посмотрела на долину, которая простиралась на несколько миль до гряды холмов на горизонте. Далекие струйки дыма, поднимавшиеся над крышами замка и прилегающих к нему построек, как нежный эфир, устремлялись ввысь и бесследно таяли в поднебесье.

Какая злая ирония, что именно отсюда открывается превосходный вид на единственное в мире место, где ей не рады! Там остался настоящий дом Кили, ее родной клан, но об этом придется забыть навсегда. Все отвернулись от нее, презрев родственные чувства. Кили стала изгоем.

Может это божья кара? Поселить ее в таком месте, которое будет постоянно напоминать о доме, где она родилась, о доме, до которого рукой подать, но куда путь заказан навеки?

Остается только возблагодарить Бога за то, что у нее хотя бы есть крыша над головой. Все могло быть гораздо хуже. Если бы Кили просто выставили на улицу, пришлось бы ей идти, куда глаза глядят и бороться за место под солнцем.

Она сжала губы, буркнув что-то себе под нос.

Эти бесконечные раздумья изводили душу, рождая злость и чувство одиночества. Кили ничего не могла поделать, ибо пришлое изменить невозможно. Но о чем она сожалела больше всего, так это о том, возмездие так и не настигло этого ублюдка Макдоналда. А его Жена? Та прекрасно понимала, что происходит на самом деле, — Кили видела это по ее глазам. Тем не менее Катриона Макдоналд решила наказать Кили за грехи своего мужа.

Четыре года прошло, как Катриона умерла, но ее дочь Рионна не позвала Кили обратно. Самая близкая и любимая подруга Кили, с которой они играли еще детьми, так и не послала за ней. Не захотела вернуть ее домой, а ведь только Рионна знала всю правду.

Кили тяжело вздохнула. Глупо стоять здесь и вспоминать прошлые обиды и разрушенные надежды. И глупо было рассчитывать, что после смерти Катрионы Кили примут обратно в клан.

Цокот копыт заставил девушку резко обернуться, и охапка дров выскользнула у нее из рук, упав на землю с дробным звуком. Прямо перед Кили, откуда ни возьмись, появился конь. Его шея блестела от пота, а дикий огонь в глазах, говорил о сильном испуге.

Взгляд Кили привлекло безжизненное тело всадника, свесившееся с седла, и кровь, густыми каплями стекавшая на землю.

Не успела она сообразить, что делать, как несчастный с глухим стуком свалился на землю. Кили поморщилась. Господи, как ему больно, должно быть!

Лошадь отскочила в сторону, оставив распростертое тело лежать у ног Кили. Она опустилась на колени и, завернув край тартана, стала искать источник кровотечения. Раздвинув изодранную в клочья материю, Кили задохнулась от ужаса.

От бедра до подмышки воина зияла страшная рана. Разрез с рваными краями был не меньше дюйма. Будь рана чуть глубже, удар бы оказался смертельным.

Без иголки с ниткой здесь не обойтись; оставалось только молиться, чтобы у раненого не начался жар.

Кили с тревогой ощупала тугой живот несчастного. Это был сильный воин, поджарый, с хорошо развитой мускулатурой. Она обнаружила еще несколько шрамов на его теле: один на животе, другой на плече. Они были старыми и не такими большими, как эта свежая рана.

Как же ей затащить его в дом? В раздумье, до крови прикусив губу, Кили обернулась и посмотрела на дверь. Ей было не по силам справиться с таким крупным мужчиной. Надо было срочно что-то придумать.

Кили поднялась с земли и поспешила в дом. Она сорвала с кровати льняную простынь и, скомкав ее, бросилась обратно. Девушка двигалась так стремительно, что часть материи выскользнула из ее рук и шлейфом развевалась на ветру.

В мгновение ока Кили расстелила простынь на земле и прижала ее камнями, чтобы ветер не унес. Покончив с этим, Кили обошла раненого с другой стороны и начала толкать его, чтобы перекатить на простыни.

С таким же успехом можно было пытаться сдвинуть валун, которыми была усеяна пустошь.

Девушка стиснула зубы и предприняла еще одну отчаянную попытку, которая тоже окончилась неудачей. Воин так и остался лежать на том же месте.

— Очнись и помоги мне! — в отчаянии воскликнула Кили. — Я не могу оставить тебя здесь на холоде. Скоро снег пойдет, а твоя рана все еще кровоточит. Неужели тебе жить не хочется?

В подтверждение своих слов она ткнула его рукой, а когда реакции не последовало, размахнулась и с силой ударила по щеке.

Раненый пошевелился. Брови его дрогнули. С губ сорвался низкий глухой стон, больше походивший на рычание. Кили чуть было не бросилась от страха бежать, чтобы спрятаться в доме, но все же, сердито насупившись, склонилась над воином, чтобы он мог расслышать ее слова.

— А ты, похоже, упрямец, парень, да только я еще упрямей. Эту битву ты проиграешь, рыцарь! Лучше сдавайся и помоги мне в моих трудах праведных.

— Оставь меня в покое, — пробормотал незнакомец, не открывая глаз. — Я не стану помогать тому, кто тащит меня в адское пекло.

— Если ты не прекратишь упрямиться, то прямо туда и угодишь. Ну-ка, шевелись, быстро!

Как ни странно, но раненый, недовольно ворча, с помощью Кили заполз на простыню.

— Я всегда подозревал, что и в аду без женщин не обойдется, — бубнил он. — Иначе кто же будет строить нам козни, в которых слабый пол так преуспел на грешной земле?

— Я испытываю сильное искушение бросить тебя здесь, на холоде, — выпалила Кили. — Ах, ты, неблагодарный! Твое суждение о женщинах недостойно, как и твои манеры. Женщины кажутся тебе чудовищами только потому, что ты совсем их не знаешь, иначе не говорил бы так!

К ее удивлению, раненый засмеялся, но тут же застонал от боли. Раздражение Кили уступило место жалости, когда она заметила, что лицо воина стало мертвенно-бледным, а лоб покрылся испариной. Он испытывал нечеловеческие страдания, а она тут стоит и болтает!

Девушка тряхнула головой, ухватилась руками за концы простыни и перекинула их через плечо.

— Боже, дай мне сил, — взмолилась она. — Без твоей помощи, Господи, мне не дотащить его до дома.

Кили поджала губы, стиснула зубы и изо всех сил потянула за концы простыни, но ее лишь резко отбросило назад. Она чуть было не рухнула на землю, а раненый воин ни на дюйм не сдвинулся с места.

— Да, Господь не удосужился наградить меня сверхчеловеческой силой, — пробормотала Кили. — Наверное, он исполняет только разумные просьбы.

Она огляделась и вдруг обратила внимание на лошадь, которая стояла неподалеку, пощипывая травку.

Вздохнув, Кили решительно подошла к лошади и взяла ее под уздцы. Поначалу конь стоял, как вкопанный, но Кили уперлась ногами в землю и начала ласково уговаривать его, периодически натягивая поводья и и умоляя громадное животное последовать за ней.

— Неужели в тебе нет ни капли сострадания? — укоряла она коня. — Твой хозяин тяжело ранен, и ему нужна помощь, а ты только и думаешь, как набить свое брюхо, да?