Здания были построены из кирпича и местного камня и разбросаны по территории почти так же, как хозяйственные постройки на фермах. Те же деревья, кусты и другие зеленые насаждения. Кое-где даже были видны полевые цветы. Примерно в трехстах ярдах на холме стоял дом, повернутый боковым фасадом к заводу и, судя по размерам, принадлежавший либо владельцу, либо управляющему.

К северу от завода вырос довольно большой поселок. По его краю в сторону завода протекала широкая река.

Верити называла это место домом, хотя он этого не понимал. Она выросла в этом доме на холме, а печи и кузницы были чуть ли не у нее в саду. Он представил себе, как она в детстве сбегала с холма, чтобы играть с детьми рабочих.

— Ты хочешь подняться к дому? Когда мы уезжали из Лондона, Томпсоны все еще были там, так что в доме, думаю, никого нет. Но экономка наверняка тебя впустит.

— Мне необязательно туда идти. Ничто там не напомнит мне об отце. Он все еще здесь, около этих печей и кузниц. — Она махнула рукой в сторону реки. — Он утонул в этой реке. Трудно поверить, но весной она становится бурной. Отец помогал рабочим спасать их дома от наводнения, и река унесла его с собой.

Она шла по проселочной дороге, служившей улицей, провожаемая любопытными взглядами. За поселком начинались железнодорожные пути.

— По этим рельсам на завод привозили в вагонетках железную руду, — объяснила она. — Таких заводов, как этот, не так много. Здесь делают все — от начала до конца. На входе — руда, на выходе — отливки, стержни, сварочное железо.

По другую сторону от завода стоял еще один дом, более скромный, но тоже большой.

— Здесь живет мистер Тревис. Сейчас его, по всей вероятности, нет дома — он должен быть в сверлильном цехе.

Она направилась к низкому зданию с несколькими окнами. Из трубы не шел дым, никто не входил и не выходил.

За станками стояли шестеро рабочих. Когда вошла Верити, они прекратили работу и уставились на нее с недоверием и удивлением.

— Мистер Тревис, — позвал один из рабочих. — Пришла дочь хозяина. Она вроде бы должна быть призраком, но она живая.

В открывшуюся боковую дверь стала видна еще одна комната, со станками поменьше и длинным столом, заваленным кусками железа и стали. Мистер Тревис снял очки и стал всматриваться в Верити.

Это был крупный мужчина с седеющими светлыми волосами и лицом, таким же суровым и жестким, как железо, которое он обрабатывал. От улыбки оно смягчилось, и на мгновение Хоксуэллу показалось, что мистер Тревис вот-вот заплачет.

— Это не может быть мисс Томпсон, Исайя. Это прекрасная леди, которая, я думаю, просто заблудилась.

— Но это действительно я, мистер Тревис, — сказала Верити, подыгрывая ему.

Тревис подошел ближе и состроил гримасу, словно комический актер. Потом нагнулся, чтобы заглянуть под поля ее шляпы. — Будь я проклят, но это она. Годы превратили девочку в женщину. Притом в настоящую леди.

Верити обняла его, потом представила Хоксуэлла.

— Я хотела бы немного погостить у вас, если не слишком помешаю, мистер Тревис.

— Никто здесь не говорит, что это невозможно, а это означает — добро пожаловать. Погостите столько, сколько захотите, потому что ваш кузен, когда вернется, отнесется не слишком благожелательно к вашему визиту.

Он повел их в свою комнату и закрыл дверь. Хоксуэлл оглядел куски железа на верстаке, станки и инструменты. Видимо, здесь и обитал секрет изобретения Джошуа Томпсона.

— Я писала вам, мистер Тревис, что жива и здорова. Разве вы не получили мое письмо?

— Получил и страшно обрадовался. Странное это чувство — оплакивать человека, а потом узнать, что он жив.

— Настолько странное, что вы не могли ответить?

— Ваш кузен тоже узнал, что вы живы. Он запретил мне писать вам. Грозился уволить меня, если я это сделаю, и послать к черту завод. Он сказал, что я буду виноват, если все эти люди потеряют работу. Ему не понравится, если он узнает, что мы с вами сегодня разговаривали.

Он пододвинул Верити стул, и она села. Хоксуэлл остался стоять.

— Нам многое надо обсудить, пока у нас есть эта возможность, мистер Тревис. Но прежде чем мы будем говорить о деле, я хочу спросить вас, где Кэти. Я тоже ей написала… — Она мельком взглянула на Хоксуэлла. — Я послала письмо на адрес викария. Но теперь знаю, что он уехал.

— Да, уехал. Потерял свое место. Сейчас вместо него родственник миссис Томпсон. Мистер Томпсон считал, что наш прежний викарий использовал свою кафедру в церкви для того, чтобы разжигать недовольство. Это означало, что он больше хвалил вашего отца, чем нынешнего обитателя большого дома.

— А Кэти?

— Она не здесь, но неподалеку отсюда — живет в домике рядом с каналом на благотворительные пожертвования прихожан.

Потом разговор перешел на дела завода. Хоксуэлл слушал, но при этом внимательно рассматривал станки и металл, которые использовал Тревис.

Тревис описал волнения на заводе прошедшей зимой и всеобщее недовольство рабочих низкой оплатой труда из-за того, что после войны уменьшился спрос на пушки и мушкеты.

Верити попрощалась с мистером Тревисом, пообещав скоро вернуться.

— Я всегда подозревала, что Бертрам плохо управляет заводом, — сказала Верити, когда они вышли. — Став моим опекуном, он запретил мне приходить сюда, а с мистером Тревисом мне вообще многие годы не удавалось поговорить наедине. Я думаю, у него есть что мне рассказать.

— Ты имеешь в виду, что он все расскажет, когда меня не будет с тобой.

— Не воспринимай это как оскорбление. Он не знает ни тебя, ни того, что ты обо всем этом думаешь.

— Он не уверен, не в сговоре ли я с Бертрамом, ты это хочешь сказать? — Трудно было винить мистера Тревиса, если даже Верити не совсем была в этом уверена.

— Ты граф. В твоем присутствии он не будет откровенен, что бы ни думал о твоих отношениях с Бертрамом. Палата лордов никогда не симпатизировала таким людям, как он. А теперь мне надо увидеть Кэти.


Глава 17


Домик возле плотины оказался бедной лачугой, крытой соломой и окруженной небольшим огородом.

Сердце Верити сжалось при виде этого бедного жилища. Ей отчаянно хотелось увидеть Кэти, но она почти надеялась, что им дали неверный адрес.

Хоксуэлл вышел из кареты, и она передала ему корзинку с провизией, которую она купила в Олдбери.

Хоксуэлл помог ей выйти.

— Я подожду тебя здесь, — сказал он.

Еще по дороге она думала, как попросить его об этом, и ее тронуло его понимание, что ей захочется побыть с Кэти наедине. Ей надо не только обсудить проблемы, о которых Хоксуэлл не должен знать. Были еще чувства, которые она не хотела выставлять напоказ.

— Это может занять некоторое время. Может быть, ты уедешь, а потом вернешься за мной?

— Я прогуляюсь до плотины и полюбуюсь окрестностями. Если решу уехать, то дам тебе знать.

Верити подошла к дверям домика и постучала. Дверь открылась, и на пороге появилась Кэти — похудевшая и седая, но все такая же крепкая и ничуть не сгорбленная.

Она нахмурилась, увидев модную шляпу и красивое платье, и карету, остановившуюся позади ее огорода.

— Это я, Кэти. Верити.

Кэти схватилась за притолоку и, отступив, вгляделась в лицо гостьи, а когда узнала, ее глаза наполнились слезами. Она обняла Верити, и это объятие было таким теплым, таким знакомым, что Верити тоже заплакала.

— Деточка моя, — тихо плакала Кэти. — Моя дорогая девочка.

— Это твой муж? — спросила Кэти, кивнув в сторону Хоксуэлла. Она усадила Верити на единственный стул, а сама села на табуретку. — Красивый мужчина.

— Да, красивый. — Может, даже слишком. Он стал ее погибелью и продолжает ею быть. Эта красота в сочетании с титулом делала его уверенным в себе, а ее, напротив, лишала уверенности. — Он может быть очень добрым, — добавила она, потому что не хотела, чтобы Кэти за нее беспокоилась. Он ведь действительно мог быть добрым. — Он привез меня сюда, чтобы я могла увидеть тебя и чтобы ты знала, что я жива и здорова.

— Я уже потеряла надежду снова тебя увидеть. Это какое-то чудо. Но если он так добр, детка, почему ты сбежала?

Как это похоже на Кэти. Она сразу поняла, что Верити сбежала.

Объятия, которыми Кэти встретила Верити, наполнили ее сердце воспоминаниями. Эти руки утешали ее, когда девочкой она потеряла мать, а потом, когда была постарше, и отца. Когда ее слишком сильно ругала гувернантка или порола Нэнси, она убегала из дому, хотя знала, что ее за это накажут, и пряталась в домике Кэти, где ее обнимут и утешат.

Она не могла ответить честно на вопрос Кэти. Незачем волновать ее рассказом о том, как ей угрожал Бертрам.

— Я сбежала, потому что не была согласна выходить замуж. — Она рассказала о своем плане и о том, как надеялась стать свободной, а достигнув совершеннолетия, вернуться домой и прогнать Бертрама.

— Это план ребенка, — сказала Кэти. — В этом ты очень похожа на своего отца. Это был пиан ребенка, ничего не знавшего в жизни. Но теперь ты здесь, и если этот лорд может иногда быть добрым, замужество не нанесет тебе вреда. По крайней мере ты будешь в безопасности.

— Теперь я больше знаю жизнь, и я рада, что увидела тебя. А Майкл? Как он поживает?

Кэти закрыла глаза, и Верити поняла, что коснулась печальной темы. У нее упало сердце.

— Его давно уже здесь нет. Дольше, чем тебя. Сначала я об этом не беспокоилась. Ведь ты знаешь, что это было не в первый раз, когда он…

— Куда он уехал?

Кэти покачала головой.

— Не знаю. Иногда я вижу во сне его и тебя, когда вы были детьми, и мне начинает казаться, что этот сон означает, что он умер. — Она вытерла глаза и вымученно улыбнулась. — Но раз ты не умерла и я вижу тебя своими собственными глазами, возможно, эти сны ничего не значили.