Рене Бернард - Соблазн в сапфирах

И Кэрол вдруг стало стыдно из-за своей роли шапероне в этой грустной игре. Кроме того, она прекрасно знала, что значит жить без средств, рассчитывая на чью-то милость.

Эш продолжил:

— Нет никакой разницы, мисс Таунзенд. Когда я был моложе, материальный мир казался сотканным из страсти: то одна женщина, то другая. Страсть как плащ, который защищает и отделяет тебя от всех темных сторон мира. И даже когда я узнал, что страсть вовсе не щит, я предпочел не меняться.

— А теперь?

— Я изменюсь, ибо сделал выбор, — мягко сказал Эш. — Не потому, что подчинился угрозам подпевал вроде Ярдли. — Эш сделал новый поворот. — Скажите мне, мисс Таунзенд, что вы имели в виду, когда сказали моим друзьям, будто не ищете мужа? Это действительно так?

— Да, мистер Блэкуэлл.

Эш покачал головой:

— Это слишком простой ответ. Я думал, большинство женщин считают, что брак — идеальное средство для достижения… счастья.

— А мужчины? Это существенно для их счастья? — спросила Кэрол, наслаждаясь развитием их тихой дискуссии не меньше, чем самим танцем. — Разве вы не думаете о браке, мистер Блэкуэлл?

— Не сейчас, но когда-нибудь женюсь, ибо должен по самым естественным причинам.

— И что это за причины? — спросила она.

— Обязанности, деньги, семья… Я уверен, мой дед уже подобрал для меня подходящую юную леди, которая займет свое место в Беллевуде, когда придет время.

— Значит, вы не хозяин собственной судьбы?

Улыбка, которую он подарил ей, сопровождалась грустным взглядом голубых глаз.

— А разве подобная участь не касается каждого?

— Вы так образно рассуждаете о страсти, мистер Блэкуэлл, и никогда не говорите о любви.

— Любовь — это большая опасность, мисс Таунзенд, она гораздо опаснее, чем страсть.

— Вы говорите это исходя из собственного опыта, или это циничная точка зрения мужчины, испытавшего слишком много подобных эмоций?

Эш покачал головой:

— Опыт — лучший учитель. Разве не так принято говорить?

— А вы… любили? — спросила она, внезапно отчаянно надеясь, что он скажет «нет», что ни одна другая женщина не была так близка с ним.

— Однажды…

— И?

— И этого вполне хватило. Я настроен на признания, Кэролайн. Я предпочитаю страсть. Это не причиняет боли.

«За исключением меня… Каждый раз ты прикасаешься ко мне, затем отталкиваешь меня».

— Хотя мне следует предупредить вас, что как ваш опекун, коим я являюсь в данный момент, я вообще отрицаю все безумия страсти, но у меня было видение… Я видел, как убиваю своего друга. Моего лучшего друга, которому я дозволил защищать мою собственную жизнь, но, видя вас танцующих вместе, разговаривающих и смеющихся…

Это было признание, которое привело Кэрол в полное смятение, сладкая сила его ревности была слишком новой для ее понимания. «Он шутит. Он говорит эти вещи, чтобы подразнить и помучить меня…»

Кэрол вспыхнула и улыбнулась:

— Слава Богу, что теперь мужчины в обыденной жизни не носят шпаги.

— Мне не потребовалась бы шпага, я думаю, что задушить Дариуса было бы вполне достаточно.

— Эш, — сказала Кэрол, его имя приятно ласкало ее губы. — Может быть, вам не стоит знакомить меня с вашими друзьями, если вы…

— Торн — хороший человек, он лучше, чем я. И если у меня остались хоть какие-то крохи приличий, мне следовало бы отойти в сторону и позволить…

Кэрол прервала его:

— Я не лошадь, чтобы передавать меня другому, мистер Блэкуэлл.

Эш снова закружил ее.

— Мы всегда должны спорить?

— Нет. — Она опустила руку, чтобы прикоснуться к его руке, — неосознанный жест комфорта и примирения. — Нет, не всегда.

А затем, когда музыка кончилась, Эш ушел, оставив ее одну в зале для танцев.

Много позже, уже ночью, Кэролайн направилась в комнату Эша, не в состоянии лечь спать, не поговорив с ним. На приеме он снова скрылся за стеной замкнутости, наблюдая, как она танцует с другими партнерами, пока Кэрол не убедилась, что сделала все возможное, чтобы нанести вред репутации своей страны, тем самым обеспечив войну. А затем он отправил ее домой под присмотром миссис Грантли, которая поручилась, что передаст Кэрол в надежные руки мистера Годвина.

Итак, Кэрол ждала, стоя у окна, когда вернется Эш. Она была настроена решительно и хотела поговорить с этим загадочным мужчиной, чтобы раз и навсегда покончить со всеми недоразумениями между ними.

«Зачем и дальше играть в кошки-мышки? Я честно скажу ему о своем истинном положении. И тогда он откажется от ухаживания, а мне больше не придется беспокоиться по поводу своей слабости, когда дело касается его шарма. Ни один мужчина его статуса не станет скучать в обществе школьной учительницы, и мы закончим зимний сезон без конфликтов».

Кэрол осторожно постучала в дверь и подождала, прежде чем войти.

— Извините за поздний визит, мистер Блэкуэлл, но я…

— Как… опять? — мягко простонал Эш, повернувшись к ней и расправляя плечи — настоящий Адонис в расстегнутой рубашке под шелковым халатом.

На нем все еще были вечерние брюки, из-под которых выглядывали босые, правильной формы, ступни. Каждый дюйм его тела вызывал в памяти образ рокового соблазнителя.

— Что ж, учтите, мисс Таунзенд, сегодня я не позволю вам уйти. Вы уже использовали все шансы невинного исчезновения.

Кэролайн колебалась в замешательстве. «Опять?» Он имеет в виду поцелуй? Или их спор? Невинное исчезновение?

— Я не приходила…

— Что вы хотите, мисс Таунзенд? — Эш налил себе бренди. — Хотите снова обречь меня на ночные мучения? Я должен признаться, что мое терпение исчерпано. Вы бросаете на меня строгие взгляды и читаете нотации о том, как следует вести себя добропорядочному джентльмену, а затем… являетесь в легком шелке, облегающем ваше соблазнительное тело, и притворяетесь, будто представления не имеете, как ваши глаза привлекают мужчин. — Эш поднес к губам тяжелый хрустальный бокал и сделал глоток. — Вы заставляете меня думать о таких вещах, о которых мне думать не следует, мисс Таунзенд.

Мир для Кэролайн внезапно остановился.

— О каких вещах вы говорите? — прошептала она.

— Вы заставляете меня думать, закроете ли вы глаза, когда я раздвину ваши колени. Или будете смотреть на меня, как смотрите сейчас. Вы заставляете меня думать, опустятся ли эти длинные ресницы, когда я попробую вас, и как изменится цвет вашего лица, когда вы прижметесь к моим губам и моему члену.

Кэрол ахнула в шоке. Мгновенный спазм между ногами, горячий и влажный, был инстинктивным ответом на его слова.

— И даже это выражение протеста, которое я вижу сейчас на вашем лице, заставляет меня хотеть вас еще сильнее. — Эш поставил бокал на место. — У меня больше нет сил играть с вами. Уходите, мисс Таунзенд. Или на этот раз вместо того, чтобы доставить вас в вашу спальню в целости и сохранности, я наконец поступлю как худший негодяй на свете и погублю и вас, и себя.

«Опять обречь меня на ночные мучения? Он говорит о каких-то других ночных визитах? Господи, помоги, неужели болезнь вернулась? И я приходила к нему? Возможно ли это?»

— Вы колеблетесь, шапероне? Я сказал: уходите. — Эш потянулся к звонку. — Проклятая ответственность! Я позвоню миссис Кларк, и она проводит вас…

— Я не… — Кэролайн прерывисто вздохнула. — Я могу сама дойти до своей комнаты, мистер Блэкуэлл.

Эш замер и медленно повернулся, пристально глядя на нее и понимая, отчего ее кожа покрылась красными пятнами, а груди под легким шелком налились тяжестью.

— На этот раз вы не спите.

— Не сплю, мистер Блэкуэлл.

— Как интересно… — Эш не отвернулся, удерживая ее на месте страстью, пылающей в его глазах. — Не то интересно, что вы не спите, мисс Таунзенд, а то, что вы еще здесь, так как, я думаю, всякая разумная женщина уже сбежала бы несколько минут назад.

— Мне кажется, вы не очень-то любите разумных женщин, мистер Блэкуэлл.

— Вы ошибаетесь. Я очень люблю их и демонстрирую восхищение, которое удерживает меня на дистанции. Вы должны уйти сейчас же, Кэролайн. Не думаю, что какой-либо из ваших воодушевляющих споров остановит меня надолго.

Кэрол застыла на месте — она не была даже уверена, что способна двигаться. Было нечто нереальное в их споре, и каждая ее клеточка жила и ждала того, от чего каждая разумная женщина давно бы бросилась в бегство.

— Не остановит вас от… — Кэрол проглотила комок, мешавший говорить, не в состоянии выразить вслух свою невообразимую просьбу. — Я не хочу уходить.

Эш покачал головой:

— Вы сами не знаете, что говорите.

— Тогда, возможно, мне следует сделать признание?

Сейчас все, что она могла слышать, был лишь тихий шелест его дыхания. Застыв в ожидании и удивлении, она думала о том, сколько отваги ей нужно, чтобы продолжить.

— Когда я смотрю на вас, я хочу большего… преступных и несообразных вещей, и мне все равно, если это будет больно, Эш.

— Вы сами не знаете, что говорите.

— Вы, должно быть, правы. Мне есть что терять, но это… сейчас я ничего не помню, кроме…

Эш поднял руку:

— Это невозможно, мисс Таунзенд. Вы и я, нам обоим есть что терять… Но если я так привлекаю вас, я не ручаюсь за свои действия.

— Я хочу…

— Вы хотите ускользнуть сейчас, пока еще можете, или я покажу вам, какие преступные и несообразные вещи порой случаются. Я сильный, мисс Таунзенд, но иногда силы недостаточно, чтобы…

Кэрол ничего не сказала, но все в ней желало, чтобы он замолчал, даже когда она понимала, что он не может, что будет продолжать. Его голос был хриплым от желания.

— Я уже погиб, мисс Таунзенд. Но вы обладаете силой заставить меня желать обратного. Будьте милосердны, докажите это.