Тара Сивек - Соблазн и закуски

– Я оговорился. Я хотел сказать, что спал с вашей дочерью. – Я услышал стон Лиз, увидел, как у Клэр отвалилась челюсть, и торопливо забормотал: – Но это не то, что вы думаете. Мы оба были очень-очень пьяны, и до недавней поры я даже не знал, кто она.

Ох, боже мой. Остановись. ПРЕКРАТИ!

Он выгнул бровь, и, клянусь, я услышал, как хрустнули костяшки его пальцев.

– Она пахнет шоколадом, и я не хочу, чтобы меня отшлепали.

Я заметил, как Клэр, стоящая за спиной Джорджа, ударила Лиз, которая давилась от смеха и, очевидно, находила происходящее очень забавным.

– Мне тоже не нравится, когда меня шлепают. А почему у меня на яицах нет волос? Мамочка, ты же не отшлепаешь его, правда?

– Да, мамочка, ответь нам. Ты отшлепаешь Картера за то, что он был плохим мальчиком? – проворковала Лиз голосом Мерилин Монро.

В царящем вокруг хаосе я еще не успел рассмотреть ребенка, которого держала Клэр. Сначала он стоял ко мне спиной, а на улице я не обратил на него особенного внимания. Клэр пришлось пересадить его на вторую руку, чтобы ударить Лиз. И прямо сейчас он пристально смотрел на меня. Он был очень красивым ребенком, что с такой мамой было неудивительно… Но было в нем что-то еще...

Я склонил голову набок. Он повторил за мной. Я понимал, что вокруг все молчат, но не мог отвести от него взгляд. Перед глазами у меня стало темнеть, и мне показалось, что вот-вот я упаду в обморок. У него мои глаза. У НЕГО МОИ ПРОКЛЯТЫЕ ГЛАЗА! Я постарался мысленно подсчитать, но в голове творился такой кавардак, что я не смог вспомнить, какая цифра идет после картошки!

Какого дьявола происходит? Это не может быть правдой. Мои сперматозоиды меня предали. Внезапно я представил, как они плавают и разговаривают голосом Брюса Уиллиса из «Уж кто бы говорил»:

– Давайте! Плывите быстрее! Этот маленький засранец понятия не имеет, что мы сбежали из презика! Йо-хо-хо, ублюдок!

Мои сперматозоиды с голосом Брюса Уиллиса те еще засранцы. Наверное, возомнили себя Джоном Макклейном из «Крепкого орешка» – другого разумного объяснения для всей этой хренотени у меня нет.

– Ты кто? – спросил я ребенка с моими глазами, когда наконец-то ко мне вернулся дар речи.

– Я – Гэвин Морган, а ты, черт возьми, кто такой? 

Вот черт.

Мой папочка отправит Картера на тот свет еще до того, как у меня появится хотя бы крошечный шанс сообщить ему об отцовстве. Впрочем, я совершенно уверена, что поезд уже ушел. Либо до него не дошло, либо он находился в состоянии шока. Или я полностью упустила тот факт, что ему понравилось кричать о волосатых яйцах и о шлепках.

Гэвину же нравится постоянно болтать о своих яичках. Возможно, это наследственное...

– Ты кто? – прошептал Картер, глядя на Гэвина с таким лицом, будто пытался в уме извлечь квадратный корень из числа пи.

– Я – Гэвин Морган, а кто такой, черт возьми?

– ГЭВИН! – возмутились мы хором. Все, кроме Картера. Тот по-прежнему выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

Проклятье! Не так я все это представляла. После того, как мы с Картером сблизились, я поняла, что мне скорее надо во всем ему признаться. И я планировала сделать это сегодня, но постепенно.

И, разумеется, после того, как напою его очень большим количеством алкоголя.

– Это один из маминых приятелей, дружок, – сказала я Гэвину. На тот момент слово «приятель» показалось мне более уместным, чем «папаша, которого ты никогда не знал» или «тип, обрюхативший твою мамочку». Я могла бы дотянуть до его подросткового возраста, чтобы ошарашить его этой информацией.

Гэвину заскучал из-за отсутствия ажиотажа, поскольку все просто стояли и ждали, когда же мозг Картера взорвется. Концентрация у Гэвина была как у сидящего на крэке двухлетнего ребенка с синдромом дефицита внимания. Он начал извиваться в моих руках, и я поставила его на пол. Затаив дыхание, я смотрела, как Гэвин подходит к Картеру и останавливается напротив него, уперев руки в боки.

– Так ты мамочкин приятель? – спросил он.

Картер молча кивнул, стоя с разинутым ртом. Наверняка он даже не слышал Гэвина. Если б его спросили, нравится ли ему смотреть гей-порно и одновременно рисовать картины с котятами, и он бы и тогда только кивнул головой.

Не успели мы опомниться, как Гэвин отвел один из своих кулачков ярости назад и заехал Картеру прямо по самому дорогому. Картер тут же скрючился, зажав руки между ног и шумно дыша.

– О боже! Гэвин! – воскликнула я, потом метнулась к нему и развернула лицом к себе, пока позади меня папа и Лиз ржали как гиены. – Да что с тобой? Мы не бьем людей. НИКОГДА! – отчитала его я.

Пока Картер пытался восстановить дыхание, отец умудрился прекратить смеяться и извиниться.

– Прости, Клэр. Наверное, это я во всем виноват. Вчера я разрешил Гэвину посмотреть со мной «Бойцовский клуб».

Я – полное унижение Клэр.

– Из-за твоих приятелей однажды ночью тебе было плохо. А ты сказала, что он – твой приятель, – пояснил Гэвин, будто в этом был смысл, и отец захохотал еще громче.

– Ты совсем не помогаешь, пап, – прорычала я сквозь зубы.

– Не смей больше обижать мою мамочку, ты, говнюк! – прокричал Гэвин Картеру, наставляя на него палец.

– Господи боже, – прохрипел Картер. – Он что, только что угрожал мне?

– Господи бозе! – повторил за ним Гэвин.

Лиз поспешно взяла его на руки.

– Ладно, маленький мужичок, давай-ка мы с дедушкой и с тобой прогуляемся и поговорим о словах для взрослых? – сказала она Гэвинау, потом подошла к отцу и подхватила его под локоть.

Я бросила на нее благодарный взгляд. Она лишь улыбнулась и вывела папу с Гэвином, который шептал ей на ухо о чем-то, увиденном в мультике про Спанч Боба, за дверь.

Когда мы с Картером наконец-то остались наедине, я осмелилась взглянуть на него. Он не выглядел рассерженным. И не выглядел грустным. Он просто выглядел так, будто понятия не имеет, где находится, или какой сейчас день недели. Мы просто стояли и несколько минут смотрели друг на друга, и в итоге тишина меня доконала.

– Скажи же хоть что-нибудь, – взмолилась я.

Всего пару минут назад я пребывала в блаженстве. Картер наконец-то вспомнил меня, он обнимал меня и собирался поцеловать… Теперь все было разрушено. Из-за меня. Надо было рассказать ему раньше.

Картер затряс головой, будто пытаясь что-то из нее вытряхнуть.

– Это был ребенок, – констатировал он. – Я не люблю детей.

Я прикусила язык. Картер все еще пребывал в состоянии шока. Не могла же я просто нагрубить ему из-за того, что он сказал нечто подобное. Черт, да мне тоже не нравятся дети, и все-таки я живу с одним. Я люблю своего ребенка, но это не значит, что он мне все время нравится.

– Я же надел презерватив. Я точно помню, что на мне был презерватив, – сказал он обвинительным тоном и посмотрел на меня с выражением паники на лице.

Прекрасно, так получай за то, что я держала язык за зубами. Удовольствие, которое я ощущала, пока он прижимался ко мне и целовал мою шею, вылетело в окно.

– В самом деле? Ты правда помнишь? Хотя двадцать минут назад и понятия не имел, кто я такая? Нет, ты прав, ты надевал-таки презерватив. На три толчка, после того, как лишил меня девственности! Позволь кое-что объяснить тебе, Эйнштейн. Они эффективны не на все сто процентов, особенно если использовать их неправильным образом, – вспылила я.

– Да у меня же содержимое желудка подкатывает к горлу, когда кого-то тошнит. И я понятия не имею, как менять памперсы, – произнес он в ужасе.

– Картер, ему четыре. Он не ходит в памперсах. И Гэвин не Линда Блэр из «Изгоняющего дьявола». Он не фонтанирует днями напролет рвотой, – сказала я, закатив глаза.

– У меня болит член. Мне надо выпить, – пробормотал он, а потом развернулся и вышел за дверь.

К тому времени, как папа и Лиз вернулись с Гэвином в магазин, я была не в настроении для разговоров. Посадив Гэвина в машину, я, не говоря ни слова, выехала домой. Возможно, я вела себя как малое дитя, но мне было все равно. Я злилась на них за то, что они находили это смешным, а также на себя за то, что не рассказала Картеру сразу. И я бесилась из-за того, что все это сводило меня с ума.

Да кого волнует то, что он испугался и, возможно, больше никогда с нами снова не заговорит? Не то чтобы мы что-то теряли. Гэвин же не знает, кто такой Картер. Как можно потерять что-то, чего никогда не имел?

Но я его имела. Буквально. И даже несмотря на то, что в свое время я облажалась, мне было прекрасно известно, что именно я потеряла. Он открылся мне за две недели, и я знала о нем намного больше, чем прежде. Я узнала, что он любит свою семью и больше всего на свете хочет завести свою. Что он трудоголик и готов на все ради тех, кого любит. Мне было приятно находиться с ним в одной комнате, видеть его улыбку, слышать его смех, чувствовать его руки и знать, что я не одна в этом сумасшедшем родительском статусе.

Вот блин! Я попала. Мне не все равно. Я хотела его в своей жизни, в жизни Гэвина. Я хотела, чтобы Гэвин знал своего отца, и мне хотелось, чтобы Картер знал, какого потрясающего маленького человечка он помог создать. Я мечтала проводить с ним больше времени, и желала, чтобы он узнал меня. Не мою демоверсию, которую я предоставила ему по телефону из страха выложить все про Гэвина, и не версию-фантазию с шоколадным запахом, за которую он держался все эти годы, а настоящую меня. Ту, которая отложила все свои мечты ради воспитания сына. Ту, которая повторила б все это снова, если бы это означало, что она получит Гэвина. Ту неидеальную сумасшедшую меня, которая делает поспешные выводы и бесится из-за самых рутинных вещей. И которая отдала бы все на свете, лишь бы вернуться на пять лет назад в то утро и остаться в объятиях парня, пахнувшего как сладкие булочки с корицей, и чьи поцелуи обжигали сильнее огня.