— Она — бабушка! — Он назвал ее надлежащим именем. Недвусмысленный ярлык. — Она не может так себя вести.
— Ей надо помочь, — тупо вставил Ричард.
Помощь последовала мгновенно. Главная повариха оглянулась, вопрошая взглядом, может ли она вмешаться в приватную беседу, имевшую место в ее кухне, но касающуюся ее служащего. Она вряд ли могла ожидать, что ей позволят говорить с официантом, игнорируя мать своей хозяйки. Вряд ли можно было упрекнуть его в том, что он вел себя любезно, но в любом случае из принципиальных соображений его следовало уволить. Он работал совсем недолго, был нанят в последнюю минуту на замену одного из заболевших служащих, только на время праздников. Когда он появился, одетый в дешевый смокинг, источая запах скорее животный, чем гастрономический, главная повариха готова была отказаться от его услуг. Но вместо этого, дала ему флакончик туалетной воды от Шанель и сунула в руки поднос с «Мартини». Ей даже в голову не пришло, что мать хозяйки заинтересуется им, несмотря на его отвратительный запах. Но эти американцы так безрассудны, когда речь идет о Франции.
Новая жена папули вернулась из ванной комнаты, где проводила большую часть вечеринки, поправляя макияж или засовывая пальцы в глотку. Папуле по-прежнему нравились женщины с избытком макияжа.
Это была молодая женщина около тридцати, склонная к булимии и очень покорная. Свои коготки она использовала только в качестве орудия для вызывания рвоты. Застенчивая и неловкая, она выглядела неуклюжей, хорошенькой и несчастной, поскольку все семейство старалось, чтобы она чувствовала себя как дома. Ей казалось, что они выходят из комнаты, когда она туда заходит, или это было не так?
Но запустить коготки в следующего величественного мужчину она сможет не раньше, чем счастливая семья распадется.
Ричард унес маленького Ричи в спальню, где отец и сын переоделись в сухую одежду, в то время как мамочка, пришпоренная кухонными сплетнями, поспешила освободить бабушку от неподобающего общения с официантом.
Бабушка как раз расспрашивала его, чем еще он зарабатывает на жизнь, когда ее дочь встала между ними и любезно попросила официанта сходить за новым подносом.
— Чем здесь пахнет? — Хейди улыбнулась и сморщила нос.
— Официантом, дорогая.
Мать и дочь обменялись понимающими взглядами. Непохожие во всем остальном, обе обладали отменным обонянием.
На этом их взаимопонимание иссякло. Мать сидела на своей жирной заднице, потягивая «Мартини» из экстравагантно высоко поднятого бокала, ожидая конца вечеринки или нового «Мартини». Того, что произойдет раньше. Дочь стояла крепко сжав руки. Она выглядела обеспокоенной, довольно чопорной и говорила очень сухо.
— Мама, думаю, что тебе надо перестать пить. — Ее материнское крыло, нежное и заботливое, простираясь над собственной матерью, имело странное обыкновение превращаться в нечто воинственное, поскольку она оказывалась лицом к лицу с той, кого считала своим наказанием. — Мама!
— Дочка, думаю, нам следовало бы обращаться друг к другу по именам, тем более что в последнее время ты разговариваешь со мной как с ребенком.
— Дай мне твой «Мартини», мама.
— Я наказана за то, что плохо себя вела?
— Ты пьяна.
— И это так восхитительно!
— Пора спать, мама.
— Ты хочешь уложить меня спать? Или отправить в кровать без ужина?
— Ты ела что-нибудь?
— Я предпочитаю не смешивать эти два процесса.
— Но тебе надо вести машину.
— Я никогда не вожу машину на пустой желудок.
— Вечеринка закончилась.
— И ты меня выгоняешь?
— Я, разумеется, считаю, что ты должна остаться, — сказала дочь таким тоном, как будто просила ее уйти. — Оставайся.
— В этом доме недостаточно места для меня и Дика, несмотря на то что он такой маленький. Я скорее предпочту попасть в аварию на хайвее, чем остаться здесь, дорогая.
Хейди сдержала раздражение. Когда ее мать напивалась, разговор превращался в бессмысленную пикировку.
— Я вызвала такси, но полагаю, ты предпочитаешь, чтобы тебя отвез этот грязный официант.
Туше[3].
— Я не подумала об этом, — искренне сказала Барбара. — Я просто флиртовала. Пыталась развлечься.
— Ты устроила развлечение для всех.
— Менее интересное, чем для себя.
— Ты была полностью поглощена им.
— Только его «Мартини». У Жака очень милые манеры, но он немного для меня молод.
— По-моему, он не мылся со времени освобождения Парижа!
Бабушка поморщилась от такого предположения.
— В таком случае Жак слишком стар для меня.
— Жак? Ты знаешь имя официанта? Жак? Жак? — Она снова и снова старалась излить свое отвращение этим вонючим словом. — Жак?
— Дорогая, следи за своим французским. Ты так произносишь это слово, как будто собираешься затем сказать что-то совершенно неподходящее.
— Як, — сказала Хейди, как бы англизируя французское имя. — Як[4]! — снова повторила она и, вздернув подбородок, четким шагом вышла из комнаты.
«Я родила ее слишком поздно», — подумала Барбара. Подростковая беременность — единственный способ для матери и дочери взрослеть вместе. Тогда их может связывать что-то еще, кроме негодования и обиды.
Она вспомнила строевой шаг своей любимой крошки. Только покачивание бедрами выдавало ее наследственный порок. У ее отца была та же самая гусиная походка. Во всем остальном она была твердой, как гладильная доска. Ничего от чувственной походки своей матери. Но у этой девочки была храбрость. Она знала, как задеть чувства людей, не оскорбляя их при этом. У нее были дьявольские глаза ее матери. Взгляд их мог проникать сквозь приукрашенное покрывало. Было совершенно ясно, когда она считает женщину жалкой, ничтожной. Даже если она не произносила подобных слов.
Ничтожество.
Невозможно отрицать это, если в разгар вечеринки ты похожа на жалкую личность, которой больше некуда пойти. После развода никто не приглашал ее никуда. Круг ее друзей уменьшился за это время, но не стал тесней. Женщин она всегда слишком раздражала. Но раньше мужчинам нравилась возникающая при этом напряженность. Замужество давало ей возможность общения в среднем возрасте, встречи с другими подобными парами. Провинциальная утопия предлагала мирную жизнь в изгнании после капитуляции или прекращения огня. Она так давно утратила контакт с одинокими женщинами, которые были достаточно храбры, чтобы, удерживаясь на последнем бастионе, продолжать вести войну полов в городских условиях. Стареющие женщины, попадающие в ловушку несчастливого замужества, стремились общаться только с себе подобными. Как старые куры в курятнике. Пока развод не требовал жертв. Тогда из одной курицы готовили куриный суп. Вначале замужние женщины еще поддерживали с ней какие-то отношения, но с течением времени для одиночки становилось все обременительнее бывать в компаниях, переполненных враждебно настроенными парами. Она перестала им звонить, и от них тоже не поступало звонков. И очень скоро она обнаружила, что стала отшельницей. Она совершенно перестала выходить. Оказалось, что почти все можно получить с доставкой на дом, и одеваться нужно только для того, чтобы встретить разносчика пиццы. Она по-прежнему употребляла косметику, сама делая макияж, и, хотя изображение в зеркале разочаровывало ее, она смиренно продолжала накладывать румяна; подобно клоуну, готовящемуся разыгрывать дурака, она надевала свою маску для шоу одной женщины, показывающей его в собственном театре абсурда, в пустом театре, и репертуар ее состоял из остроумных реплик, произносимых с бесстрастным видом, для клакеров, сидящих в задних рядах. Что с того, что тебе ежедневно приходится смотреть на собственное лицо в зеркале, от чего лицо делается обращенным внутрь. Зрение притупляется из-за ослепляющего цинизма, а голос загробного монстра отвратительно хихикает в ушах. И если чего-то действительно не хватало в ее жизни, то не чувства юмора. Лишь оно спасало ее от полного отчаяния. Возможно, она нуждалась в живой аудитории, но вместо этого у нее был телевизор.
После развода она много смотрела телевизор. И стала замечать, что на этой территории развлечений мужчины, как бы стары и уродливы они ни были, всегда имели под обвисшими подмышками молодых женщин. Несмотря на это, женщины очень скоро отправлялись на пастбище, где безмятежно паслись десятилетиями и возвращались только за наградой. Жизнь актрисы незавидна, а смерть публична. Она поймала себя на мысли, что хотела бы стать знаменитой; ее звездным часом, оставшимся в памяти потомков, могла бы стать реклама какого-либо продукта в СМИ, в которой содержалось бы предупреждение о вреде, который он наносит здоровью, чтение текста и поедание тунца прямо из банки. Прежде чем превратиться в корову, ты начинаешь чувствовать себя говорящей рыбой.
После развода она часто ела пиццу. И замороженную, и доставленную по заказу. Можно назвать это диетой, хотя следовало бы считать неумеренным обжорством. Она ела только тогда, когда напивалась. Булимия без рвоты. Полная противоположность анорексии, поскольку она единственная считала себя худой.
Ей было интересно, не пришло ли время встретиться с другими разведенными женщинами. Объединиться в терапевтическую группу, специализирующуюся на вызывающих блевоту женах, брошенных ради блевотных секретарш. Раз в неделю группа извергала бы из себя всю накопленную мерзость, но, возможно, во время уик-эндов они встречались бы, чтобы вместе заняться покупками, выпить, поесть и поблевать. Но она предпочитала пить одна. Она просто ненавидела вкус блевотины. Невозможно понять, почему так много нашего времени занимают глупые прихоти, такие как бег трусцой или увлечение клизмами. Но никогда не боящаяся прихотей, пока они остаются прихотями, а не обязательными для исполнения действиями, она решила избрать свой рецепт и присоединиться к терапевтической группе, специализирующейся на заживлении шрамов и исцелении. Она позвонила доктору и договорилась о подтяжке лица.
"Соблазн" отзывы
Отзывы читателей о книге "Соблазн". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Соблазн" друзьям в соцсетях.