Они пристально вглядываются в боль друг друга, и их объединенные невольные крики свидетельствуют о высокой степени облегчения. Он объясняет это действием метадона. Освобожденный от страданий продолжительной эрекции, мужчина свободен любить без тягостной потребности наносить женщине удары. Она приоткрывает перед ним скрытые желания женщин. Женщина хочет, чтобы ей наносили удары. Слово сказано, и он соглашается сделать все, чтобы удовлетворить ее, включая принятие яда, потому что ее удовлетворение — это его удовлетворение. Такое удовлетворение должно идти с предостерегающим ярлыком: «Предупреждение: лекарство имеет побочные эффекты. Преимущественно сон за рулем. Не рекомендуется водить автомобиль или трахаться». Героин — сильнодействующее возбуждающее средство. Как с графиком контроля беременности — время решает все. Половой акт может быть совершен немедленно, до или после впрыскивания наркотика. Как только кровь получает метадон или героин, сердце начинает пересыхать и больше не чувствует потребности снабжать окрестности этим эликсиром жизни. Почему им не попробовать виагру? — предлагает она.

Наркоман настаивает, он придерживается своих правил. Он не хочет огорчать ее, но пришло время мужественно посмотреть в лицо их любви, поскольку это имеет отношение к его наклонностям. Поэт признает, что он колет наркотики два раза в неделю, когда они не встречаются. Для спасения своей поэзии. Его муза тоже нуждается в определенном взбадривании. Его жизнь зависит от цикла метадона и героина, подобно тому как ее — от кофеина и алкоголя. Установившийся порядок он воспринимает вполне нормально. Существование в зависимости. То же самое происходит с пищей и водой. С плотью и кровью.

К чести наркомана, он умеет уравновесить свое пристрастие со здоровой долей протестантского жертвования. Дилеры находятся прямо в баре, он может покупать товар каждую ночь. Но, понимая, что это превратило бы его в полноценного наркомана, предпочитает удовлетворять свои потребности бесплатно, с помощью рекламных листовок метадона в клиниках в течение недели, получая возможность в выходные дни потворствовать сокровеннейшим желаниям. Звучит скорее по-католически. Действительно, он швейцарец, крещеный язычник, воспитанный в лютеранских традициях своей родины. Отречение, как говорится, у него в крови. Воздержание от его основной потребности иногда дается с трудом, но делает возможное удовлетворение восхитительно совершенным. Он наслаждается духовным метадоном, который помогает ему освободить душу от физических страданий. До тех пор, пока не наступит момент, когда его душа воссоединяется с кровью и плотью, и на короткий миг он чувствует себя целым, перед тем как снова опустится к земным потребностям. Такова природа жизни и пагубного пристрастия. Бога и наркотиков.

Поэт продолжает говорить о тяжелой работе и о вдохновении. Это лечение для обоих. Метадон дает ему спокойствие духа, чтобы он смог изобразить свою желанную музу на бумаге. Героин — это алкоголь его взбалмошной подружки, которая требует от него страсти, искушая его ядом.

Слушая о других женщинах в его жизни, Барбара вдохновляется собственной музой, изголодавшейся по любви женщиной в тоске, вводящей себе в вены плевки. Если его муза может владеть им, она тоже сможет. С небольшой помощью общего приятеля.

Доведение до логического завершения истинной любви потребует усилий намного больших, чем просто стащить трусики. Медовый месяц такой, каким должен быть. Они начнут со священного ритуала, посвященного богам героина. Священник проводит церемонию тут же, в баре. Затем они дают дилеру деньги, и через некоторое время он возвращается со Святым духом, маленьким пластиковым пакетиком коричневого порошка, освящая их союз торжественными словами: «От этого дерьма вас здорово торкнет».

Вернувшись в квартиру, невеста наблюдает, как жених готовит супружеское ложе со шприцем и ложкой. Они уже зажгли свечи и разделись. Настроение правильное. Барбара помогает ему затянуть жгут, но когда дело доходит до иглы, не может на это смотреть (все эти годы носила клипсы). Она погружает свою голову в его длинные колени, ощущая огромную любовь к этому мужчине и его члену. Наступает момент, которого она ждала. Его член вздымается, мужчина вздыхает, и она не теряет времени, чтобы дать ему запретное наслаждение, одновременно получая его и сама.

Завершение настолько запоздало, что нахлынуло как огромная волна крови, разогретой глубокими чувствами. Это невозможно описать ни в каком рациональном объяснении. Секс не бывает слишком хорошим. Прелюдия прохладна, но кульминация не может сравниться ни с одним исполнителем, выступавшим на ее сцене. Он не искусный водопроводчик. И не вонючий одаренный художник. Он — падший герой, неуклюжий в движениях, чьи способности ограничены бессилием. Но оборудование работает. Потому что сработало лечение. И это гораздо больше, чем просто секс и наркотики. Она обвивает руками его сильную спину, когда их взаимное бессилие объединяется в любовных объятиях ее лона. Он может заснуть перед приходом, но это не возымеет никакого значения. Их любовь была обречена с самого начала.

Но он не засыпает до окончания прихода. И даже после этого бодрствует, хотя его глаза закрыты. Он все еще способен продолжать беседу, на длинном расстоянии от преисподней. И она получила то, что хотела. Почти. Попытка удовлетворить величайшую потребность всех оставляет ее безнадежно зависимой от яда, хуже, чем смерть, хуже, чем героин. Не только лекарства имеют побочные эффекты. Завершение этой любви убьет их обоих. Она наблюдает за ним, погрузившимся в живую кому, когда уступает своему собственному наркотику и отключается, более влюбленная, чем раньше.

Это не способ любить. Не способ жить. Не способ трахаться. Люди говорят, что виагра — это поддержка. По крайней мере, под метадоном он находился в этой комнате. А сейчас здесь только его тело, а душа улетела, как только его мужественность спряталась обратно в свою скорлупу. Она берет пакетик с коричневым порошком и прячет его в свою сумку для сохранности. Любить — значит идти на жертвы. Обоим. Она готова ради него идти на жертвы.

Это был не первый случай, когда секс оказался не слишком хорош и мужчина отключался, не дав ей удовлетворения. Но тогда иллюзия тоже умирала. Неспособная к продолжительному содроганию, она находила его смехотворным, когда оно утихало. Кто знает, почему подобные содрогания в этом возрасте кажутся совершенно нелепыми. Она не чувствовала подобного дискомфорта с тех пор, как лишилась девственности, вскоре после того, как у нее начались месячные и мать сказала ей, что она выросла, чтобы стать течной сукой. Стыд имеет возможность сопутствовать содроганию любого желания. Акт оскверняющего взлома невинности необходим. Бабушка была на удивление смущена, теряя девственность на этот раз, смущена своей уязвимостью перед лицом истинной любви. Не имея на себе ничего, кроме прически, она спрашивала себя: «Что он видит во мне?» Кроме завитков, которые по-прежнему невероятно упруги, существует ее плоть. В таком случае что она видит в нем? Кроме неоспоримого чувства, истина — в иллюзии. Что может быть истинного в такой любви, обожании, страсти, желании или безумии, кроме чувства? Чувства никогда не лгут. Даже когда замешаны на лжи.

В отчаянии она идет на свою вокальную репетицию, которые со времени кончины ее вокальной карьеры превратились в занятия другого рода, психологические тренинги, ее внутренней сущности ребенка и внешней — суки. Она достаточно созрела, чтобы ценить своего верного друга больше, чем учителя по вокалу, больше, чем скользкого пианиста, больше, чем червяка. Она воспринимает его как врача, которого ненавидит, но не может дождаться следующего визита, поэтому он мог видеть ее в любое время, когда хотел. Вероятно, поэтому она рассказывала ему о вещах, о которых не могла рассказать больше никому, а он говорил ей то, чего она никогда не хотела бы слышать. Их отношения основаны на самоненависти и взаимном мазохизме. Он может использовать тему денег. Она использует оскорбления.

На этот раз она принесла Червяку маленький подарок. Нечто такое, что он может использовать, — пакетик героина. Как символ ее отвращения. Червяк переполнен наркотиками. Еще одна доза не убьет его.

— За кого ты меня принимаешь? — поморщился он, прибавляя коричневый пакетик к разноцветной коллекции маленьких пакетиков на серебряном подносе его бабушки. — Я не пробовал героина много лет.

— Тогда откажись.

— Нет, — сказал он, двигаясь как на шарнирах. — Это самый расточительный способ использования героина, но я не могу беспокоиться из-за охоты на дракона.

— Что это такое?

— Не важно. Где ты взяла это дерьмо? В грязном баре, где околачиваешься? Будешь болтаться там, милашка, превратишься в верную подружку пакетика.

— Что это?

— Как ты наивна для человека, который настолько пресыщен. Подружка пакетика — это проститутка, которая трахается ради героина.

— В противоположность любви.

— Только не говори мне, что ты тоже подсела на это. Уверяю тебя, загнанные старые клячи имеют репутацию одноразовых, и еще, знаешь, у них изо рта идет пена.

— Но это истинная любовь, ты, рептилия!

Она принимается рассказывать ему историю о своем пагубном пристрастии. Какое-то время уходит у него на то, чтобы свернуть героин в самокрутку. Он не прерывает ее рассказ, погруженный в собственное занятие. Когда она закончила, он поджигает самокрутку и вдыхает дым с таким видом, как будто именно этого ему не хватало всю жизнь. Это лучше, чем наркотик или извращения, которые он когда-то любил, возбужденная память счастливым эхом отозвалась в каждой его клеточке.

— Твою мать, — все, что он смог сказать.

— Смешно, что женщина моего возраста безнадежно влюблена?

— Это тоже. Я просто понял, почему перестал охотиться на дракона.

— Возможно, по той же причине, по которой я бросила курить.