Торговцы наркотиками не были с ней знакомы. Их не интересовало, кто она и откуда взялась. Они не осуждали ее за эксцентричность. Она нравилась им, потому что не была одной из них. Они расценивали ее непохожесть как отличительную особенность, отражающую ее образ в том свете, в котором она предпочитала выступать. И она платила им тем же.

Есть преимущество в том, что ты иностранец. Пройдя бесконечные препятствия, этот человек получает шанс начать все заново на новом месте. Барбара познакомилась с высоким швейцарцем, который казался в баре еще более неуместным, чем она. Он сказал ей, что никогда не вернется в Швейцарию, что считает здешние окрестности своим домом, высокие бетонные стены своей стражей, а себя птицей, угнездившейся на Гамильтоновских высотах. Он заявил, что умрет на земле свободы.

У него странный способ самовыражения. Почти поэтический. Она пыталась разглядеть мужчину, едва видимого в темном углу, прячущегося в собственной тени. Необычно высокий, смуглый и фантастически красивый. Сальные грязные белокурые волосы казались серо-бурыми. Его лицо как будто было выгравировано на страницах книги об отважных приключениях странствующего рыцаря, спасающего женщину, оказавшуюся в затруднительном положении. Он сказал, что его имя Тор, сокращенное от Торстен. У него к тому же имелось тевтонское кольцо, и ей не понадобилось много времени, чтобы представить себе его предка в железных доспехах, скачущего на закованной в доспехи лошади по холодной бесплодной равнине во времена железного века.

В течение нескольких минут она поняла, что встретила мужчину своей мечты. Выглядел он соответственно. Для своих лет был в хорошей форме и не пытался казаться моложе. В молодости он, должно быть, провел много времени на лошади. Кожа на его черепе такая обветренная и изношенная из-за сражений или яркого солнца, что лицо кажется вырезанным из дерева. Под героической и симпатичной маской скрывался вдумчивый интеллигент. Его голос звучат в низком регистре (более низком, чем ее).

Подобное рычание обычно скрывает чувствительность, приобретенную благодаря суровому жизненному опыту. Его английский превосходен, если неуклюжесть бывает превосходна, слова правильны, но, собранные вместе в длинные предложения, они напоминают о нескончаемой норвежской саге. Но, если, общаясь с этим иностранцем, вы будете читать между строк, то сможете понять, что он подобного не предполагает.

— Я живу здесь много лет и стараюсь найти место, где время остановилось бы, чтобы разделить этот момент друг с другом и получить больше, чем просто другой день, — говорит он с легким акцентом; плавные звуки и глубина чувств сохраняются для великих поэтических произведений.

Что это, глубина или просто набор слов, спрашивает она себя. В любом случае его понимание кажется совершенным. Он говорит, но также и слушает, и это отражается в его глазах. В его добрых глазах — огромное взаимопонимание, что-то вроде «мы оба прошли через многое и в конце концов приехали сюда, где время остановилось, чтобы разделить этот момент друг с другом и получить нечто большее, чем просто другой день». Или какая-то другая тарабарщина. Ледяные голубые глаза не увлажняются от желания, как теплые карие глаза Дивальдо. Они холодно смотрят на его музу, женщину средних лет, встреченную им в неприглядном баре, такую же путешественницу, еще одно перемещенное лицо, которое желает быть найденным. По крайней мере, такой она воображает себя в противовес его героической структуре. Поэт держится отстраненно, в отличие от водопроводчика, который немедленно дает вам понять свое стремление проникнуть в ваши глубины и в глубины вашего унитаза. Когда он обнимает ее рукой, это только поэтический жест, в нем не чувствуется пламени желания. Похоже, он испытывает к ней искреннюю симпатию. Он хочет ее душу. Но что делать с ее телом? Наслаждаться им на расстоянии?

— Я люблю тебя, Барбара. Ты тоже превосходный исследователь, ищешь отдаленное место, которое может не существовать ни в одном из миров, но находиться где-нибудь близко к сердцу. Пожалуйста, расскажи мне о себе и своей жизни, — говорит он без тени иронии.

Он не просто спокоен, как мертвец. Он действительно мертв. Смешно.

У него есть собственное пресыщенное отношение к жизни, что-то мелькает в изгибе суровой улыбки. Ему хочется оставаться незаметным, но он и не высмеивает других. Он явно хочет понять другую точку зрения и очень внимательно вслушивается в ее скудные слова.

Что она может ему рассказать о своей жизни? В ней нет никаких героических страниц, из которых можно было бы составить эпическую сагу. Она подводит итоги своей впустую потраченной молодости в нескольких строчках. Просто ребенок. Женщина, живущая в несчастливом браке с единственным ребенком и обреченная на развод. Что и происходит. Бабушка опускает то, что она является бабушкой, и свой побег из-под присмотра. Она рассказывает ему об изменении своей жизни, о своем движении навстречу радуге, о поисках отдаленного места, которое, возможно, не существует ни в одном из миров, но находится где-то поблизости от сердца. Забавный способ изложения. Но разве это не то, что она делала?

Он ведет ее домой, в свое отдаленное место, окруженное жилым массивом. Вероятность того, что она идет с серийным убийцей, мелькает у нее в голове, но как только они туда добираются, она понимает, что его не интересует секс, не говоря уж об убийстве. Они ведут долгий разговор. Он любит ее, как говорит. Возможно, даже желает ее. Но мужчина не должен говорить о плотском, место ему только в кровожадных стихах. Его разговор можно назвать далеким от реальности.

Его квартира была на редкость чиста. И не то чтобы в ней хорошо убирались. В противоположность поэзии, она была обставлена без всяких претензий. Протестантски скромная меблировка, граничащая с ее отсутствием. Барбара всегда любила художников, даже плохих, но не могла сожительствовать с кем-то, живущим в грязи. Она чувствовала себя неудобно на жестком стуле, удовлетворенная тем, что встретила еще одного плохого художника, живущего в собственном мусоре. В этом случае мусор был словесным, существующим в его голове.

Его светская беседа может быть жуткой белибердой, но разве не такова любая другая светская болтовня? Если слова бессмысленны, она просто плывет по их течению. Он показывает ей свои поэтические произведения, и Барбара удивлена тем, что он пишет не так, как говорит. Без его низкого голоса поэзия выглядит менее внушительной. Предложения еще более длинные, и в них гораздо больше всякой тарабарщины. Героической тарабарщины о кровавых сражениях, или кровеносных сосудах, или чего-то в этом роде. Она не могла их понять. Она не могла понять и его самого. Загадка этого мужчины и его поэзии — слишком стимулирующий вызов для ее утомленного интеллекта.

Поскольку уже всходит солнце, она расспрашивает его о жизни, о том, как он оказался здесь, среди этих бетонных блоков, возвышающихся над Нью-Джерси, с видом на кирпичную стену. Он отвечает, что ему нравится этот пейзаж, потому что он может видеть сквозь стены, что бы это ни значило. Солнце находится на другой стороне, объясняет он. А он любит находиться в центре мира, света, объектива, действия, но в тихом темном уголке. Все, что было перед его приездом на этот райский остров, кажется таким далеким, хотя он переехал сюда несколько лет назад. Это долгая история, говорит он в конце концов.

Ее любопытство разбужено. На этот раз ее интересует сам мужчина, а не его гениталии. Хотя и его гениталии тоже ее интересуют. Но ее авансы явно не находят в нем сексуального отклика. Возможно, дело в различии культур. Ее авансы наверняка слишком тонкие для норвежских традиций, где женщины, как ей представляется, скачут точно лошади. На этот раз она стыдится собственного желания, вспыхнувшего из-за его сдержанности. Она находит его очень привлекательным мужчиной и все больше распаляется, слушая его жизнеописание, которое приходится вытягивать из него, с каждой пролистанной главой желая знать больше.

— Я много повидал, — признал он, и Барбара задалась вопросом, что именно ему довелось увидеть. — Я посетил многие отдаленные места в поисках приключений и нашел приключения, которых никогда не искал. Тот, кто ищет, всегда найдет.

Он начинает говорить, как удачливая кухарка, но поскольку история разворачивается, в ней появляется смысл. Он вырос в горах, в какой-то унылой долине в Альпах, где основное времяпровождение — доение коров, если не надо чистить чуланы. Единственным мимолетным приключением были экзамены на право работать в лаборатории. Он изучал химию и в конце концов получил работу в большой фармацевтической фирме на какой-то другой горе. Заработная плата была высокой, также имелся длинный отпуск, который можно было использовать путешествуя по миру. И во время одной из поездок он решил не возвращаться назад, в свой прекрасный мир в горах. Жизнь могла быть прекрасной и на уровне моря.

Даже при отсутствии денег жизнь была свободной. Какое-то время он жил как бродяга в Южной Тихоокеании. Когда доллары закончились, он использовал навыки, полученные в Швейцарии. Военная подготовка обязывает всех молодых швейцарцев изучать много больше, чем умение пользоваться швейцарским ножом. Поэтому он взял в руки оружие и присоединился к военизированной группе, ищущей настоящих приключений, и в конце концов в качестве наемника оказался в Африке. Ранение вывело его из строя и вернуло в прекрасный мир в горах.

Рана оказалась тяжелой и изменила его жизнь. Он не смог работать и стал употреблять наркотики: морфин, опиум, героин. Швейцарское правительство выплатило ему деньги на реабилитацию. И вероятно, на наркотики. Барбара начала понимать его поэзию. В ней был не только героизм, но и героин. Он прочел пассаж об одном особенно кровавом сражении — красивая тарабарщина о любви и смерти, или о жизни и смерти, или только о смерти.

— Кровь льется из героиновой вены, высушенной напрасно, чтобы убить боль, не чувствуя ничего, кроме крови, льющейся из героиновой вены, высушенной напрасно, чтобы убить боль… — читал он по кругу самому себе, пока у Барбары не закружилась голова. Он сочинял на своем адаптированном языке, и это придавало его произведению комический оттенок. И его акцент придавал словам серьезность, граничащую с комичностью. — Ритм любви и смерти синкопами бьет по моему сердцу, бьет по телам убитых на поле боя, отбивает на барабанах ритм жизни и смерти, бьет яйца…