— Мы остановились на том, как хозяйка дома подложила приведенного в божеский вид кролика назад в клетку, верно?

Я кивнула.

— А на следующее утро, снимая с веревки высохшее белье…

— Прелестная домашняя сценка.

— Да, прелестная домашняя сценка… Леди не удивилась, услышав вопль соседского ребенка, увидевшего, что его кролик мертв…

— Ну?..

— Леди в ожерелье из бельевых прищепок просовывает голову сквозь изгородь, готовясь решительно отрицать свою причастность к преступлению, и осведомляется: «Что случилось, малыш?» На это растерянное дитя, сжимая в ручонках свежеотмытый труп, с рыданиями отвечает: «Мой кролик вчера умер, и я похоронил его в углу сада, а сейчас он с-с-снова в своей к-к-клетке!»

Роланд захохотал, держась за живот. Я старалась сохранять серьезность, но не сдержавшись, расхохоталась столь дико и зловеще, что зрители, если бы они присутствовали при этой сцене, могли бы зарыдать. Заходясь от смеха, словно кудахчущая курица, вылетевшая из ада, я вдруг вспомнила, что этот анекдот рассказала ему жена. И мне стало не смешно.

— Нам лучше побыстрее с этим покончить, — решительно сказала я и подняла лампу, чтобы осветить путь в кухню.

Как ни стыдно в этом признаться, мои резиновые сапоги оказались Роланду впору, разве что немного тесноваты. Правда, я не удержалась и сказала, что мне они были велики и я надевала их на две пары шерстяных носков. С трудом натянув сапожки Рейчел, купленные на вырост, в чем я также почувствовала себя обязанной признаться (нельзя же дать Роланду повод заподозрить, что с моей дочерью что-то не так), я скорее семенила, нежели шагала по тропинке, освещаемой лучом карманного фонарика. С отмытым до стерильной чистоты мертвым Булстродом мы прошли через сад до дыры в заборе (доски снова оторвались из-за чудовищного ветра, продемонстрировав качество работы кустаря-одиночки, которого я нанимала для починки изгороди) и проникли в сад Уэббов.

К счастью, большая часть плана оказалась выполненной до нас: деревянный загон почти лежал на боку, хотя был ли тому виной ветер или нападение Брайана, не скажу. Роланд опустился на колени (я держала фонарь) и очень осторожно положил кроличий труп на землю, набросав сверху деревянных обломков, которыми была усыпана земля вокруг. В свете фонарика картина выглядела очень убедительно, о чем я не могла не сказать. Панегирик оборвал звук открывшейся двери. В темноте садика замерцал новый источник света, и голос, которым могла бы говорить королева, беспокоящаяся за своих корги[42], произнес:

— Булстрод! Булстрод! С тобой все в порядке?

Я услышала тихий шепот Роланда: «Вот будет прикол, если кролик ответит «Да»!», и тут Пенелопа, оказавшись совсем рядом, задела локтем меня и мой фонарик, обнаружив, таким образом, наше присутствие.

Из головы вылетели все мысли о флирте. Я лишилась дара речи и даже забыла, что мне жутко жмут резиновые сапоги. Отпрянув в картинном ужасе, словно персонаж мультфильма, я оступилась и рухнула навзничь в заросли магонии Пенелопы Уэбб.

Читатели, увлекающиеся садоводством, знают, что листья у магонии острые и очень колючие, почти как у остролиста. Они немилосердно царапали чувствительную кожу, доставшуюся мне при рождении. Падая в магонию, я подумала, что ужасный кустарник и Пенелопа Уэбб, цитируя Кэрролла, — одного поля ягоды. Внешне привлекательные, но лучше обойти их стороной, не то пожалеешь. Моя мысль получилась длинной и метафорической, но ведь и падала я долго. Магония никогда не была и не будет моим любимым растением. Помнится, падая, я размышляла о двух вещах: во-первых, что променяла бы неизбежный скандал на возврат к существованию в качестве миссис Мюррей и жизнь с Гордоном Мюрреем. А во-вторых, что острые листья, пребольно исцарапав незащищенные участки тела (ноги под коленями, руки ниже локтей, запястья, шею и уши), существенно подпортят удовольствие от объятий, мысль о которых не покидала меня даже когда я лежала, поверженная, как Люцифер.

Мой (вернее, Роланда) фонарик выпал, когда процесс падения наконец-то прекратился, и мне пришла в голову идея остаться в зарослях магонии до скончания времен. Это намного лучше, чем терпеть то, что, несомненно, меня ожидает. Закрыв глаза, я притворилась безжизненной. Наконец-то я узнаю, что означает быть Брайаном.

Глава 16

Люди не желают оставить вас в покое. Вы тихо-мирно пытаетесь умереть, сунув голову в духовку газовой плиты, но в дверь звонит молочник с требованием уплаты и отрывает вас от дела. Убедив себя, что вам идет красное (хотя мама всегда утверждала обратное), немедленно слышите комментарий заботливой подруги, обеспокоенной тем, что вы выглядите как открытая рана. Так и здесь: я радостно готовилась отойти в лучший мир непосредственно из колючего куста, но этому не суждено было осуществиться — Роланд вытянул меня из магонии. Пенелопа Уэбб стояла рядом, озаренная слабым светом карманного фонарика, и ее надменности могла позавидовать легендарная Титания.

Ситуация требовала объяснений.

— Мне очень жаль Булстрода, — начала я. — А-ай!

Роланд ущипнул меня повыше локтя в совершенно не игривой манере.

— Миссис Мюррей увидела, что здесь что-то случилось, — сказал он, — поэтому мы пришли сюда. — Роланд снова предостерегающе сжал мое плечо, увидев, что я открыла рот, собираясь сказать сама не знаю что. Некоторое время он распространялся о разразившейся ночью буре и рухнувшем загончике и закончил фразой, с которой я не стала спорить: — Но, боюсь, кролик был уже мертв…

Пенелопа Уэбб сникла. Титания исчезла, уступив место измученной матери, отчего я ощутила огромное облегчение и даже некоторую симпатию. В отчаянии вцепившись пальцами в волосы и при этом самым комичным образом передвинув обруч с бантиком, соседка простонала:

— В воскресенье у дочери день рождения. Я вернулась лишь потому, что Элисон волновалась из-за поганого животного… — В глубине души у меня потеплело. — И теперь придется ехать и сообщать ей такое… О, это слишком, это свыше человеческих сил! — Пенелопа затопала ногами, и я сразу поняла, откуда у Элисон своеобразные привычки. — Рекс будет вне себя. Он столько времени сооружал эту гадкую будку… — Соседка с сердцем пнула деревянные обломки.

На душе становилось все легче и легче.

— Хотите, я его закопаю? — предложил Роланд.

— Но разве девочке не захочется увидеть тело — ну там оплакать, попрощаться? — спросила я, призвав на помощь скудные знания детской психологии и от души забавляясь. — А-а-ай!

Роланд снова ущипнул меня за руку.

— Думаю, лучше его похоронить, — бодро предложил он с едва уловимой ноткой предостережения в голосе.

— О, понимаю, — согласилась я. — Да-да, и немедленно.

В лунном сиянии, смешанном со светом фонарика, я заметила, что Роланд смотрит на меня гораздо менее сочувственно, чем мне хотелось бы. Мужчины способны моментально переключаться с романтических мыслей на выполнение практических задач, о чем я знала, но забыла. Женщин, с другой стороны, не оставляет романтический настрой, пока они не замечают, насколько односторонним стал процесс. Затем мужчины спрашивают: «Ты что, меня больше не любишь?..» Но я опять отклоняюсь от темы.


— А потом? — спросила Лидия на следующий день, когда я зашла за Рейчел. Мы сидели на кухне, электричество уже дали, а девочки играли наверху.

— Ну, после того как мы закопали вещественное доказательство, я отвела миссис Уэбб к себе и дала ей бренди. Вообще она ничего, только нервная и издерганная. Она многое рассказала о себе, пока Роланд предавал усопшего земле: о том, что перенесла два выкидыша, что ей удалили матку, что ей всего тридцать восемь и что ее муж…

— Пэт! — заорала Лидия. — Я не об этом спрашиваю! Что у тебя потом было с ним?

— Ах, потом, — небрежно протянула я. — Он уехал домой.

— А перед этим?..

— Отпустил пару неслыханно оскорбительных острот насчет Джулиана и миссис Протеро.

— А эта что там делала?

(Дочка Лидии, Пола, училась в той же школе, что и Рейчел.)

— Я говорю о львах в гостиной.

— О Господи… — Подруга безнадежно опустила голову на руки. Я подумала, что достаточно отплатила за всякий вздор насчет того, что я надоедаю мужчинам на вечеринках. Вскинув голову, Лидия посмотрела на меня очень прямо, давая понять, что не потерпит больше пустой болтовни. — Я имею в виду, было у вас что-нибудь или нет?

— Конечно, нет! Он женатый человек, скоро в первый раз станет отцом. За кого ты меня принимаешь?

— За особу с потрясающим самоконтролем, — ответила подруга.

— Это точно, — сокрушенно вздохнула я.

— Но он хотя бы пытался?..

— Что, прямо перед Пенелопой Уэбб, сидевшей в гостиной при свете масляной лампы?

— Он что-нибудь сказал на прощание?

— Попытался поцеловать меня на пороге, но я не позволила. Разумеется, поблагодарила его самым сердечным образом, твердила «спасибо», а он отвечал «не за что, не за что», немного помялся на пороге и спросил, можно ли мне позвонить. А я ответила: нет, не нужно — и с веселым смехом пояснила, что меня разгорячило бургундское. На этом он отправился восвояси.

— Прекрасно, — как-то неубедительно произнесла Лидия. Я тоже чувствовала себя неуверенно.

Тут в кухню вошли Рейчел и Пола, восхищенно тараторя о ночной грозе. Я попыталась поддержать беседу, но, проведя на ногах ночь, полную треволнений, чувствовала себя совершенно разбитой.

— Брайан в порядке? — с тревогой спросила дочь.

Я чуть не ответила, что не обязана следить за Брайаном и пес отлично может позаботиться о себе сам.

В следующие две недели ситуация упорно не желала улучшаться. Я по-прежнему чувствовала себя разбитой и раздражительной, не вмещаясь в рамки прежде уютного домашнего быта. Я даже не могла попрыгать без свидетелей под Рода Стюарта: от этого настроение только ухудшалось.