— М-м-м, — обнимая меня за плечи, он посмотрел вниз, на что-то у наших ног. — Лучший друг женщины, похоже, кое-что припас для хозяйки.

Глазами, блестевшими от желания, которое невозможно было скрыть, я тоже посмотрела вниз. Недавняя икота не шла ни в какое сравнение с мощным, леденящим кровь криком, который я испустила. Леденящий кровь — самый уместный эпитет. Брайан лежал почти так же безжизненно, как обычно, с одной лишь разницей — его хвост, вместо того чтобы понуро свисать, был горделиво поднят вверх. Причину сей невероятной активности пес сжимал в челюстях.

Булстрод, мертвый, как ископаемая птица дронт, безжизненно-вялый, с остекленевшими глазами, свисал из слюнявой песьей пасти.

Булстрод!!

Глава 15

Вот так Господь карает распутниц.

Я опустилась на стул и заплакала. Так на меня подействовали вид мертвого Булстрода и внезапно ожившие гормоны. Роланд сказал (откуда-то издалека, как мне показалось):

— Это всего лишь кролик. Не нужно так расстраиваться… — И растроганно добавил в сторону: — Так убиваться из-за кролика! Господи, как же тогда она переживает из-за людей?

Перестав всхлипывать, я отняла руки от лица и сказала:

— Теперь они добьются, чтобы Брайана застрелили.

— Что? Из-за кролика-то? Да перестань!

— О, ты не знаешь этих ужасных Уэббов, — начала я. — Миссис Уэбб — по меньшей мере мировой судья, или член районной управы, или родственница королевской семьи, или — кто знает — все вместе. У меня нет сомнений в том, что, во-первых, моя соседка — весьма влиятельная особа, во-вторых, это, — я указала на несчастное существо, спящее вечным сном, — мертвый кролик, чертов дохлый кролик их обожаемой, избалованной, отвратительной единственной дочери. А ему, — я указала на Брайана, у которого хватило наглости слабо вильнуть хвостом и, как мне показалось, подмигнуть (правда, у Гертруды я немного перебрала бургундского, на что наложилось недавнее отступничество от собственных моральных принципов, так что не исключено, что подмигивание мне померещилось), — придется держать ответ и стать козлом отпущения.

Роланд уселся за обеденный стол и подпер подбородок рукой. Сложившаяся ситуация его явно забавляла.

— Разреши рассказать тебе одну историю, — сказал он.

Я шмыгнула носом:

— Не надо, спасибо.

— Нет, послушай. — Роланд накрыл ладонью мое запястье. Я попыталась отнять руку — в кулаке был зажат носовой платок, — но Роланд не дрогнул. Пришлось признать его физическое превосходство и уступить.

— Ну ладно. — Мне было все равно, настолько несчастной я себя чувствовала.

— Давным-давно, — начал Роланд, — жила-была семья с собакой, а по соседству обитала другая семья, державшая кролика. Однажды ночью семья, у которой была собака, открыла заднюю дверь дома, чтобы выпустить пса, и — догадайся, что произошло?

— О, — устало сказала я, — это нетрудно. Он сделал то же, что и Брайан.

— Абсолютно верно, то же, что и Брайан.

Мы оба невольно посмотрели вниз. Пес уронил мертвого кролика на пол, а сам растянулся рядом, опустив голову на лапы с обреченным видом.

— А дальше? — не выдержала я.

— Дальше хозяйка дома, практичная, как все женщины, подобрала мертвого кролика, который внешне не особенно отличался от этого (мы снова посмотрели вниз, на сей раз на грязный, измятый меховой ком), и вымыла его шампунем.

— Что?! — вырвалось у меня.

— Вымыла его шампунем, высушила феном и причесала, чтобы зверек выглядел целым и невредимым. Мертвым, но невредимым.

— На кой черт? — Растущее раздражение взяло верх над отчаянием: мне сейчас только таких историй недоставало!

— Чтобы казалось, что кролик умер своей смертью, — довольно ухмыльнулся Роланд. — Потом она подбросила его обратно в клетку, где хозяева и обнаружили зверька на следующее утро. Кролик почил с миром, естественная кончина… — Роланд поднял свободную руку: — Пожалуйста! Никаких проблем!

Я высвободила руки с зажатым в ней носовым платком.

— Ты предлагаешь мне проделать то же самое с… этим?

— Отчего нет?

— Во-первых, Булстрод жил не в клетке…

— Булстрод?!

— Ох, не поминай соседского питомца!

— Успокойся. — Роланд уже с трудом сдерживал смех. Мысленно я перенесла воображаемое ведро с головы Лидии на голову Роланда. — Это не имеет значения. В любом случае его нужно привести в божеский вид — я вымою труп, если тебе неприятно, — а затем мы отнесем кролика туда, откуда он прискакал.

— Но на нем, наверное, следы от зубов. — У меня вновь полились слезы.

— Вряд ли, — сказал Роланд, опускаясь на колени, чтобы осмотреть жертву. — Ничего такого нет. Похоже, пес сломал ему шею или кролик умер от испуга. Отмоем до неземной красоты. А где же он обитал, если не в клетке?

— В загоне. Большом сооружении из дерева и проволоки, собственноручно сколоченном соседями.

— Отлично, — сказал он, подбирая мертвого кролика с пола. — Можно повалить загон, словно строение снесло ветром. Неси лампу. Где у тебя кухня?

Мы пошли на кухню, я — впереди, освещая путь масляной лампой и чувствуя себя одновременно персонажем фильма об Уорхолле и Анной Нигл в роли Флоренс Найтингейл[39].

— Это просто смешно, — повторяла я, — глупо и нелепо. Никто не поверит. Они все равно узнают.

— Что ж, — сказал Роланд, положив Булстрода на сушилку для посуды и пустив воду, — им придется это доказать, не правда ли? Даже если они заподозрят неладное, prima facie[40] будет против них. Разве что они закажут вскрытие…

— Я не удивлюсь, — мрачно сообщила я.

— Вряд ли они зайдут так далеко. Свети сюда…

Я поставила лампу рядом с трупом. Брайан, притащившись за нами, заполз в свою корзину с проворством земляного червя. Как умудрился пес настолько вернуться к жизни, чтобы натворить подобных дел? Если Брайана затребуют в суд в качестве доказательства, вдруг пришло мне в голову, никто не поверит, что это полуживое существо на что-то способно. Эта мысль меня обрадовала.

— Жидкость для мытья посуды, — скомандовал последователь Бёрка и Хара[41].

Я вручила ему бутылочку с моющим средством.

Гость отлично справился с задачей. Тщательный осмотр погибшего не выявил никаких повреждений, кроме помятой шерсти. Пока Роланд осматривал труп кролика, я, признаюсь со стыдом, пристально разглядывала его собственное тело. Леди меньше всего подобает испытывать возбуждение при виде человека, занятого патологоанатомическими процедурами. Похоже, я окончательно перестала быть леди.

— Фен, — сказал Роланд тоном оперирующего хирурга. — Возьми фонарик.

Я побежала наверх, в спальню и, с Божьей помощью отыскав необходимое, оглядела свою в данный момент холостяцкую обитель хозяйским взглядом, расправила одеяло, выкинула в корзину использованные носовые платки, ногой отправила майку под кровать и в довершение всего наскоро пшикнула «Живанши» за ушами. Что это я намереваюсь делать? Сбросив пальто, я кинулась вниз, внутренне холодея от собственной моральной неустойчивости.

— Ты надушилась? — удивился Роланд, когда я сунула ему фен, одновременно вставляя вилку в розетку.

— Нужно же перебить запах тления, — отпарировала я, радуясь розовому сиянию лампы, надеюсь, скрывшему румянец.

Фен, естественно, не работал — электричества не было. Роланду пришлось насухо вытереть кролика полотенцем, что он сделал очень осторожно, учитывая обстоятельства. По завершении процедуры Булстрод выглядел прекрасно. Мертвый, но прекрасный, если такое можно себе представить. Роланд даже закрыл бедняге глаза. Затем он пригладил мех щеткой, поднял кролика и сказал:

— Вуаля, мадам. Естественная смерть.

— Может, нам немного подкрепиться перед тем, как нести его назад? — предложила я. Меня все-таки пугала мысль о том, что придется довести дело до логического конца.

Роланд снова положил кролика на сушилку для посуды.

— Ну, кофе выпить не получится — света нет.

— А бренди?

— Весьма подходящая альтернатива. — Роланд изящно стянул мои розовые резиновые перчатки. Получилось настолько похоже на хирурга после операции, что я не удержалась и сказала об этом. Роланд взял мое лицо в свои ладони и сказал: — Можно обойтись без бренди и поиграть в доктора и медсестру…

Вновь ощутив волну слабости и дрожь в членах, я еще раз икнула и схватила лампу, выставив ее перед собой в качестве защиты, словно распятие перед вампиром. Я не хотела этого делать, все получилось само собой. Полагаю, виноваты несколько лет одиночества, черт бы все побрал.

— Лучше бренди, — твердо сказала я, вспомнив о Рут и ее крошечном, размером с горошину, плоде.

Вернувшись в столовую, мы уселись друг против друга. Мне стало легче, хотя я по-прежнему плавилась от возбуждения.

— Нам понадобятся резиновые сапоги, — сказал Роланд, невольно вернув меня на землю (я размышляла о вещах, никак не связанных с возвращением кролика в загон).

— Как хорошо, что ты предложил такой отличный выход, — похвалила я, смакуя бренди. — Скажи, а та история произошла на самом деле? Где ты ее слышал?

— Наверное, Рут рассказала.

Как он может с такой легкостью упоминать имя жены, учитывая все обстоятельства? Я посуровела сердцем и другими частями тела, опасно смягчившимися от присутствия Роланда.

— Вот как? — уточнила я, отмахнувшись от опасных фантазий.

— Но это вымысел, сказка. И кончается все очень смешно.

— Расскажи, — попросила я, сжав зубами край бокала.

— Ну, в той истории — только не переноси это на наш случай…

— Я не собираюсь ничего переносить, — откровенно высказалась я, подумав, что выдерживаю свою роль довольно прилично. — Продолжай.