Итак, молния снова поехала вверх, зубчик и дырочка наконец-то встретились и застегнулись, леди готова, и — точно вовремя — прибыло такси. Я отправилась в Клэпхем по улицам, продуваемым холодным ветром.

Наверное, моя жизнь может показаться читателю чередой разнообразных вечеринок. Я уже слышу фырканье других одиноких родительниц: «Хм, все-то у нее гладко, но как быть с реальностью? Как насчет бессонных ночей в ожидании телефонного звонка или человеческого голоса — взрослого! — у дверей? Хм! И куда делась столь частая после развода проблема — недостаток средств?»

Ну, в том, что касается последнего, — и у меня случались длительные периоды, когда я едва сводила концы с концами. Добавлю, что государство должно без вопросов и одолжений снабжать любого одинокого родителя бесплатным телевизором, ибо без него в подобной ситуации простые смертные буквально сходят с ума. И видеомагнитофоном тоже — с бесплатным членством в видеопрокате. Но мне повезло: я жила в прекрасном районе, населенном представителями среднего класса, знающими толк в недорогих развлечениях. Забавно, но это и оказалось решением упомянутых материальных затруднений, ибо обеды у подруг, живущих по соседству, или поездки на метро с целью успеть захватить дешевое место в театре обходятся недорого, особенно если вашего единственного ребенка, приученного к дому, может убаюкать даже швабра увязавшейся за вами подруги, чей муж клюет носом над взятой на дом работой. Любому по средствам распить бутылку портвейна «Сейнсбери» вечером за кухонным столом (пусть из-за портвейна вы остались без гроша — облегчение мук одиночества бесценно!). Мне просто очень повезло. А может, дело не только в везении (никогда не забывайте хвалить себя, максимально увеличивая цену на товар самого повышенного спроса — самооценку). Человеку нужны друзья. Значит, необходимо завязывать дружеские отношения. Заводить друзей легко. Сохранять их дьявольски трудно. Никогда, даже в самые черные моменты, не забывайте, что подруги вправе рассчитывать на вашу помощь — сделка должна быть взаимовыгодной. На двадцать частей жалобного нытья добавьте одну часть блеска в глазах, и приятельницы не замедлят появиться. Мои просто житья мне не давали, за что навсегда останусь им благодарна, несмотря на непоколебимую веру девчонок, что единственным моим спасением станет специалист по компьютерным играм из Слоу или труженик интеллектуальной нивы, чистюля и педант с приятным характером, словно созданный специально для меня. Конечно, если вы принадлежите к большинству замученных бытом матерей-одиночек, лишенных возможности жить в ухоженном окультуренном районе, если у вас трое детей младше пяти лет, скудные алименты и старательно отгородившиеся от всего мира соседи — тогда да, вы имеете полное право ворчать. Пусть даже соседи не ведут с вами войну — они могут находиться в аналогичной финансовой пропасти. Портвейн «Сейнсбери» в этом случае трансформируется в пакет чипсов с бокалом «Гиннесса» за столом из клееной фанеры в дешевой забегаловке, а это уже не эффект поднятия настроения. Если душевные терзания все-таки вынуждают вас рискнуть и начать новый роман, цена попытки включает оплату ночной няни и стоимость платья, купленного вместо новых башмаков ребенку, в котором мамаша чувствует себя в силах завоевать мир. Добавьте к этому пару коктейлей в местном ресторане (даже при наличии реальной перспективы зажечь огонь в сердцах и глазах мужчин, оценивших вашу сексуальность), и затея становится невыполнимой. Порой меня бросало в дрожь от благосклонности собственной судьбы: куда ни повернись, везде участие и забота. Окружающие воспринимали меня как социальное животное, а не как парию, которой я на самом деле себя ощущала. Проще всего было бы валяться, как Брайан, отказавшись от погони за призраками, и сомнамбулически грезить о превращении в миссис Помфрет, но светская жизнь, казалось, твердо решила не оставлять меня одну. Честно говоря, не могу сказать, что это совпадало с моими желаниями: иногда человеку вполне хватает пиццы на двоих и милого щебета десятилетней дочери. Вечеринки случались, я на них ходила. Правда, держалась настороженно, но не признаюсь в этом никому, кроме вас.

В романах полагается преодолевать препятствия, а не ворковать о безоблачном счастье (даже эскапистская литература не может обойтись без упоминания о борьбе с трудностями: кто, черт побери, захочет читать о легкой жизни?). Никто никогда бы не узнал о Ромео и Джульетте, получи они родительское благословение. Элизабет и д’Арси стали бы неинтересны, не мучайся они предрассудками, никто не заламывал бы руки над Ахавом с ногой из слоновой кости, если бы Моби Дик сразу сдался и умер[33]. Я же в качестве некоторой компенсации читателю описываю вечеринки.

Между праздниками жизнь протекала самым обыкновенным образом: я смотрела телевизор, пришивала метки с именем Рейчел на школьные вещи, делала покупки в супермаркете, перебрасывалась парой фраз со знакомыми на улице, — но то были обычные незапоминающиеся дела, которые ни на дюйм не продвинут мой рассказ о том, что касается жизни сердца. Так что специально для читателя — вечеринки, веселье, попытки расшевелить Патрисию Мюррей и выманить ее из спокойного, размеренного существования в широкий мир, где, став на одну (содранную) шкуру тоньше после развода с Гордоном, она наступает на те же грабли, двигаясь по замкнутому кругу. Когда жизнь перевернута вверх тормашками, очень трудно оставаться настороже. Это открытие меня совершенно не обрадовало.

Я не видела Гертруду почти год, с тех пор как зашла к ней с известием, что развожусь, — лишь пару раз говорила по телефону. Сперва она была в разъездах, собирая материал для новой поваренной книги, потом я отменила субботний ленч — у Рейчел разболелся живот, однако иногда люди дружат, продолжая с того момента, где остановились, и это прекрасно. В памятный штормовой вечер я подбежала по подъездной дорожке к крыльцу, взъерошенная ветром, и хозяйка сама открыла мне дверь. Она выглядела и говорила в точности как раньше.

— Стало быть, Восточная Европа тебя не изменила, — сказала я, целуя подругу.

— Я стала носить «казаки». — Гертруда подняла огромную ногу из-под пурпурной расписной плащ-палатки и продемонстрировала прекрасные алые сапоги. — И влюбилась в их шапки. — Она протянула руку к заваленному барахлом столу в коридоре, выудила белоснежную кудрявую мерлушковую папаху, нахлобучила ее и немедленно превратилась в славянку.

— Тебе идет, — похвалила я.

— Я знаю, — ухмыльнулась Гертруда.

Выражение ее лица стало оценивающим, когда я сняла плащ и бросила его куда пришлось, однако оценку нельзя было назвать одобрительной.

— Выглядишь аскеткой, Патрисия, — сказала Гертруда. — С тобой все в порядке?

— Конечно, — засмеялась я. — Хотя бывало нелегко. И вовсе я не аскетка, смотри, какая яркая брошка…

— Хм-м-м… — Гертруда критически взглянула на брошь. — Оставь эти штучки членам королевской семьи, им пойдет. Слушай, одолжить тебе шаль? У меня есть потрясающий платок из Ташкента. Из груды одежды подруга выудила нечто восхитительное — старое золото, выцветший розовый, длинная черная бахрома…

— Нет, спасибо, — отказалась я, нисколько не обидевшись. — Я не лажу с шалями и зонтиками. Слишком обременительно. Останусь в чем пришла.

Я снова поцеловала Гертруду и направилась в комнату, но подруга легонько придержала меня за плечо:

— Ты уверена?

Я слегка удивилась.

— А что такое? Разве так уж важно, как я выгляжу?

— Ничего, ничего, — жизнерадостно ответила Гертруда и принялась подталкивать меня по коридору. — Все отлично, и так сойдет.

— Сойдет для чего?

— Ни для чего.

Знакомая интонация под маской приветливости…

Воспротивившись подталкиванию, я повернулась к Гертруде. Глаза блестят ярче обычного? Улыбка слишком радостная? С большим, чем обычно, волнением заталкивает распускающийся пучок волос под смешную папаху? В воздухе ощутимо пахло заговором.

— Гертруда, — вздохнула я от очевидности открытия, — только не ты!

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— Уж не планируешь ли сватать меня за кого-нибудь?

— Сватать? Боже сохрани!

— Ну сводить для здорового секса?

— Я надеялась, ты меня лучше знаешь. — Гертруда снова подпихнула меня, но я во всех смыслах твердо стояла на своем:

— Я тоже надеялась, что знаю.

— Так и есть, дорогая. Входи же, у меня там целая шеренга бургундских вин.

— Там сидит некто, кому шепнули, что я доступна, верно?

— Не стоит говорить об этом так грубо, Пэт.

— Тем не менее…

Подруга коснулась моей щеки, и ее глаза потеряли часть фальшивого блеска, снова став глазами прежней Гертруды.

— Прости неуемную старуху, — сказала она. — Забудь об этом, иди и повеселись. Ни с кем не стану тебя знакомить, чтобы ты не чувствовала, что тобой манипулируют. К тому же половину гостей ты знаешь. У меня просто возникла мысль…

Да, яснее Гертруда высказаться не могла.

Я открыла дверь в большую комнату — вечеринка еще не распространилась по всему дому — и вошла с непонятной уверенностью в неминуемых неприятностях. Полагаю, аналогичные предчувствия одолевали Цезаря насчет мартовских ид.

Вечеринки — кошмарная штука. Вы представления не имеете, кого там можно встретить. С внутренней дрожью — вновь по замкнутому кругу — я вошла в комнату, затылком ощущая дыхание хозяйки.

Глава 13

На нижнем этаже у Гертруды два основных места обитания: комфортно обставленная огромная кухня-подвал, в которой хозяйка проводила большую часть времени и где размещалась вся ее поварская параферналия, и слегка потертые трехкомнатные апартаменты времен короля Эдварда (просто чтобы дать читателю представление о размерах дома). Две просторные дальние комнаты были объединены в залу. Туда-то Гертруда меня и подталкивала.