Карен Рэнни - Снова влюблены

Жанна повернулась к стене, сосредоточившись на тисненом узоре из разноцветных букетиков. Весьма дорогие обои, но только не для Маргарет. Мэгги.

Она закрыла глаза и попыталась овладеть собой.

— Ты спрашивала, кто мать Маргарет, — произнес Дуглас невыразительным тоном. — Ты.

— Я бы догадалась, — возразила Жанна, обращаясь к обоям. — Я бы узнала собственного ребенка. Ты, наверное, ошибся.

— Я нашел ее неподалеку от Волана, — сказал он, подходя ближе. — Ее отдали пожилой супружеской паре, которая чуть не уморила ее голодом. Прошло много дней, прежде чем я перестал бояться за ее жизнь.

— Я видела ее могилу, — словно заклинание твердила Жанна, ощущая вкус собственных слез. Она даже не сознавала, что плачет, пока не прижала ладони к щекам. — Какая-то старуха отвела меня к ее могиле. Там не было даже памятного знака. — При этой мысли Жанна обычно ощущала приступ горя. Но теперь в ее голове возникла странная пустота, словно все мысли внезапно исчезли. — Ты знал. — Она прислонилась лбом к стене и судорожно перевела дыхание, сдерживая рвавшийся из груди крик. — Ты знал, — повторила Жанна, на этот раз шепотом. — Ты знал и ничего мне не сказал.;

Она повернулась и посмотрела на него.

Дуглас нахмурился:

— С какой стати? Ты ни разу не упомянула о ней. Даже сегодня. А на мои вопросы отказывалась отвечать.

Жанна закрыла глаза руками и пожелала, чтобы он исчез. Если она очень постарается, может, ей настолько повезет, что она снова окажется в обители Сакре-Кер. Путь Мария-Тереза наказывает ее за сладострастные сны. А может, она умерла, и это ад, обещанный ей за многочисленные грехи.

— Ее оставили умирать, — произнес Дуглас с укором.

О, ей есть что сказать в свое оправдание. Но она не станет рассказывать про то ужасное утро, когда родилась Маргарет. Про то, как у нее забрали дочь и как она кричала, пока не сорвала голос. Она не станет рассказывать, что выжила в монастыре лишь потому, что надеялась найти своего ребенка. И про тот кошмарный день, когда ей показали могильный холмик на лесной опушке и сказали, что ее дочь давно умерла. И как она стояла там на коленях с единственным желанием умереть.

Но ведь ее дочь не умерла, не так ли?

Жанна крепко обхватила себя руками, сдерживая дрожь, сотрясавшую ее тело. Осуществилось ее самое заветное желание, и тем не менее она чувствует себя так, словно сам Бог отвесил ей пощечину: «Ты хотела, чтобы твой ребенок был жив? Что ж. Но я посылаю тебе ненависть и проклятия Дугласа в придачу». :.

В тот день, когда Жанна покинула монастырь, она поклялась себе, что никто больше не заставит ее умолять и каяться. Дуглас никогда не узнает, как близка была она к тому, чтобы нарушить эту клятву. Когда он подошел к двери и обернулся, глядя на нее, Жанна протянула к нему дрожащую руку, но затем сжала пальцы в кулак и поднесла к груди.

Жаль, что она не волшебница. Хорошо бы закрыть глаза на мгновение и, открыв их снова, обнаружить, что мир изменился. Нет больше ни горя, ни смертей, ни жестокости, Дуглас обожает ее, а она та женщина, какой мечтала стать. Прошлое же просто исчезло. Но чудес не бывает.

Даже молитвы — всего лишь благие пожелания.

В течение долгого мгновения они молча смотрели друг на друга, и прошлое простиралось между ними, мерцающее и бездонное, как океан.

Не океан, поняла Жанна, когда он вышел из комнаты, а ее слезы.

Маргарет подождала, пока Бетти заснет, а затем выскользнула из комнаты и направилась в конюшню. Джереми, один из юных конюхов, шепнул ей, что собирается вечером домой, что означало: лошади останутся без присмотра.

Поразмыслив, Маргарет решила обойтись без седла.

Даже если она сумеет открыть кладовку для упряжи, вряд ли она сможет накинуть тяжелое седло на спину лошади.

Не тратя времени даром, она открыла дверцу стойла, где стояла Недотрога, самая кроткая кобыла в конюшне. Ей стоило немалых усилий справиться с самой трудной задачей — надеть на лошадь уздечку.

Чтобы забраться на нее, Маргарет воспользовалась скамейкой. Хотя сидеть на лошади без седла было непривычно, она не испытывала особых неудобств, не считая того, что шерсть Недотроги оказалась неожиданно колючей.

Они медленно выехали из конюшни. Несмотря на полную луну и фонарь, висевший над кухонной дверью, было довольно темно и пугающе тихо. Пригнувшись к голове Недотроги, Маргарет взялась за поводья и легонько шлепнула лошадь по шее. Та послушно потрусила по дороге.

На всякий случай Маргарет прихватила несколько монет из шкатулки в библиотеке отца. То, что она взяла деньги и лошадь, считается воровством, но раз ее все равно накажут за самовольную отлучку, пусть уж наказывают за все сразу, рассудила девочка.

Дорогу в Лит она хорошо знала, поскольку часто проделывала этот путь с отцом. Правда, раньше ей не казалось, что это так далеко, да и путешествовать ночью прежде не приходилось.

Но как ни пугали ее темнота и одиночество, еще больше Маргарет страшилась гнева отца. Можно не сомневаться, что он ужасно рассердится, когда узнает, что она сбежала. Но то, что она узнала этой ночью, так странно и волнующе, что ей просто необходимо с кем-нибудь поговорить.

Только не с папой.

Конечно, она его очень любит, но иногда он обращается с ней как с маленькой. А она, между прочим, очень даже неплохо соображает, и то, о чем она догадалась сегодня, либо самая невероятная выдумка, либо правда. Ей нужно с кем-то поделиться. С кем-то, кто не обманывал ее все эти годы, рассказывая истории, которые оказались сказками.

Мисс дю Маршан для этого тоже не годится, потому что именно в ней все дело. Неужели ее гувернантка на самом деле ее мать?

Тетя Мэри, вот кто может ответить на ее вопросы. Но она на борту корабля, в Гилмуре.

Впереди показался темный силуэт склада, и Маргарет понадеялась, что Генри задержался допоздна. Он часто жаловался на работу с бумагами, которой приходилось заниматься по прибытии в порт кораблей. Внезапно кто-то схватил поводья, и Маргарет чуть не свалилась с лошади.

Неизвестный поднял фонарь, осветив лицо, способное испугать кого угодно.

Маргарет приказала себе быть храброй, когда мужчина протянул к ней руку.

Дважды Дуглас подходил к дверям Жанны и дважды возвращался. Он не мог забыть выражение ее лица, и оно не давало ему покоя.

Вопреки его ожиданиям она ни в чем не призналась и не умоляла его понять ее поступок. Напротив, Жанна казалась искренне потрясенной, словно Мэгги действительно воскресла из мертвых. Более того, она не сказала ни слова в свое оправдание. Разве не странно, что она даже не пыталась убедить его в своей невиновности?

Годами Дуглас желал, чтобы с Жанной случилось что-то ужасное в отместку за то, что она бросила собственного ребенка. Неужели все эти годы он заблуждался?

Почему ее отослали в монастырь? Это лишь один из вопросов, требующих ответа. Но Жанна никогда не искала его сочувствия и не пыталась вызвать жалость.

«Меня наказали за то, что я не была девственницей».

Сколько их было — таких вот случайно оброненных фраз?

«Возможно, я поступила опрометчиво, признавшись монахиням, что вижу тебя во сне».

Дуглас задумался, ему было не по себе.

Жанна искренне заботилась о Маргарет, хотела, чтобы у девочки были очки, смеялась над ее проделками. Она была мягкой и понимающей, доброжелательной и терпимой. Вряд ли жестокая женщина стала бы вести себя подобным образом.

У Дугласа возникло отчетливое и тревожное ощущение, что все, на чем строилась его жизнь в последние десять лет, было ошибкой. Но если Жанна не посылала свою дочь на смерть, почему она не рассказала ему, что случилось на самом деле?

«Я видела ее могилу».

В третий раз Дуглас проделал путь по коридору и остановился перед ее комнатой. Положив ладонь на дверь, он прислушался. Изнутри донеслось рыдание.

Дуглас растерялся. Он мог бы справиться с ее гневом, но что делать с печалью? К тому же как он может загладить свою вину?

Обескураженный, он вернулся в свою комнату и закрыл дверь, зная, что его ждет бессонная ночь.

Подойдя к окну, Жанна раздвинула шторы. На горизонте появился проблеск рассвета, робкий и нежный, как новобрачная, приветствующая молодого супруга.

Глядя на расстилавшуюся перед ней панораму, Жанна испытывала отстраненное чувство, словно никогда раньше не видела рассвет, словно даже холмы Эдинбурга стали для нее чужими. Единственный дом, который она знала, единственное безопасное место находилось в ее сознании.

Слезы обожгли веки, и Жанна закрыла глаза. Она плакала не от горя или отчаяния, а от облегчения, столь глубокого, что подгибались колени и кружилась голова. Сделав несколько судорожных вздохов, Жанна попыталась овладеть собой хотя бы настолько, чтобы картина перед ее глазами обрела смысл.

Широкая Принсес-стрит, проходившая внизу, пересекалась с Куин-стрит, образуя небольшую площадь со сквером посередине. Перед одним из домов остановилась карета, а чуть дальше по мостовой с грохотом катила крытая повозка. Над всем царил расположенный на холме Эдинбургский замок, величественный и зловещий одновременно. Слева тянулись сады, где наконец начались работы по плану Дугласа. Предполагалось, что это будет чудо природы, созданное специально для Маргарет.

Маргарет.

Сердце Жанны на секунду замерло.

Отпустив штору, она быстро пересекла комнату, испытывая острую потребность увидеть свою дочь. Всю долгую ночь она терпела, но теперь ей хотелось сесть у постели Маргарет и осознать до конца, что это правда. Что ее дочь, о которой она горевала все эти годы, жива.

Она осторожно приоткрыла дверь между их комнатами. Спальня Маргарет выглядела, как всегда, достойной принцессы. С той лишь разницей, что эта принцесса оказалась ее дочерью.

Но ее не было в комнате.

Решив, что девочка с Бетти, Жанна поднялась на третий этаж и постучала в дверь няни. Спустя пару минут Бетти открыла, облаченная в халат и чепец с оборками. Ей не нужно было вставать на рассвете, как другим слугам, и Жанна поспешила извиниться за вторжение.