Мэри подошла ближе, собираясь взять младенца на руки, но Дуглас остановил ее.

— Нет — Он не находил слов. Его переполняли эмоции — радость, что его миссия увенчалась успехом, и ужас от сознания, что его дочь выглядит так, словно не переживет этот день Его захлестнул гнев при мысли о том, что Жанна дю Маршан уехала из Волана, не позаботившись о собственном ребенке.

— Я сам понесу ее. — Дуглас осторожно взял девочку на руки Она не сводила с него сияющих голубых глаз, словно понимала, что в нем ее спасение. Головка казалась слишком большой для истощенного тельца, и Дуглас с изумлением увидел, как тоненькая ручка поднялась и потянулась к нему Склонив голову, он поцеловал крохотный кулачок Девочка была не старше двух месяцев и легче, чем перышко, такая маленькая и невесомая, что, когда она закрыла глаза, ему показалось, что она умерла. Сердце его панически забилось, пока она не шевельнулась снова. Лишь тогда он перевел взгляд на пожилую пару.

— Вы что, совсем не кормили ее? — Голос Дугласа звучал спокойно, даже рассудительно, хотя он едва сдерживался, чтобы не прикончить их обоих.

— Да она ничего не ест, сэр, — прошамкала старуха, согнув колени в неуклюжей попытке реверанса. — А деньги, что дала та женщина, давно кончились. Нам было не на что нанять кормилицу.

Мэри воспользовалась своей косынкой, чтобы прикрыть младенца.

— Ее можно спасти? — спросил Дуглас, бросив на нее встревоженный взгляд.

Сочувственное выражение ее карих глаз сказало ему правду.

Но тут девочка снова открыла глаза и посмотрела на него. Глядя, на личико своей дочери, Дуглас видел в нем образ своих родителей и братьев — и молился, чтобы она унаследовала силу духа Макреев.

— Живи, — шепнул он. — Пожалуйста, живи.

Он никогда не думал, что способен на такую всепоглощающую нежность. И что способен полюбить другое существо так быстро и навсегда.

— Мы спасем ее, — решительно сказал он, — Обязательно.

Мэри не стала говорить, что это было бы чудом, а чудеса редко случаются в реальной жизни. Она лишь кивнула, глядя на него полными слез глазами.

— Как ее зовут? — обратился Дуглас к пожилой паре.

Старик покачал головой, а его жена пожала костистыми плечами, выпиравшими из-под старой шали.

— А мы ее никак не называли. — Она усмехнулась, обнажив коричневатые остатки зубов, и добавила:

— Назовите ее сами, если хотите, сэр.

Дуглас с отвращением покачал головой. Крепче прижав к себе ребенка, он направился к двери.

— Вы не можете забрать ее, сэр, — всполошилась старуха. — А что, если кто хватится?

— Сомневаюсь, что кто-нибудь придет за ней.

Ненависть ко всему французскому захлестнула Дугласа. Он ненавидел страну, людей, даже язык. Всех, кроме малышки, которую держал на руках, такой хрупкой и прозрачной, что она могла сойти за призрак.

Они вышли из мрачной лачуги на солнечный свет и направились к Хэмишу, ожидавшему с лошадьми. Старуха последовала за ними.

— Заплати ей, — попросил Дуглас и, подождав, пока Мэри заберется на лошадь, вручил ей свою дочь.

Хэмиш вытащил из кармана небольшой кожаный мешочек и бросил его женщине. Та проворно открыла его и ахнула при виде золотых монет. Там было достаточно денег, чтобы обеспечить ее с мужем до конца дней.

— Ты не заслужила их, — бросил Дуглас, оглянувшись. — Но этого достаточно, чтобы купить твое молчание. Говори всем, кто спросит, что она умерла. Вряд ли кто-нибудь потребует доказательства.

Старуха подобострастно закивала.

— Благослови вас Бог, сэр, — произнес старик.

Дуглас не удостоил его взглядом. Забравшись в седло, он протянул руки к Мэри, и она отдала ему ребенка.

— Это чудо, что она еще жива, — сказала Мэри, легко коснувшись косынки, укрывавшей девочку.

Прошли недели, прежде чем у них появилась уверенность, что ребенок выживет.

Дуглас никогда не думал, что сможет ненавидеть также глубоко, как любил. Но когда он взял на руки свою дочь и посмотрел на ее изможденное личико, он понял, что будет вечно ненавидеть Жанну дю Маршан зато, что она сделала.

Так куда же делась эта ненависть?

Дуглас напряг зрение, заметив движение на берегу. Неясное пятно превратилось в зеленое платье и развевающиеся черные кудри. Маргарет мчалась по узкой лощине.

Следом неслись два мальчика постарше.

Он почувствовал, как его сердце устремилось навстречу дочери.

Матросы спустили якорь, и корабль, двигаясь с черепашьей скоростью, подошел к пирсу. Не дожидаясь, пока спустят трап, Дуглас перекинул ногу через борт и воспользовался веревочной лестницей, чтобы спуститься на причал.

Маргарет исчезла, но он знал, где ее искать. В том самом месте, где она всегда находилась, когда он приезжал, чтобы забрать ее в Эдинбург.

Дуглас не питал к Гилмуру такой привязанности, как его дочь. Маргарет напоминала ему его мать, обожавшую рассказывать легенды, связанные со старой крепостью. А может, она пошла в его бабку, Мойру Макрей, искусную наездницу, которая вышла замуж за английского графа, но каждое лето возвращалась домой, в Шотландию.

Когда Маргарет говорила о крепости, глаза ее загорались, лицо сияло. Для дочери не было на свете прекраснее места, чем Гилмур.

Алисдер потратил несколько лет, восстанавливая родовое гнездо Макреев, и Дуглас полагал, что нынешний Гилмур куда величественнее, чем был когда-либо раньше.

Каждое лето братья, их жены и дети собирались здесь, чтобы провести месяц в кругу родных. Все Макрей придавали большое значение семейным узам и не хотели забывать о наследии предков, которое привело их назад, в Шотландию.

Из своей деревни в Эйлшире приезжал Джеймс. Брендан, усадив свой выводок в две кареты, совершал ежегодное путешествие из Инвернесса. Даже Хэмиш с Мэри планировали свои вояжи с таким расчетом, чтобы вернуться в Шотландию к нужному сроку. Поскольку Мэри никогда не ступала на шотландскую землю, они встречались на борту корабля Хэмиша — событие, которого Дуглас никогда не пропускал. Он всегда будет признателен Мэри.

Если Маргарет жива и здорова, то лишь благодаря заботам и медицинским познаниям его невестки.

Дуглас довольно часто встречался с братьями и их женами, но, возвращаясь в Гилмур, всегда испытывал особое чувство. Его захлестывали воспоминания о родителях, об их предках, обо всех преданиях, которые он слышал в детстве, в Новой Шотландии. Здесь были корни и дух Макреев, в этой почве, в самом воздухе Гилмура.

Дуглас сошел с пирса и зашагал по мощенной булыжником дорожке. Ответвляясь вправо, она карабкалась по склону холма к крепости, расположенной на вершине.

Впереди пролегала тропа, которая вела к каменному мосту через лощину. Ниже тянулась цепочка огромных почерневших валунов, поднимавшихся со дна залива. За ними находилась пещера, когда-то тайная, а теперь использовавшаяся для испытания корпусов кораблей, строившихся на верфях Макреев. На голубой поверхности воды играли солнечные зайчики, отражаясь на отвесных скалах.

Серебристые блики, мерцавшие на гранитных плитах, напомнили Дугласу глаза Жанны.

Когда-то ему хотелось наказать ее, как будто, причинив ей боль, он мог исправить содеянное зло. С течением времени благодарность за то, что Маргарет выжила, и любовь к дочери смягчили его гнев, но при виде Жанны он вспыхнул снова.

В Эдинбурге они избегали касаться прошлого, словно боялись неизбежных последствий. Жанне придется сознаться в том, что она сделала, а ему — воздать ей по заслугам.

Ему следовало держаться от нее подальше. Вместо этого он уложил ее в постель, причем дважды. Близость Жанны оказалась столь неодолимым соблазном, что он сбежал, прибыв в Гилмур раньше, чем его ожидали.

Впрочем, она настолько засела в его сознании, что с Таким же успехом могла бы находиться рядом, держа его под руку.

— У тебя усталый вид, — сказал Алисдер, хлопнув его по спине. — Ты слишком много работаешь, Дуглас. Разве нам не хватает денег?

Дуглас улыбнулся шутке брата.

— Ничего, Мэри быстро приведет тебя в норму своими настойками и снадобьями.

— Она уже здесь? — удивился Дуглас.

Алисдер кивнул:

— Они с Хэмишем прибыли раньше, как и ты.

Годы были милосердны к Алисдеру. Он совсем не состарился, не считая седины на висках и нескольких новых морщин. Его жена, Изабель, обладала тем же счастливым качеством. Ее волосы не утратили блеска, только в уголках глаз появились крохотные лучики, свидетельствующие не столько о возрасте, сколько о добродушном нраве.

Алисдер без всяких усилий с его стороны с первого взгляда внушал уважение, так же как их отец. Старший из пяти братьев, он, унаследовав титул отца, был английским графом и к тому же владел Гилмуром.

Будучи прирожденным лидером, он не задумываясь брал на себя ответственность, если в том возникала необходимость. Он постоянно пытался поучать братьев, хотя делать этого не следовало, поскольку каждый из них обладал не менее яркой индивидуальностью.

— Маргарет где-то здесь, — сказал Алисдер, оглядываясь по сторонам в поисках племянницы.

— Я знаю, где она, — отозвался Дуглас, бросив взгляд на заросшие лесом склоны. За мостом, соединявшим Гилмур с противоположным краем лощины, тянулась возвышенность, именуемая в семейном кругу холмом Изабель.

Туда вела тропинка, проходившая через лес, и Дуглас зашагал по ней, распрощавшись на время с братом.

Вокруг ствола молодого деревца был обмотан зеленый шарф — знак, что он не ошибся в своих предположениях.

Мать Дугласа часто рассказывала детям о поляне на вершине холма, где их прадед бросал вызов англичанам, играя на своей волынке.

Именно сюда он привел двухлетнюю Маргарет во время их первого приезда в Гилмур. Девочка была щупленькой, но здоровой. Дуглас подхватил ее на руки, чтобы она могла видеть простиравшиеся вокруг окрестности.

— Это Гилмур, Мэгги. Он принадлежит тебе и всем Макреям.

Хотя Алисдер восстановил крепость на собственные средства, пожертвовав ради этого значительной частью своего английского наследства, Дуглас настоял на том, чтобы изменить право владения Гилмуром. После поминальной службы в честь родителей все братья подписали официальные бумаги, обеспечивающие им долю в фамильном имении. Несмотря на тот факт что каждый из них обзавелся домом в различных частях Шотландии, теперь их связывал с Гилмуром еще и закон.