Карен Рэнни - Снова влюблены

Сентябрь 1782 года

Жанна дю Маршан точно знала, когда ее жизнь разлетелась вдребезги. Она помнила каждое произнесенное слово, свой потрясенный вдох и неистовое биение сердца.

Ничто, однако, не предвещало такого поворота событий в то великолепное сентябрьское утро. На голубом небе не было ни облачка, легкий ветерок приносил из сада благоухание роз и лаванды. Даже птицы в вольере, блаженные в своем неведении, заливались ликующими трелями, приветствуя начало нового дня.

Покачивая широкими юбками, Жанна шагала по коридору к библиотеке отца. Лакей распахнул высокие двойные двери, и она вошла внутрь, молча ожидая, пока отец обратит на нее внимание. Ребенком Жанна часто приходила сюда, чтобы получить нагоняй за очередную провинность, но в последние годы отец вызывал ее в библиотеку совсем подругой причине. Он интересовался ее уроками и одобрительно улыбался, довольный успехами дочери.

Впрочем, в последнее время отец редко требовал от нее отчетов. Николя, граф дю Маршан, был чрезвычайно занятым человеком, а Париж этой осенью просто бурлил от лихорадочной деятельности. Везде, куда бы ни пошла Жанна, только и говорили о войне в Америке. Англия теряла свои колонии, и Франция, будучи союзником молодой страны, пребывала в экстазе.

Их парижская резиденция была великолепна, а библиотека считалась одной из самых красивых комнат в доме. На потолке, в обрамлении золоченой лепнины, красовались фрески, изображавшие замок Волан, наследственное владение дю Маршанов. Выкрашенные в темно-коралловый цвет стены служили прекрасным фоном для фамильных портретов в тяжелых золоченых рамах. Потолок подпирали мраморные колоны более светлого кораллового оттенка, увенчанные капителями из позолоченных листьев. На полу лежал великолепный бежевый ковер с узором из золотистых и зеленых листьев. У дальней стены, задрапированной коралловой и темно-синей тканью, располагался широкий диван.

Посетители, однако, редко сиживали там, предпочитая резные кресла у отцовского письменного стола.

Особо ценные книги размещались на галерее, куда вели винтовые лесенки в обоих концах комнаты. Обычно, когда отцу требовался тот или иной том, он посыл за ним секретаря, Робера, оставаясь сидеть за массивным письменным столом красного дерева с резьбой из виноградных гроздьев и цветов, служивших символами Волана.

Хотя Париж являлся средоточием культурной и политической жизни. Волан оставался родовым гнездом дю Маршанов, и ее отец никому не позволял забывать об этом факте.

Жанна терпеливо ждала, сцепив руки за спиной, выпрямив спину и расправив плечи — в позе, которую она научилась принимать после многократных замечаний, полученных в детстве.

Наконец отец медленно отложил перо. Против обыкновения в его взгляде она не увидела отеческой любви. Он поманил ее к себе пальцем, и Жанна вдруг поняла, зачем ее вызвали. Подойдя к столу, она коснулась пальцами подаренного покойной матерью медальона в надежде, что это поможет ей сохранить спокойствие.

Видимо, Жюстина все ему рассказала.

Жанна давно подозревала, что их домоправительница — любовница отца. Даже если их интимная близость осталась в прошлом, Жюстина обращалась к графу по любому делу и обладала в доме немалой властью. Ничто не могло ускользнуть от ее зоркого глаза.

Должно быть, она узнала от горничной, что Жанну тошнит по утрам и все платья ей стали тесны.

— Это правда, дочь? — Граф уставился на ее талию. — Ты ждешь ребенка?

— Да, отец, — отозвалась Жанна, ощущая внутренний трепет, однако внешне сохраняя спокойствие. Она надеялась скрыть свое состояние до того момента, когда Дуглас придет к отцу просить ее руки и будет назначена свадьба.

— Ты уверена? — Он взглянул на нее.

— Да. — Жанна улыбнулась. Даже очевидное недовольство отца не могло омрачить ее радость.

— Ты опозорила имя дю Маршанов.

Граф произнес это так равнодушно, будто рассуждал о погоде. Будь Жанна мудрее, ее насторожило бы выражение его глаз. В них была отчужденность.

Он снова переключил внимание на лежавшие перед ним бумаги, но Жанна достаточно хорошо знала отца, чтобы уйти, пока он не дал на то разрешения.

— Мы с Дугласом собираемся пожениться.

Секретарь графа, обычно присутствовавший при ее встречах с родителем, бросил на Жанну выразительный взгляд и еле заметно покачал головой.

Отец снова посмотрел на нее, глаза у него были такие же серые, как у дочери.

— Мы поженимся, — повторила Жанна, сделав еще один шаг к письменному столу. — Я люблю его, отец. Дуглас из хорошей семьи, не уступающей по положению дю Маршанам.

— Ты опозорила имя дю Маршанов, — повторил граф.

Конечно, ради того, чтобы встречаться с Дугласом на протяжении последних трех месяцев, Жанна нарушила множество правил. Водила за нос свою компаньонку, придумывала встречи с друзьями, которых не было в Париже, густо переплетая ложь с правдой. Но что в этом постыдного, если они все равно поженятся?

— Мы будем не первой парой, которая не дождалась свадьбы, — произнесла Жанна. — Никто ни о чем не догадается, особенно если мы скоро поженимся.

Почему-то она была уверена, что Бог простит ее, хотя их семейный исповедник не пожелал этого сделать. Отец Хатон, которому она призналась в своем прегрешении, грозил ей небесной карой за связь с Дугласом, но ад казался таким далеким, а Дуглас был так близко.

Все, что от нее требуется, — это убедить отца.

Граф бросил перо на стол, не обращая внимания на чернильные брызги, рассыпавшиеся по документам.

— Твой любовник покинул Францию, Жанна. Похоже, ты ему больше не нужна.

Жанна испытала шок, тут же уступивший место недоверию.

— Это не правда, — заявила она.

Робер побледнел, бросив на нее предостерегающий взгляд. Отец молчал, давая ей прочувствовать все значение его слов.

— Это не правда, — повторила она, тряхнув головой, — Дуглас не мог уехать, не предупредив меня. — Как раз на сегодня у них назначена встреча, и она собиралась сказать ему о ребенке.

— И тем не менее он уехал, — возразил граф, скривив тонкие губы в полуулыбке. Открыв ящик стола, он вытащил письмо и вручил его ей. Это была записка, которую она велела своей горничной передать Дугласу.

Жанне стало дурно. Протянув онемевшую руку, она взяла письмо и судорожно сжала в пальцах. Затем, глубоко вздохнув, решительно взглянула на отца.

— Видимо, тому были веские причины, — сказала она. — Но он вернется, я уверена.

Граф обошел вокруг стола, остановившись перед ней.

Высокий и широкоплечий, он выглядел весьма внушительно, а этим утром казался еще более грозным, чем обычно. Но Жанна не могла позволить запугать себя, когда ее будущее поставлено на карту.

— Когда он вернется, мы поженимся, отец. Имя дю Маршанов не пострадает.

Он влепил ей пощечину. Кольцо с печаткой больно царапнуло щеку. Вскрикнув, Жанна отступила на шаг, прижав одну руку к щеке, а другую к талии, словно защищая крохотное существо, находившееся внутри.

— Шлюха, — негромко произнес граф. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе выйти замуж за англичанина?

— Он шотландец, — возразила девушка, заработав вторую пощечину.

Секретарь отца поднялся и, собрав бумаги, вышел, бесшумно притворив за собой дверь.

Радость, которую испытывала Жанна, входя в комнату, уступила место страху. Конечно, она знала о ксенофобии отца и его неприязненном отношении ко всему, что не являлось французским, невзирая на тот факт, что сам он женился на дочери английского герцога. И все же она надеялась, что в случае с Дугласом сумеет добиться своего. В конце концов, она единственная дочь, других детей у него нет, к тому же наполовину англичанка. Если кто-нибудь способен повлиять на графа, то только она.

— Отнесся бы ты более снисходительно к моему прегрешению, — запальчиво спросила Жанна, — будь мой любовник французом?

Отец лишь загадочно улыбнулся и снова расположился в кресле, отделенный от нее широким пространством письменного стола.

— Я питал большие надежды относительно тебя, Жанна, но, похоже, ты сама выбрала свое будущее. — Он снова взялся за перо, давая понять, что больше не задерживает ее.

— Что ты имеешь в виду?

— Я отсылаю тебя домой, в Волан, дочь. У тебя будет достаточно времени до рождения ребенка, чтобы подумать о том, чего ты лишилась из-за своего опрометчивого поступка. Впрочем, можешь мечтать о своем сбежавшем любовнике, если тебе это больше нравится. — Он макнул перо в чернильницу.

— А что потом? — спросила Жанна, сердитым жестом вытерев капельку крови, струившуюся из ранки на щеке. — Я не выйду замуж по твоей указке, отец. — Граф никогда не .скрывал своего желания заключить посредством ее замужества выгодный политический союз.

— Тебе и не придется, — холодно отозвался он. — Ни один из моих знакомых не позарится на такую, как ты. Им нужна новобрачная, которая придет в супружескую постель невинной, а не парижская шлюха. Тебя примут в обители Сакре-Кер, — объявил он, поднявшись на ноги. — Где и проживешь остаток своих дней, служа Господу. Если повезет, ты сможешь добиться власти и влияния, но лишь когда докажешь святой церкви, что раскаиваешься в своих грехах.

— А мой ребенок? — спросила Жанна, ощутив могильный холод, пробравший ее до костей. — Что станет с ребенком?

Он снова улыбнулся, и она поняла, что он уже все решил. Внук или внучка графа дю Маршана просто исчезнет как досадная, никому не нужная помеха.

Июнь 1792 года

Эдинбург, Шотландия

Собираясь этим вечером в гости, Дуглас Макрей и представить себе не мог, что в одно мгновение десять лет унесутся прочь и он ощутит себя таким же потерянным и отчаявшимся, как в далекой юности. Когда он выходил из дома, у него не было ни малейшей надежды снова увидеть Жанну.