— О да! — Она настолько разошлась, что даже захлопала в ладоши, милое создание. — Ты не можешь представить, как давно я по-настоящему не веселилась. Мы повеселимся сегодня, как ты думаешь, Норри?

Боже праведный, что за жизнь у нее в этой башне из слоновой кости? В выражении лица и в голосе было столько надежды, что сердце оборвалось.

— Постараюсь, чтобы все получилось как надо.

Она одарила его улыбкой, от которой стало светло вокруг.

— У тебя это получится. Как нам с тобой было хорошо! Помнишь то время?

— Да. — До боли ярко. Он помнил, что значит быть молодым, счастливым, свободным. Помнил состояние влюбленности. И хотя минуло много лети он стал опытным и циничным, в тишине словно прозвучал отголосок того времени. И хотя в карете висел табачный дух, она знавала лучшие дни и была недостойной графини, они с Октавией были одеты совсем не по моде, но для Норта это был самый лучший вечер за последние, одиннадцать или двенадцать лет.

Вздохнув, Октавия откинулась на пыльные подушки.

— Я скучаю по тем временам. А ты когда-нибудь вспоминаешь о них?

— Я скучаю о хорошем.

— А я не помню ничего плохого, — живо откликнулась она.

Он удивленно поднял брови:

— А как насчет Джонси, который пытался приударить за тобой?

Она расхохоталась:

— Он зажег так много свечей в гостиной, что чуть не спалил себе панталоны. — Смех стих, сменившись грустной улыбкой. — Бедный Джонси, если бы я не знала, что он уже умер, я бы подумала, что это он пишет мне письма.

Норт тоже засмеялся, вспомнив старика, который вообразил себя ловеласом.

— Он был хорошим человеком. — Не то что большинство из тех, кто околачивался вокруг Ковент-Гардена. Но Норт ничего не стал ей говорить. Октавия и сама знала. Она видела, как мать меняет любовников, как некоторые из них издеваются над ней. Кое-кто подкатывался с предложениями и к Октавии, но ей как-то удавалось отвертеться. Мать всегда вставала на ее защиту, но потом она умерла.

В ту ночь Октавия примчалась к нему, зная наперед, куда повернет ее жизнь. Она сама сообщила, что отказалась пойти в содержанки, но он видел страх и неуверенность в ее глазах. Октавии нужно было, чтобы Норт стал первым ее мужчиной, потому что она не хотела доставить этого удовольствия какому-то грязному аристократишке.

Грязный аристократишка. Это были ее собственные слова. А теперь она одна из них.

Они еще поговорили о прошлом, о людях, которых оба знали. Она удивила Норта своими познаниями. Значит, по-прежнему общается кое с кем. Странно. Ему-то казалось, что она вычеркнула из жизни и тот период, и всех людей, связанных с ним.

Карета стала замедлять ход. Не дожидаясь остановки, Октавия прильнула к грязному окну и вгляделась в темноту.

— Мы в Ковент-Гардене. — Октавия удивленно повернулась к Норту. — На Хафмун-стрит.

Распахнув дверцу, Норт спустился и протянул ей руку:

— Пошли.

Октавия оглядела знакомую улицу.

— Это же дом Маргарет. Значит, помнит.

— Верно. Зайдем?

— Сто лет не видела Маргарет. — Господи, Октавия собирается расплакаться? Вид у нее был именно такой.

— Если не хочешь, тогда…

— Нет! — Она крепко стиснула его руку. — Мне очень хочется!

Норт поднялся по низким ступеням к двери и постучал. Возможно, он сделал ошибку, приведя Октавию сюда. Возможно, прошло слишком много времени. Возможно, у них нет ничего, кроме прошлого.

Может, не так уж много осталось от его прежней Октавии.

Она была изумительна!

Прислонясь к стене, Норт наблюдал, как Октавия под звуки оркестрика крутила рил[5] с очередным кавалером.

В какой-то момент вечеринки — после нескольких стаканов пунша — волосы у Октавии растрепались, несколько прядей упало на лицо. В конце концов пучок развалился, и она выдернула шпильки, закинув за спину роскошную гриву волос.

На щеках заиграл яркий румянец. Вот теперь Октавия была довольна. Нет, теперь она была счастлива. От этого и Норт чувствовал себя счастливым, счастливее, чем когда-либо.

Что скажет обо всем этом Уин? А Девлин? Уин — наверняка что-нибудь ядовитое. Девлин, который недавно женился, пока верит, что добрая женщина — лучший источник счастья для любого мужчины.

Октавия — добрая женщина, в этом не было никакого сомнения. Она лихо отплясывала, а Норт пытался найти хоть какой-нибудь намек на то, что она леди. И не находил. Она была так похожа на ту Ви, которая осталась у него в памяти.

Но Октавия уже не та девочка, да и он уже не мальчик. Ее сущность не изменилась, несмотря на то что она выросла, расцвела и вполне созрела. Тело налилось, как персик в середине лета, но осталось гибким и грациозным.

Октавия стала еще красивее, чем была. Красивее, чем в ту ночь, когда он отдал ей свое сердце, свою душу, свою невинность. Отдал в обмен на нее. И сейчас на сердце было так легко, так мирно, что можно было спокойно представить, что в нем сохранилась какая-то капелька той невинности. Всего лишь капелька, которой было недостаточно, чтобы испытывать беспокойство, недостаточно, чтобы испытывать боль.

Стоять и наблюдать за Октавией было настоящим удовольствием, но — черт возьми! — ночь неизбежно кончится, и ее придется везти назад в Мейфэр. Норт не сомневался, что рано или поздно найдет того, кто пишет проклятые письма, и тогда у них не будет повода встречаться.

Почему же он подпирает стену, а какие-то ушлые парни танцуют с ней?

Опустошив стакан с пуншем, Норт оставил его на ближнем столе и вышел на середину, где Октавия отплясывала со своим молодым ухажером.

— Моя очередь, Позенби, — сообщил он молодому человеку. Улыбнувшись, Позенби поклонился Октавии и отправился искать другую партнершу.

— Норри! — Октавия обняла Норта.

— Все, больше никакого пунша, — предупредил он, высвобождаясь из ее рук.

Она усмехнулась:

— Думаешь, я перебрала? Ты не прав. Я выпила ровно столько, сколько нужно.

— Нужно для чего?

— Чтобы было весело и чтобы не думать о завтрашнем дне! — Она схватила его за руки. — Давай потанцуем.

— С удовольствием.

Музыканты играли стройно и с деревенским усердием. Некоторые мелодии оказались шотландскими. Норт вспомнил, как их пела ему мать. Последний раз он танцевал под такую музыку ужасно давно.

— Тебе здесь нравится? — спросил он и закружил Октавию на месте.

Октавия ахнула и расхохоталась:

— Безумно, спасибо тебе!

Ответ обрадовал его больше, чем он ожидал.

— Не за что.

— Нет, есть за что. — Ее улыбка померкла. — Это все благодаря тебе. Если бы не ты, я сейчас мучилась бы на каком-нибудь балу, слушая, как дамы сплетничают друг о друге.

Подхватив Ви за талию, он понесся с ней по кругу, набирая темп.

— Какие ужасы ты говоришь.

— Да, да, так и есть. Не то что здесь. Спинтону тут не понравилось бы.

— Наверное.

— А я обожаю такие вечера. И тебя обожаю. Уже целую жизнь.

— И я. — Интересно, поняла ли она, как глубоко тронула его этими словами? Вряд ли, иначе поостереглась бы так говорить.

— Я увидела столько старых друзей. Даже не верится. Это ты устроил для меня такой праздник?

Можно было соврать, но какой смысл? Ему ничего не нужно, только увидеть ее улыбку.

— Да, я.

Ее улыбка блеснула, как путеводная звезда в ночи.

— Спасибо! — Освободившись из его рук, Октавия кинулась ему на шею. Норт засмеялся и, подхватив ее за талию, поднял в воздух и закружил, словно Октавия была не тяжелее ребенка.

Она взвизгнула и еще теснее прижалась к нему, а в ее смехе звенело настоящее удовольствие.

Музыка стихла, и Норт опустил Октавию на пол. Ее немного покачивало. Потом их взгляды встретились.

— Нам пора, Норри. Так скоро?

— Тебя отвезти назад, в Мейфэр?

— Нет. Не сразу. — Взгляд был темным и напряженным. — Отвези меня к себе. Отвези меня домой.

Октавия понимала: ехать к Норту — это ошибка, но ничего не могла с собой поделать. Когда она узнала, что он устроил эту вечеринку для нее, ей захотелось остаться с ним наедине. Еще немного побыть вдвоем, прежде чем она вернется в мир реальности.

— О, ты устроил офис из гостиной. Норт кинул пальто на стул.

— Гостиная мне совсем ни к чему.

— Мне нравится. — Она закружилась в центре комнаты. — Ты здесь держишь вино?

— Нет, не здесь, — ответил он с терпеливой улыбкой. — Мне кажется, тебе достаточно.

Кружение остановилось. Он думает, что перехитрит ее?

— Нет, недостаточно. Недостаточно, пока не выпьем еще по бокалу.

Он улыбнулся:

— Согласен. Будешь кларет?

— Да, пожалуйста.

Октавия смотрела, как он идет по ковру к шкафу у дальней стены. Широкие плечи чуть покачивались. Панталоны плотно облегали ягодицы и бедра. От него невозможно было оторвать глаз. О, впрочем, Норт всегда производил на нее такое впечатление. Он был самым лучшим, самым красивым, просто идеальным мужчиной. Октавия такого еще не встречала.

Подумать только, она стала его первой любовницей! Первой женщиной, которая дотронулась до этой груди, до этой роскошной спины. Не важно, сколько потом у него было женщин, Октавии все равно приятно осознавать, что он втайне сравнивает их с ней.

Господи, помоги, она надеялась, что не уступила никакой и ни в чем.

Норт вернулся и протянул ей бокал. Вина в нем было на донышке.

— Я не пьяная, Норри. — Будь она пьяной, она бы сейчас тупо сидела и не чувствовала этого пламени, растекающегося внутри. Будь она пьяной, эти мысли ей можно было бы простить. Но в том-то и дело, Октавия чувствовала себя вполне трезвой и понимала, что так думать нехорошо.

Одним глотком он покончил со своим кларетом, запрокинув голову. Она смотрела, как у него на горле задвигалось адамово яблоко. Какое очаровательное горло! Какая прекрасная шея!