Прыгающее в груди Ноэль сердце вдруг замерло. Неужели Роберт чем-то обидел Эмму? Причинил ей вред? «Может быть, я считала его хорошим отцом только потому, что боялась признать истину?»

– С моей дочерью все в порядке?

Лейси на миг растерялась.

– Что?… Да, конечно. Я хотела сказать вот что: у меня создалось впечатление, что, будь воля доктора Хокинс, она причислила бы Роберта к лику святых. Очевидно, он сумел заставить эту женщину плясать под его дудку. – Лейси даже не попыталась скрыть презрение.

Как ни странно, напряжение Ноэль отступило. Любопытно, думала она: когда случается то, чего давно боишься, ты испытываешь почти облегчение. Ей казалось, что веревка, которой ее связали, вдруг лопнула и она поплыла куда глаза глядят.

Но уже через минуту реальность нанесла ей новый удар.

– Что будем делать дальше? – Собственный голос показался ей невыразительным и тихим, как сообщение на затертой кассете автоответчика.

– Этот отчет представлен судье. Осталось только узнать дату окончательного заседания. – Лейси отложила документ, подалась вперед и впилась в Ноэль озабоченным взглядом. – Детка, что с тобой? Что-то ты побледнела.

– Я в порядке, – коротко откликнулась Ноэль. Ей надоело, что к ней относятся как к инвалиду. Она уже поняла, что жалеть себя бесполезно. – Послушайте, будем откровенными. Нам обеим известно, что Роберт – хозяин в этом городе. Так почему же отчет Линды Хокинс нас удивил?

– Во-первых, незачем так преувеличивать. – Лейси строго смотрела на нее, сложив перед собой руки с видом классной дамы. – Да, я не отрицаю, что твой муж пользуется в городе заметным влиянием, но никаких свидетельств массового заговора пока не вижу. И откровенно говоря, упоминать об этом за пределами моего кабинета я бы не советовала: будет только хуже.

– Куда уж хуже! По-моему, это невозможно. Неужели Лейси не видит связи событий? В редакции газеты ее отца перебили стекла. Ее саму несправедливо обвинил Уэйд Джуитт. Если это не заговор, значит, кто-то крепко невзлюбил ее.

– Успокойся! Я же не предлагаю сдаться без борьбы. – Лейси отщипнула пожелтевший листок филодендрона и сверкнула бесшабашной, лихой усмешкой. – Боеприпасы у меня еще не иссякли. Вот об этом я и хотела поговорить с тобой. Вчера мне позвонила твоя бывшая соседка Джуди Паттерсон. Откровенно говоря, после всего, что ты мне рассказала, я не надеялась дождаться ее звонка.

– Я тоже удивлена. – Ноэль не верила, что ее угрозы подействовали на Джуди. Прождав ее звонка два, а потом три дня, она решила, что ждать дальше бесполезно. А теперь семя надежды проклюнулось в ней и дало бледный росток. Неужели это и есть поворот к лучшему, о котором она молилась?

Но следующие слова Лейси уничтожили слабую надежду.

– Увы, рассчитывать нам почти не на что. Джуди сообщила, что сожалеет о случившемся, и спрашивала, может ли она чем-нибудь помочь… разумеется, без риска для нее самой.

– Какое благородство! – процедила Ноэль.

– Мы можем вызвать ее в суд повесткой. – Этот вариант Лейси предлагала и прежде, однако Ноэль отказалась. Конечно, можно заставить Джуди выступить в суде, но что в этом толку? Показания женщины, которую уже уличили в лжесвидетельстве, мало кого убедят.

– Нет, – снова отказалась Ноэль. – Джуди только расплачется, будет бить на жалость, и все подумают, что мы запугали ее. – Собственный властный тон поразил Ноэль. Прежде она и не мечтала так уверенно принимать решения. Но времена изменились, как и она сама. Уэйд Джуитт стал последней каплей. – Я придумала кое-что получше, – заявила она, и тут же ее мысли обрели четкую форму.

Вчера вечером, когда мать бросилась на Уэйда, ее глаза вдруг стали дикими… в случае необходимости она убила бы его. В тот же миг до Ноэль дошло: она больше похожа на мать, чем ей казалось раньше. И в ней, и в Мэри невероятно силен инстинкт, побуждающий защищать своих детей.

А свекровь? Ради сына Гертруда готова сделать что угодно – прикрывать его, лгать полиции. А может, и убить беременную девушку, которая стала для сына помехой.

Ноэль задумалась. Неужели до сих пор она ошибалась? А если Гертруда оплакивала вовсе не своего неродившегося внука? Если розы на могиле Коринны были попыткой смягчить муки совести?

– Мы можем вызвать повесткой не Джуди, а другого свидетеля, – с расстановкой произнесла Ноэль, до сих пор не освоившись со своей ошеломляющей гипотезой. Чтобы окончательно поверить в нее, требовалось кое-что выяснить.

– Кого? – с сомнением нахмурилась Лейси.

– Мою свекровь. Конечно, она будет выгораживать сына, но при этом у судьи неизбежно возникнут вопросы. А еще мне кажется, что Гертруде Ван Дорен известно больше, чем мы предполагаем.

Лейси взвесила эту мысль, рассеянно теребя верхнюю пуговицу скромной белой блузки.

– Не знаю, разрешит ли судья… Дай-ка подумать, под каким видом выдвинуть это ходатайство, ладно? А пока ничего не предпринимай, не посоветовавшись со мной.

– То есть не пытаться поговорить с Гертрудой с глазу на глаз? – Ноэль изумилась невозмутимости, с какой она встретила пристальный взгляд Лейси.

– Даже не вздумай, – предупредила адвокат хриплым голосом портового грузчика. – Ты забыла, что случилось в прошлый раз, когда тебе взбрело в голову поиграть в борца за справедливость?

– Не забыла. И жалею только о том, что не проломила Роберту череп.

– Считай, что тебе повезло.

– Хотите сказать, что на моем месте вы поступили бы иначе? – усмехнулась Ноэль, не переставая удивляться самой себе. – Да если бы кто-нибудь вздумал отнять у вас любимую собаку, вы превратились бы в разъяренную тигрицу, Лейси.

Лейси рассмеялась.

– Ладно, твоя взяла, но позволь все-таки напомнить, что отныне мы должны действовать с величайшей осторожностью. Думаю, всем уже ясно, откуда ветер дует, но постарайся не совершить никаких ошибок – на случай, если нам придется подавать апелляцию.

Сердце Ноэль рухнуло в пятки. Апелляцию? С самого начала она знала, что это вполне возможно. Но к унизительному поражению оказалась не готова. Она и без того ждала слишком долго. Выдержит ли еще неделю, месяц… или год?

Глядя на Лейси в упор, Ноэль произнесла с откровенностью, которая давалась ей все легче по мере того, как она забывала о своих прежних привычках:

– Странно, но сейчас мне приходится помнить об осторожности каждую минуту. Следовать чужим правилам, помнить, что, если я поступлю так, как считаю нужным, это может отразиться на ходе процесса… Но моя жизнь пошла прахом только потому, что я всегда была слишком осторожна. И теперь я должна смириться с мыслью, что потеряла дочь потому, что совершила так называемый правильный поступок, поверила человеку, перед которым мне следовало бы захлопнуть дверь.

Лейси встала, обошла вокруг стола и присела на широкий подлокотник кресла рядом с Ноэль. В своей белой блузке и плиссированной юбке она выглядела хитрой школьницей, уличенной в какой-то провинности. Но ее голос звучал мягко и понимающе:

– Я не виню тебя за резкость, детка. Да, колеса правосудия вращаются слишком медленно, временами кажется, будто ты попал между ними и рано или поздно они изотрут тебя в порошок. Но поверь мне, гораздо опаснее забыть об осторожности. Последует ответный удар, и положение осложнится.

– А что будет, если я просто сяду и сложу руки на коленях?

– Не стану тратить время на фальшивые заверения, – без обиняков заявила Лейси – именно эта ее черта особенно нравилась Ноэль. – Обратимся к фактам. Ответчик в этом процессе не Роберт, а ты. Когда-то ты лечилась от алкоголизма. Кроме того, ему удалось доказать, что он любящий и заботливый отец. – Она загибала пальцы один за другим, и каждый неоспоримый факт острой иглой вонзался в сердце Ноэль. – Все, что ты скажешь Роберту или любому члену его семьи, может быть использовано – и будет использовано! – против тебя.

– Думаете, я этого не знаю? Вы опасаетесь, что я снова попытаюсь прорваться в дом к Роберту? – Ноэль вспомнилось, как Хэнк осторожно перевязывал ей ногу, и почему-то это придало ей силы. – Кто-то должен вступить в борьбу за мою дочь. И если не я, то кто же?

Лейси встала и скрестила руки на груди.

– Признаться, я не могу предложить хоть какую-нибудь альтернативу. Я не мать, поэтому могу лишь догадываться, как тебе тяжело. Но в одном я уверена, Ноэль: если мы будем тверды в своих намерениях, тебе вернут дочь. Как бы трудно тебе ни было, постарайся быть терпеливой.

– Терпеливой… – повторила Ноэль таким чужим голосом, что сама заморгала от удивления. – Такой роскоши я не могу себе позволить.

Лейси приподняла бровь.

– А устранение последствий можешь?

– Не знаю. – Ноэль поднялась и беспокойными шагами прошла к окну. На лужайке измученная молодая мать вела за собой целую толпу детей.

Детский смех и гулкий топот ножек по полу веранды нарушили тишину в кабинете Лейси. Ноэль вспомнились все места, куда она часто брала с собой дочь: библиотека, где устраивали детские чтения, игровая площадка в сквере, магазин «Бен Франклин», где они покупали семена растений для бабушкиного сада. У нее перехватило горло, но она не позволила себе расплакаться. Время рыданий давно прошло.

Обернувшись, она обнаружила, что Лейси смотрит на нее – но не раздраженно, а с уважением.

– Чем бы ни кончилось дело, детка, ты должна знать: для тебя я не просто адвокат, но и твой друг.


Каждый вторник Гертруда Ван Дорен, казначей Исторического общества Бернс-Лейк, водила группы туристов по усадьбе Элсбри-Хаус на холме, близ Уинди-Ридж-роуд. Это огромная честь, громко заявляла она каждому новому слушателю, что именно в их городе уцелел один из самых старых домов страны, построенный еще в эпоху войны за независимость США. Трехэтажный особняк с грациозными ионическими колоннами и веерообразным окном над дверью был отреставрирован в конце 70-х годов – главным образом стараниями Исторического общества. Но основным поводом для гордости служило то, что первый хозяин особняка, Джастес К. Элсбри, процветающий коммерсант и отец города, приходился Гертруде прапрадедом.