– Расскажите мне о ваших родных, – попросила она, вдруг исполнившись желания поговорить о чем-нибудь отвлеченном. – Мне известно только, что вы выросли в Канзасе.

Он сухо усмехнулся и покачал головой, на его лице отразилось сложное сочетание любви и сожаления.

– В детстве мне казалось, что строчка «величие лиловых гор» – не что иное, как выдумка, вроде Изумрудного города. В Бакстер-Спрингс повсюду возвышались зернохранилища и силосные башни. – Они въехали на самую вершину холма, откуда открывался вид на простирающуюся внизу долину с горсткой игрушечных домиков и сверкающим озером между двумя холмами. – Моим родителям по-прежнему принадлежит ферма, но, поскольку отец уже немолод, ее сдают в аренду. Когда я навещал родителей в прошлый раз, они поговаривали о том, чтобы продать ферму.

– Вы часто бываете у них?

– Нет так часто, как следовало бы, – ответил Хэнк. – Но я приезжаю к ним на каждое Рождество. – Он взял Ноэль за руку. В предвечернем свете, омывавшем их волнами, Хэнк казался таким же цельным и бесхитростным, как сам Канзас. – Я хотел бы когда-нибудь свозить вас туда. Вам понравилось бы там. Когда идет снег, тамошние пейзажи похожи на рождественские открытки Каррьера и Айвса. Кажется, что вот-вот зазвенят колокольчики на упряжи.

Ноэль остро чувствовала тепло его пальцев.

– Это было бы замечательно, – откликнулась она. «Когда-нибудь… но не теперь». Он вспомнила о рождественских праздниках своего детства, об искусственной елке, которую бабушка ставила каждый год и укладывала под нее жалкую горку подарков. Мать всегда старалась сделать праздник как можно более веселым, но поскольку Ноэль оставалась единственным ребенком в доме, бабушка отказывалась печь кексы, говоря, что их некому есть, и покупать живую ель, которой некому любоваться. – А вы похожи на родителей?

– Пожалуй, на отца, – после минутного раздумья ответил Хэнк. – Он так же упрям, как я, и умеет настаивать на своем. – Он сверкнул улыбкой проказливого мальчишки. – Мы разные только в одном. Отец так и не понял, почему я захотел стать врачом.

– А я думала, об этом мечтают все родители.

Он пожал плечами.

– По-моему, отец решил, что я целиком отвергаю его образ жизни. – Его пальцы сжались на руле. – На двенадцатилетие родители подарили мне ружье, «браунинг» двадцать второго калибра. Все лето я учился стрелять по консервным банкам, развешенным на заборе.

– Вы часто промахивались?

– В том-то и беда, что нет, – вздохнул Хэнк. – Я был довольно метким стрелком. Так считал и отец. Осенью он взял меня на охоту. В тот день я убил своего первого и единственного оленя и надолго забросил ружье. Сказать по правде, оно до сих пор у меня. Я храню его как напоминание о том, что к некоторым вещам лучше вообще не прикасаться. – Он сбросил скорость, проезжая мимо живописной долины и мемориальной бронзовой доски, установленной в честь героя войны за независимость, генерала Луиса У. Черча, одержавшего победу над британскими войсками в битве при Сэнди-Крик. Хэнк задумчиво добавил: – Я решил: если у меня когда-нибудь появятся дети, я буду воспитывать их по-другому.

– Теперь я понимаю, почему нежелание вашей жены иметь детей стало для вас таким ударом. – И Ноэль спросила, охваченная внезапным любопытством: – Поэтому вы и развелись?

– Главным образом – да, но были и другие причины. – Помедлив, он признался: – Я узнал, что у нее роман на стороне. С одним из ее студентов.

– Она была влюблена в него?

– Да. – Он искоса бросил на нее взгляд. – Только не в него, а в нее.

– О, Хэнк! – На миг Ноэль утратила дар речи. Наконец она неловко пробормотала: – Должно быть, вы испытали шок.

Но Хэнк удивил ее, гулко расхохотавшись.

– Да, это был шок – для моей мужской гордости. Прошло немало времени, прежде чем я вновь решился пригласить женщину на свидание. Я считал, что мне чего-то недостает… что дело не только в том, что я мужчина.

– Насколько мне известно, личные недостатки тут ни при чем.

– Знаю, знаю. Точнее, понимаю умом. Однако трудно рассуждать разумно, если твоя жена спит с другой женщиной.

– А вам было бы легче, если бы она влюбилась в мужчину?

– Думаю, нет, – покачал головой Хэнк. – Сказать по правде, я почти не вспоминаю Кэтрин. Я желаю ей счастья. Она получила то, к чему стремилась. В каком-то смысле это справедливо для нас обоих.

Они проехали крутой поворот, и перед ними открылась долина – знакомая до мелочей, но за последнее время разительно изменившаяся. У Ноэль сжалось сердце.

– Стойте! – крикнула она.

Хэнк сразу сбросил газ и свернул на усыпанную гравием обочину. Выбравшись из машины, Ноэль устремила взгляд вниз, на изуродованную долину. Расчищенная и выровненная площадка для строительства торгового центра «Крэнберри» показалась ей еще больше, чем прежде. Она напоминала рваную рану посреди леса. Если все пойдет по плану, уже через год настоящий город вырастет там, где раньше водились только олени. Появятся универмаги, продуктовые супермаркеты, спортивные и развлекательные комплексы. Ноэль вспомнила, как Роберт доказывал ее отцу, что торговый центр обеспечит рабочие места и приток средств в бюджет города. На это отец отвечал, что вместе с ними возникнут транспортные проблемы, рост цен на недвижимость и беспокойные толпы туристов.

Ноэль не заметила, что Хэнк стоит рядом, пока он не обнял ее за плечи.

– Это я виноват, – произнес он. – Надо было выбрать другую дорогу.

– Когда я была маленькой, мы с отцом часто устраивали здесь пикники, – скорбно выговорила Ноэль. – Когда Роберт задумал постройку торгового центра, поначалу мне казалось, что до этого дело не дойдет. Последовали десятки совещаний, обсуждений проектов и ленчи с мартини у Гранта Айверсона. – Ее пронзила боль утраты, словно перепаханная земля, некогда покрытая густым лесом, а теперь взрытая колесами грузовиков и гусеницами бульдозеров, символизировала все, чего лишилась она сама.

Рука Хэнка сжалась на ее плече.

– Я слышал о будущем торговом центре, но понятия не имел о масштабах строительства. – Он негромко присвистнул сквозь зубы. – Он займет не меньше пятнадцати – двадцати акров.

– Вроде того.

– И какому же счастливчику достался такой участок?

Ноэль мгновенно выхватила взглядом Роберта из толпы крошечных фигурок в касках. Он распекал кого-то из рабочих, приняв позу, исполненную мужского самолюбия, – голова гордо вскинута, кулак рубит воздух. Провинившийся подчиненный был почти на голову выше Роберта, но по сравнению с ним казался коротышкой.

– А это его прораб, Майк Хеншоу. – Даже издалека Ноэль узнала Майка по животу, свисающему над ремнем брюк. – Он проработал в компании более тридцати лет и, должно быть, уже ко всему привык. Насколько мне известно, отец Роберта еще сильнее тиранил подчиненных.

– Как я понимаю, он отошел от дел?

– Более или менее. Коул по-прежнему приезжает в офис каждый день на пару часов, но в остальном участия в делах не принимает. Кто заменил его – ясно сразу. Иногда я гадаю, что было бы, если бы брат Роберта…

Ноэль вдруг осеклась: ее внимание привлек белый «кадиллак» новейшей модели, медленно едущий по ухабистой дороге, проложенной от шоссе до строительной площадки. Она сразу узнала машину своей свекрови и громко ахнула. Что здесь делает Гертруда? Ей полагалось быть дома, присматривать за Эммой! «Кадиллак» остановился перед трейлером, где размещалась контора Роберта. Пожилая женщина, поразительно подтянутая для своего возраста, вышла из машины. Ее волосы, уложенные в высокую прическу, имели неопределенный бежевый оттенок. Осторожно переступая на шпильках, она несла в руке бумажный пакет.

Спустя минуту пассажирская дверца распахнулась, и из машины выскользнула маленькая темноволосая фигурка. Ноэль беспомощно смотрела, как Эмма бросилась к отцу, и ей казалось, что твердая земля вдруг разверзлась под ее ногами.

Эта сцена стала для Ноэль последней каплей.

И вместе с тем она будто пришла в сознание. Пламя гнева сожгло ее прежнюю кожу, обнажив новую. «Будь у меня ружье, я застрелила бы его», – думала она.

Осознание было таким острым и мучительным, что Ноэль с протяжным всхлипом обмякла в руках Хэнка. Ее голову наполнил низкий навязчивый гул, похожий на вой ветра в трещинах фундамента. Она чувствовала, как руки Хэнка, его прекрасные исцеляющие руки, гладят ее по спине, приглушают жгучую боль. Его теплое дыхание овевало ее висок. Когда он поцеловал ее, этот поцелуй она восприняла как неотъемлемую часть ее испытаний, нечто неразрывно связанное с Эммой. Заглянув в глаза Хэнку, она вдруг стала независимой женщиной, не желающей мириться с судьбой и наконец-то выступившей из густой тени на свет.

Глава 11

Когда Мэри свернула на шоссе И-87, уже стемнело. По пути из города по мосту Третьей авеню она попала в плотную пробку. А предстояло еще два часа езды. День выдался отвратительный. Он начался с утреннего совещания, на ко-200 тором Бриттани выложила весь запас плохих новостей: недовольство клиентов нарастало, бухгалтер обнаружил неуклонный рост накладных расходов, Ховард Лазарус ежедневно названивал по поводу банкета в «Зале Рене».

Худшим из сегодняшних событий была встреча с Лео Легра. Явившись к нему в Сохо, Мэри обнаружила известного организатора банкетов в совершенно невменяемом состоянии. Не сумев образумить его напоминаниями о договоренностях, Мэри приняла окончательное решение. Мысленно простившись с кругленькой суммой, она любезно, но твердо сообщила Лео, что он уволен.

К счастью, она подготовилась к самому худшему. Вооружившись списком названий из справочника, она принялась искать замену Лео. Первого из кандидатов, с Восточной шестьдесят четвертой улицы, она отсеяла сразу же. Она обнаружила, что в паштете попадаются комки, а стручковая фасоль переварена. Шеф-повар оказался чересчур любезным и услужливым, и Мэри предположила, что дел у него не так уж много.