Кристин Ханна - Снова домой

Она улыбнулась:

– А куда бы ты сам хотел сейчас поехать, Энджел? Начнем с этого.

Он посмотрел на нее, и Мадлен готова была поклясться, что видит любовь в. его взгляде.

– Домой, – – просто ответил он. – Я хочу домой.

Он знает, что ночью становится холоднее. Все вокруг подтверждает это. Он даже чувствует это на себе. Небо сделалось черным, словно бы его затянули огромным пологом: таким оно обыкновенно и бывает в конце ноября. Деревья, казалось, жмутся друг к другу, и если хорошенько прислушаться, то можно разобрать их нестройный шепот. Он пытается понять, отчего никогда прежде не обращал внимания на то, как шепчутся деревья.

Сейчас он стал различать тысячи разнообразных звуков – барабанную дробь падающего дождя, тихое шуршание падающих листьев. Он обнаружил, что даже далекие звезды издают тихие звуки, низкие и вибрирующие, похожие на жужжание шмеля над сладкой сердцевиной цветка. Все на свете издает свои собственные звуки. Все, кроме разве что качелей на крыльце. И кроме него самого. Он – самое тихое создание в мире.

Звери, живущие по соседству, отлично это знают. По ночам, таким, как эта, когда холодно и темно, они крадучись проходят мимо дома, устремив на него взгляды своих золотистых глаз. Когда он замечает зверей, то ему кажется, что он чувствует покалывание в кончиках пальцев: как будто просыпаются воспоминания о том, какова на ощупь их мягкая шкурка. Когда-то он держал кота и хорошо помнит, как успокаивающе действовали на него поглаживания по пушистой кошачьей шерстке. Но покалывание в пальцах – лишь мираж. Он знает, что все эти воспоминания – результат того, что он сейчас неплохо себя чувствует, склонен пофантазировать и что ему нечем больше заняться.

Где-то вдали раздался звук подъезжающего к дому автомобиля. Фары выхватывают из темноты часть дома. Едва только конусы света касаются деревьев, как их шепот прекращается, деревья замирают. Машина огибает парк и делает последний поворот перед домом. Фары гаснут.

Он слышит звук открываемой дверцы, легкие звуки шагов – это Энджел обходит машину спереди. Он распахивает другую дверцу машины: в слабом свете видно сидящую на переднем кресле Мадлен.

Она вылезает из автомобиля. Уличный фонарь красиво освещает ее, образуя вокруг головы золотистый ореол. Это напоминает ему иконы. Мадлен улыбается – впервые за последние дни. И он интуитивно понимает, что способность улыбаться вернул ей не кто иной, как – Энджел.

Видя, как она смотрит на другого мужчину, он должен, казалось бы, испытывать муки ревности. Тем более что Мадлен смотрит на этого мужчину с такой любовью. Но ревность не приходит, и это кажется ему удивительным.

Он знает, что еще не все чувства его покинули. Сегодня, например, он испытал нечто похожее на боль и досаду, когда видел, как Мадлен выходила из дома. Глаза у нее были заплаканные, покрасневшие, и он понимал, что-она плакала из-за него. Образ Мадлен, стоящей на крыльце в его старенькой рубашке, глубоко проник ему в душу. На том месте, где когда-то было его сердце, возникла боль.

Но теперь он улыбается, улыбается так широко, что ему даже неловко. Мадлен, словно по воздуху, плывет к нему, голова ее склонена к Энджелу, прекрасное лицо в ореоле золотистого сияния.

Неожиданно для самого себя он понимает, что они оба сейчас кажутся совсем молодыми и очень счастливыми. Они влюбленно смотрят друг на друга – Мадлен никогда не смотрела на него так.

Странно, но от этой мысли у него теплеет на душе, он делается невесомым и легко устремляется по воздуху ей навстречу, плавно слетая с крыльца.

По спине прошел приятный озноб – на сей раз он почти поверил, что это ощущение настоящее. Оно началось с пальцев ног и постепенно поднялось вверх по всему телу. Он чувствует, словно чистый, горячий яркий солнечный свет пронизывает его, проникает в кровь, просвечивая внутри все тело. Он чувствует себя невесомым, и от этого чуть кружится голова.

Он думает, что будет продолжать лететь, но это ему не удается. Тогда он смотрит вниз и обнаруживает, что нижняя часть его тела, от пояса, куда-то исчезла. Осталась какая-то неясная тень.

Это кажется ему удивительным, он даже смущен. Как же тело может исчезать, да еще по частям? Но ему не страшно. Он чувствует, что все происходит так, как должно происходить.

Подняв голову, он видит Мадлен, стоящую на крыльце рядом с ним. Он слышит ее голос, она разговаривает с его братом, хотя о чем они говорят – непонятно, слов не удается разобрать. Их реплики напоминают шелест деревьев.

Он хочет подойти к ним поближе, сказать: «Посмотрите, я ведь здесь, неужели вы не видите».

Она открывает входную дверь и, щелкнув выключателем, зажигает свет на крыльце. В конусе золотистого света он видит стоящую рядом с ними тень.

Каким-то образом он понимает, что это – тень человека, которым он когда-то был. Он завороженно наблюдает за тем, как его собственная тень сливается с тенью брата.

Так должно было произойти: их с братом тени слились, он стал частью Энджела и в то же время отделен от него. Он испытывает чувство необыкновенного комфорта, легко возвращаясь опять на качели. Вздох облегчения вырвался у него из груди, и при этом с ветки яблони, растущей в саду, вспорхнула птица.

Теперь он хорошо знает, чего, именно ожидал все это время. Но ждать осталось совсем недолго.

Лина взглянула на небо и почувствовала, как новый мир открылся ее глазам. Она не знала почему, но ощущение было именно таким. Над головой раскинулось ночное небо, такое же, какое она могла наблюдать с момента своего рождения. В небе светили такие же, как и обычно, звезды. Все так, как всегда, и все-таки совершенно по-другому. Млечный Путь висел над ней как расплывчатая, серовато-белая дуга, унизанная мерцающими звездами. Лежа и глядя в йебо, Лина заметила, как одна звезда сорвалась со своего места, прочерчивая огненным хвостом бархатную черноту неба, и исчезла.

– Загадывай желание, – сказал Зак.

Лина в ответ улыбнулась. Если бы она сказала что-нибудь подобное в присутствии Джетта, он бы ее просто не понял. Но ей были приятны слова Зака. В устах этого парня они казались эксцентричными и забавными, такими же, как и он сам.

Она перевернулась на бок и стала разглядывать его. Он лежал, положив руки за голову, рядом. Волосы у него были песочного цвета, в его глазах можно было увидеть отражение звезд. Лина подумала о том, как все сходится, – ведь именно Зак открыл для нее волшебную красоту ночного неба.

Зак взглянул на Лину и лениво улыбнулся:

– Ну как, загадала?

Лина с трудом поборола в себе желание протянуть руку и дотронуться до его лица. Правда, он ни разу не давал ей понять, что ему этого хочется. Последние две недели они провели вместе: обедали, занимались, ждали на остановке автобус. Они переговорили, наверное, обо всем на свете. Например, о том, каким одиноким можно чувствовать себя в шестнадцать лет, о том, как иногда родители не могут понять самых простых вещей о своих детях. Зак первый спросил Лину как она относится к своей матери. Это получилось у него совершенно естественно. Они сидели такой же, как сегодня, ночью на трибуне школьного стадиона. Она не подумала в тот момент, что он пытается как-то изменить ее отношение к матери. Ему просто стало интересно – он и спросил. А потом стал рассказывать сам.

– Помню, как позвонили из клиники, – начал он, откинувшись на спинку скамейки. – Еще секунду тому назад я знал, что родители живы-здоровы, что вот они сейчас приедут и опять заведут волынку насчет моей прически, насчет того, во что я одеваюсь... Но буквально через мгновение я узнаю, что их не стало. Раз – и нет родителей. И ты один во всем мире.

Лина придвинулась поближе к нему, не зная, что сказать.

– Я бы отдал все на свете, Лина, – слышишь, все что угодно! – чтобы еще хоть раз услышать, как мама пилит меня из-за моих длинных волос.

Лина с трудом сдерживала слезы, подступившие к глазам. Она вспомнила свой последний разговор с Фрэнсисом, когда наговорила ему кучу грубых и обидных слов. Теперь она уже никогда не сможет перед ним извиниться. Никогда не сможет сказать, что все шестнадцать лет он был ей как отец. Теперь Лина хорошо знала, что в жизни далеко не всегда дается возможность исправить ошибки. Иногда один ночной телефонный звонок может разрушить всю жизнь.

Лина любила свою мать. Сейчас она поняла это с потрясающей ясностью. И если с Мадлен что-нибудь вдруг случилось бы, Лине осталось бы только лечь, свернуться калачиком и умереть. А она грубит матери, ежедневно причиняя ей боль. Словно в Лининой власти в любой момент получить прощение: мать всегда окажется под рукой.

– Ты счастливая, – прошептал в темноте Зак. Голос у него был спокойным.

Лина хотела сказать, что и сама чувствует себя счастливой, но ей стало стыдно собственного эгоизма, и она смолчала. В сердце Лина чувствовала еще что-то. Это была надежда. Весь последний год она только и делала, что боролась с трудностями: отстаивала свою независимость перед матерью, добивалась внимания Джетта, пичкая себя марихуаной и алкоголем. А сейчас ей просто хотелось быть самой собой, и не важно, как это будет выглядеть. Весь мир вдруг открылся перед ней, полный заманчивых возможностей. А случилось это просто потому, что Зак вовремя сказал ей несколько слов.

Лине хотелось сжать его руку в своих ладонях, хотелось, чтобы он знал: она все понимает. Но Лина не отважилась.

Вместо этого она придвинулась к нему так.близко, что можно было разглядеть веснушки на носу Зака. Она ждала, что он сейчас взглянет на нее. Но он продолжал смотреть на звездное небо. Она закрыла глаза и мысленно приказала ему: «Поцелуй меня».

Он даже не шевельнулся.

Она разочарованно вздохнула. Неудивительно, что между ними до сих пор ничего не было. Она не могла даже сделать так, чтобы он захотел поцеловать ее. Впрочем, Лина потратила целых два года, стараясь, чтобы у Джетта проснулся хоть какой-нибудь интерес к ней, но все напрасно. А теперь вот и Зак относился к ней просто как к подруге или, скажем, сестре.