– Надо было им выйти ночью и пройти ледник днем, – предложил мэр. – Было время, когда ты проходил его за день, Исай.

Исай вздрогнул. Он опять погрузился в свои заботы, и слова мэра застали его врасплох.

Нить его размышлений прервалась и повисла в воздухе.

– Исай! С тобой говорят! – крикнул Жозеф.

– Да. Когда-то я проходил его за день. Но это было лето. А сейчас начало ноября. Время – хуже не придумаешь! На высоте свыше трех тысяч метров горы покрыты снегом или коркой льда. И с каждой минутой становится все хуже. Они пойдут вслепую, по колено в мокром снегу. В холод, в туман.

– На его месте я бы пошел по южному склону, – сказал Бардю.

– Ты что, спятил? – удивился Жозеф. – Там же совершенно гладкая скала.

– Ну так что?

– Да в такое время это все равно что идти с завязанными глазами.

Исай робко потянул Марселена за рукав.

– Пойдем отсюда. Здесь нам свои дела не решить.

Вместо ответа Марселен допил вино, отер рукавом рот и попросил Жозефа:

– Включи радио!

– Еще рано. Новости – через пять минут, – ответил Жозеф.

Он положил руку на единственный в их деревне приемник. Все почтительно посмотрели на темный деревянный ящичек с эбонитовыми ручками. Он покоился на прибитой к стене полочке, у камина, притягивая к себе таинственным матовым блеском. С антенны лохмотьями свисала сажа.

– Все равно сейчас еще ничего не известно, – заметил мэр.

– Пойдем, Марселен, – позвал Исай. – Ну, зачем тебе этот самолет? Пойдем домой.

Нам надо о многом поговорить.

– Плевал я на этот самолет, – процедил сквозь зубы Марселен, – тут хоть мне не приходится сидеть один на один с тобой. Я тут душу отвожу.

Исай опустил глаза. Сознание затуманилось, стало трудно дышать.

Вокруг него говорили о лавинах, скалах, снаряжении и долгих переходах; превозносили достоинства Сервоза, перечисляли трудности похода. Вдруг мэр сказал:

– Уже полдень.

– Ты уверен? – недоверчиво спросил Жозеф.

Он посмотрел на часы, вынул из кармана очки в металлической оправе, водрузил их на свой огромный нос и чинной походкой подошел к приемнику. Голоса смолкли. Кончиками пальцев Жозеф осторожно коснулся ручек приемника. Зажегся зеленый огонек.

– Он нагревается, потерпите немного.

Наконец послышался пробивающийся сквозь треск голос.

– Политические новости, – уточнил мэр.

Марселен взял со стола бутылку вина и наполнил стакан. Исай хотел его остановить.

– Тебе потом будет плохо.

– Мне плохо не от вина, а от твоего ослиного упрямства!

– Да помолчите вы там! – прикрикнул на них Жозеф.

Все ждали, затаив дыхание, не отводя глаз от приемника. Диктор говорил без остановок плавно, вежливо и монотонно.

– Вот! – сказал Колоз. – Начинается!

– Несмотря на гололед, туман и лавиноопасную обстановку группа спасателей из шести опытнейших проводников во главе со старшим инструктором Николя Сервозом сегодня, в десять часов утра, вышла в горы, намереваясь добраться до обломков самолета «Блу Флауэр», совершавшего рейс по маршруту Калькутта – Лондон. Хотя и нет никакой надежды на то, что кто-нибудь из пассажиров выжил в этой авиакатастрофе, в месте трагедии был сброшен запас продовольствия и медикаментов. Хорошо подготовленные и оснащенные новейшим снаряжением спасатели обеспечены всем необходимым: провиантом, санями для раненых, портативной радиостанцией и сигнальными ракетами. По последним сообщениям, они идут вперед двумя связками по три человека, их продвижение затруднено из-за глубокого снега, покрывшего горные склоны. Вчера, во время футбольного матча между сборными Франции и Англии...

Жозеф выключил радио, и голос умолк.

– Это все? – спросил Марселен.

– А что они еще могли передать? – бодро отозвался Жозеф. – Завтра сообщат более подробные сведения.

Мужчины поднимались один за другим, качали головой, расплачивались и направлялись к двери.

– Пока, Жозеф.

– Я еще загляну к тебе.

– Будут новости, скажи.

– Ну, теперь мы можем уйти? – спросил Исай.

Они вышли последними. Марселен шагал, заложив руки в карманы, уставившись в землю. От одного взгляда на него Исай впал в замешательство. Он забыл заготовленные в отсутствие брата слова. Как там? «Отец не позволил бы... Был бы жив отец...» Уже у самого дома он остановился и сказал:

– Ты только посмотри на него, Марселен.

Ты чувствуешь? Он же наш.

– Мы станем только счастливее, когда он будет принадлежать другим.

– Может, стоит подождать? Посмотрим...

– Я и так уже слишком долго ждал.

– Завтра ты пойдешь к нотариусу?

– Да, с этим надо кончать.

– А если я не хочу с этим кончать?

Марселен стиснул зубы. На его скулах заиграли желваки. Они вошли в дом, и Исай, как обычно по вечерам, стал готовить ужин.


Глава 4


– Исай! Исай! Иди скорей сюда!

Это был голос браконьера Бардю. Исай, который уже два часа чинил сеновал Мари Лавалу, распрямился, отложил молоток и крикнул: «В чем дело?» Снежный вихрь, прорвавшийся сквозь щели в стене, заглушил ответ. Сгущались сумерки, в глубине сарая стоял полумрак. Работы оставалось немало: надо было законопатить все дыры.

На деревянных гвоздях висели две косы и трое грабель. Исай обошел копну сена, свесился с крутой лестницы и снова крикнул:

«В чем дело?» Потом стал спускаться вниз.

Колени у него дрожали. Сердце вдруг тревожно сжалось. После того разговора с братом он со страхом ждал дурных новостей.

Рано утром, не сказав ни слова, Марселен уехал в город. Может быть, он уже вернулся с нотариусом, с судьей, с полицией. И эти люди, сойдясь все вместе на хуторе, уже продают дом.

– Черт возьми! Неужели это правда?

Он скатился по ступеням и очутился рядом с Мари Лавалу и Бардю. Вид у них был озабоченный. Старый браконьер, морщинистый, обрюзгший человек с заросшим седой щетиной лицом, сокрушенно качал головой.

– Ну, что там у тебя? – спросил Исай.

– Сервоз... Сервоз погиб, – тихо проговорил Бардю.

Мысли Исая были так далеко, что он не сразу понял смысла сказанного.

– Погиб? – машинально повторил он.

– Да... Сегодня утром... При переходе через ледник... Край трещины подломился. Снежным потоком его смело в пропасть... Накрыло шестиметровой толщей снега... Когда его откопали, он был уже мертв.

– Матерь Божия! – пролепетала Мари Лавалу. – Какая смерть! И ради чего! Из-за чужого самолета!

Она взглянула на Исая, как бы спрашивая его мнения. Но Исай молчал и не двигался.

– У бедняги остались жена и дети! – снова запричитала Мари Лавалу. – Представляю, что сейчас творится в городе.

Ее покрытое морщинами лицо с круглыми выцветшими глазами дрожало от возмущения. В одной руке она держала нож, в другой – картофелину. Исай, не отрываясь, смотрел на нож, на картофелину и проникался сознанием реальности непоправимой беды. Вот и Сервоз, друг юности, свидетель его лучших лет, сошел с тропы. С уходом этого человека каждый в их краях почувствует себя немного осиротевшим и несчастным.

– Вот уж горе так горе! – пробормотал Бардю.

– Да, Николя Сервоз, – с усилием выговорил Исай, – Николя Сервоз был большой человек. Сколько дорог мы с ним исходили!.. И так нелепо погибнуть!.. Не надо было ему...

Если бы я был рядом, я бы его остановил...

Слова застревали у него в горле.

– Группа возвращается назад, – сказал Бардю. – Они несут тело. Правительство приказало прекратить поиски. Слишком велик риск. Это мне рассказал парнишка Антуанетты. Он только недавно вернулся из города.

– Я бы его остановил, – не мог успокоиться Исай. – Он всегда ко мне прислушивался... Поругался бы немного, а потом сказал:

«Твоя правда, Исай». – Вдруг он закричал: Как же он упал? Почему они не удержали его? Они же были в связке.

– Если ты хочешь узнать подробности, иди к Жозефу, – сказал Бардю.

– Да. Перевелись нынче хорошие проводники. Нынешние-то – барышни кисейные.

Голову потеряли... Упустили Сервоза...

– Иди к Жозефу, – сказала Мари Лавалу – А как же сеновал?

– Темно уже. В другой раз закончишь?

– Не удержали Сервоза... Нет больше Сервоза!

Мари взяла его за плечи и подтолкнула к двери. Снег таял, у дверей дома стояло грязное месиво. Мужчины со всей деревни собрались у Жозефа, чтобы обсудить новость.

Даже господин кюре пришел. Никто не пил.

Все сидели со скорбными лицами. Исай был как во сне, до него долетали только обрывки разговора.

Посол Индии приехал в город... Похороны Сервоза через два дня... Объявлен национальный траур... Он бы все равно не прошел... Он бы прошел... Не повезло... А я тебе говорю, с самого начала было ясно – дело дрянь!.. Да, дорого нам обходится эта груда железа... Вот скажите, господин кюре, посылать людей на верную гибель – это по-христиански?

Исай незаметно вышел. Ему вдруг захотелось побыть одному, проститься с Сервозом в дороге, на свежем ветру. Он медленно брел к хутору. Снег скрипел под ногами. Холодный ясный вечер спустился на землю. На небе зажигались звезды – Прощай, Николя!.. Ничего, Николя... – повторял Исай.

Изо рта у него шел пар, и порой ему казалось, что это чья-то неприкаянная душа маячит перед ним, кружится, приплясывая, и растворяется в воздухе. Он миновал кладбище, лежавшее на пригорке за деревней, поднялся к церкви, открыл дверь и вступил под сень холодного каменного храма. Пустые скамьи были вытерты до блеска. В глубине алтаря светилась золоченая резьба. Исай помолился, произнес имя Сервоза, перекрестился и пошел домой. Теперь он успокоился, как человек, уладивший важное семейное дело. Он уже вглядывался в густую тьму, искал глазами дом. Вдруг он заметил огонек.

Ну, конечно. Это в его доме, в их доме. «Неужели Марселен уже вернулся? Даже к Жозефу не заглянул? Ни с кем не повидался?»

Исай прибавил шагу, потом побежал, дыша открытым ртом, согнув руки в локтях. Дверь была приоткрыта. Исай толкнул ее.