— Вы собираетесь рассказать об этом Диане? — поинтересовался Калеб.

— Она станет нас отговаривать, ты же знаешь. Но мы оставим ей письмо.

— А Хью?

— Хью тоже станет меня отговаривать.

Калеб нахмурился:

— Каролина, ты ведь собираешься через неделю выйти замуж.

— Я выйду за него.

— Хм, — произнес Калеб с недоверчивым видом. Затем он посмотрел на Джоди, который сидел рядом с ним. — А ты? Какие у тебя планы? Как быть со школой?

— В пятницу будут последние уроки. У нас каникулы.

— Хм, — снова произнес Калеб.

Каролина встревожилась:

— Калеб, только не говори, что ты этого не одобряешь.

— Конечно, не одобряю. Это безрассудство. Если вы хотите поговорить с Ангусом, почему бы вам просто не позвонить ему?

— Джоди не хочет звонить. Очень сложно объяснять такие вещи по телефону.

— И к тому же по телефону невозможно уговаривать, — добавил Джоди.

Калеб криво усмехнулся.

— Ты полагаешь, Ангуса придется уговаривать? Да уж. Ты собираешься просить его о том, чтобы он вернулся в Лондон, снял квартиру и полностью изменил свой образ жизни.

Джоди пропустил эти слова мимо ушей.

— В общем, мы не можем звонить, — заявил он упрямо.

— А если вы напишете ему письмо, это займет слишком много времени, да?

Джоди кивнул.

— Телеграмма?

Джоди покачал головой.

— Ну что ж, стало быть, вы уже продумали все возможные варианты. Тогда возникает другой вопрос: каким образом вы собираетесь попасть в Шотландию?

Каролина сказала, надеясь, что ее слова звучат подкупающе:

— Вот об этом мы и хотели с тобой поговорить, Калеб. Ты понимаешь, нам нужна машина, а у Дианы мы ее взять не можем. Но если бы мы могли одолжить твой «мини-вэн», если ты согласишься… Вы с Айрис. Ты ведь не очень много на нем ездишь, а мы будем обращаться с ним очень-очень аккуратно.

— Машину, у меня? А что я скажу Диане, когда она в ярости прибежит сюда и станет меня возмущенно расспрашивать?

— Ты можешь сказать, что отогнал ее в сервис. Это всего лишь маленькая безобидная ложь.

— Это не безобидная ложь. Так и сглазить недолго. Я ни разу не чинил эту машину с тех пор, как купил ее семь лет назад. А что, если она сломается?

— Мы готовы рискнуть.

— А деньги?

— У нас они есть.

— И когда вы рассчитываете вернуться?

— В четверг или пятницу. Вместе с Ангусом.

— Вы оптимисты. Что, если он не согласится приехать?

— А мы будем решать проблемы по мере их поступления.

Калеб поднялся, вид у него был нерешительный и обеспокоенный. Он подошел к окну взглянуть, не идет ли Айрис, в надежде на то, что она поможет ему выпутаться из этой неприятной дилеммы. Но ее не было видно. Он сказал себе, что это дети его лучшего друга, и вздохнул.

— Если уж я соглашусь вам помочь и одолжу свою машину, то лишь потому, что я думаю, что Ангусу пора принимать на себя какие-то обязательства. Я считаю, он должен вернуться, — он повернулся к ним, — но я даже не знаю, куда вы едете. Я имею в виду адрес. И сколько вы там…

— Отель «Страткорри Армс» в Страткорри. И если мы не вернемся до пятницы, вы можете рассказать Диане, куда мы поехали. Но не раньше.

— Хорошо, — Калеб кивнул своей огромной головой с таким видом, словно собирался сунуть ее в петлю. — Договорились.

Они составили телеграмму Ангусу.

Мы приедем в Страткорри во вторник вечером обсудить с тобой важный план твои Джоди и Каролина.

Когда с этим было покончено, Джоди написал письмо, которое нужно было оставить Диане.

Дорогая Диана!

Я получил от Ангуса письмо, он в Шотландии, и мы с Каролиной поехали его навестить. Постараемся вернуться домой к пятнице. Пожалуйста, не волнуйся.

Написать письмо Хью было гораздо сложнее, и Каролина билась над ним больше часа.

Мой дорогой Хью.

Ты узнаешь от Дианы, что Джоди получил письмо от Ангуса. Он вернулся на корабле из Индии и нашел работу в Шотландии. Мы оба очень хотим повидать его до того, как Джоди уедет в Канаду, поэтому, когда ты получишь это письмо, мы будем уже на пути в Шотландию. Мы надеемся вернуться в Лондон в пятницу.

Я была бы рада обсудить это с тобой, но ты бы чувствовал себя вынужденным рассказать об этом Диане — нас бы отговорили от этой поездки и мы бы никогда его не увидели. Для нас важно, чтобы он знал о том, что вскоре произойдет.

Я знаю, что уезжать за неделю до свадьбы, не сказав тебе ни слова, ужасно. Но все будет хорошо, мы в пятницу уже вернемся.

С любовью,

Каролина

Во вторник утром начался легкий снегопад, но он быстро прекратился, покрыв землю снежными пятнами, придававшими ей сходство с перьями пеструшки. Однако ветер не улегся, по-прежнему было очень холодно, и при взгляде на низкое небо цвета хаки становилось ясно, что худшее еще впереди.

Оливер Кейрни посмотрел в окно и решил, что в такой день лучше сидеть дома и разбираться с делами Чарлза. Это оказалось мучительным занятием. Чарлз, будучи человеком усердным и рациональным, аккуратно подшивал каждое письмо и каждый документ, связанные с фермой. Остановить работы в поместье получилось проще, чем можно было ожидать.

Но были и другие вещи. Личные. Письма и приглашения, просроченный паспорт, гостиничные счета и фотографии, записная книжка, дневник, серебряная перьевая ручка, которую он получил в подарок, когда ему исполнился двадцать один год, счет от его портного.

Оливер вспомнил голос матери, читавшей им поэму Элис Миллер.

Что вы делаете с женскими туфельками.

Когда женщина умерла?

Скрепя сердце он рвал письма, разбирал фотографии, выкидывал обломки сургуча, которым были запечатаны конверты, застежки от цепочки, сломанный замок без ключа, склянку засохшей туши. К тому времени как часы пробили одиннадцать, мусорная корзина была переполнена. Он встал, чтобы собрать мусор и отнести его на кухню, и в этот момент услышал, как хлопнула парадная дверь. Она была наполовину застеклена и издавала глухой звук, который эхом отражался в холле, обшитом деревянными панелями. С мусорной корзиной в руках он вышел посмотреть, кто там, и едва не наткнулся на Лиз Фрэзер, которая шла ему навстречу.

— Лиз.

На ней были брюки, меховой полушубок и та же глубоко надвинутая на уши черная шляпа, в которой она была вчера. Он смотрел, как она сняла ее и свободной рукой взъерошила свои короткие темные волосы. Этот нервный, неуверенный жест совершенно не вязался с ее лощеной внешностью. На ее румяном от холода лице светилась улыбка. Выглядела она потрясающе.

— Привет, Оливер.

Она подошла к нему и поцеловала в щеку, наклонившись над грудой мятых бумаг.

— Если ты не хочешь меня видеть, — произнесла она, — скажи и я уйду.

— Кто сказал, что я не хочу тебя видеть?

— Я подумала, может быть…

— Не надо так думать. Пойдем, я угощу тебя чашечкой кофе. Я и сам не прочь выпить кофе, и мне надоело сидеть в одиночестве.

Он двинулся в кухню и, придержав дверь бедром, пропустил Лиз вперед. Ее свежий, принесенный с улицы запах, смешивался с ароматом «Шанели № 5».

— Поставь чайник, — сказал он, — а я пойду все это выкину.

Он прошел через кухню к черному ходу, вышел на зверский холод и умудрился высыпать мусор из корзины в контейнер, не позволив ветру почти ничего унести. Водрузив крышку контейнера на место, он поспешил вернуться в теплую кухню. Лиз, смотревшаяся там чужеродно, стояла у раковины, наполняя чайник водой из-под крана.

— Господи, холод-то какой! — сказал Оливер.

— Не то слово, и это еще весной называется. Я шла от нашего дома пешком и думала, что умру.

Она донесла чайник до плиты, подняла тяжелую крышку, поставила его на конфорку и, оставшись у плиты, наклонилась, чтобы погреться. Они смотрели друг на друга через всю комнату. А затем одновременно заговорили.

— Ты постригла волосы, — сказал Оливер.

— Так жалко Чарлза, — произнесла Лиз.

Оба умолкли, и каждый ждал, что другой продолжит разговор. Затем Лиз смущенно ответила:

— Я сделала это ради плавания. Я гостила у своего друга на Антигуа.

— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты пришла вчера.

— Я… Я никогда еще не была на похоронах.

В ее глазах, подкрашенных карандашом и тушью, неожиданно заблестели слезы. Элегантная короткая стрижка открывала ее длинную шею и четкую линию решительного подбородка, который она унаследовала от отца. Он смотрел, как она расстегивала пуговицы своего полушубка: ее руки тоже были покрыты загаром, миндалевидные ногти покрашены бледно-розовым лаком, на пальце поблескивало большое золотое кольцо с печаткой, а на одном из тонких запястий — гроздь тонких золотых браслетов.

— Ты выросла, Лиз, — сказал он неожиданно.

— Конечно, мне уже двадцать два. Ты забыл?

— Когда мы последний раз виделись?

— Лет пять назад? Не меньше пяти лет.

— Как быстро течет время!

— Ты был в Лондоне. Я уехала в Париж и всякий раз, когда я наведывалась в Росси-хилл, тебя тут не оказывалось.

— Но здесь был Чарлз.

— Да, здесь был Чарлз, — она повертела в руках крышку от чайника, — но если Чарлз и замечал, как я выгляжу, он никогда об этом не говорил.

— Он все замечал. Он просто толком не умел выражать свои чувства. Но для Чарлза ты всегда была прекрасна. Даже когда тебе было пятнадцать и ты носила косички и пузырившиеся на коленях джинсы. Он только и ждал, когда ты вырастешь.

— Не могу поверить, что он мертв, — произнесла она.

— Я тоже не мог до вчерашнего дня. Но, кажется, сейчас я уже смирился с этой мыслью.