— О, черт! Для тебя настроение просто ничего не значит. Не замечала за собой?

— Но мы ведь никогда не сидим там. Ты только так говоришь, а на самом деле хочешь лежать.

— Просто там руль не мешает. Так ведь удобней, Люси. Да и почище — я только сегодня днем там прибрал.

— Ну, а я все равно не хочу…

— А я хочу, и, раз так, сиди здесь одна, мне-то что!

— Погоди, Рой…

Но он уже выскочил из машины, залез на заднее сиденье и растянулся там во весь рост — головой прислонился к дверце, а ноги высунул в окошко.

— Ты права — я лежу. А отчего бы и не полежать? Это моя машина.

— Рой, — сказала она зло и повернулась к нему на коленях, — все это уже было на прошлой неделе.

— Верно! Мы сидели сзади. И ничего ужасного ведь не произошло.

— Потому что я этого не допустила, — сказала она.

— Вот и сейчас не допускай, — отозвался он. — Послушай, Люси. — Он сел и попытался обнять ее. Но она отстранилась. — Ты прекрасно знаешь, я с тобой считаюсь. Но ты, — сказал он, — хочешь только фотографироваться, и больше ничего, а что там другой человек чувствует… Что я, по-твоему, ничего не чувствую? Ну да ладно, что тут говорить…

— Ох, Рой. — И она выскочила из машины, как в тот ужасный вечер неделю назад. Рой так стремительно распахнул дверцу, что она закачалась на петлях.

— Иди сюда, — прошептал он.

И снова принялся твердить, как сильно он ее любит, а сам все крутил и вертел пуговицы ее платья.

— Все так говорят, Рой, когда хотят того, чего ты. Пожалуйста, перестань. Я не хочу. Честное слово.

— Но я ведь не вру, — сказал он, и его рука, привычно сжимавшая ее колено, вдруг поползла вверх, словно огонь по запальному шнуру.

— Нет, нет…

— Да! — крикнул он в исступлении. — Прошу тебя!

И стал без конца повторять «верь мне» и «прошу тебя», а она не знала, как остановить его, — разве что подняться и вцепиться ему зубами в горло, которое оказалось вдруг прямо над ее лицом. Он говорил «прошу тебя», и она тоже повторяла «прошу тебя», она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться, а он навалился на нее всей своей тяжестью: «Не вырывайся, я люблю тебя, ангел, верь мне, верь мне», — и вдруг в ее памяти всплыло имя «Бэбз Иген».

— Рой!..

— Я люблю тебя. Правда, люблю.

— Что ты делаешь?

— Ничего, о мой ангел, мой ангел…

— Перестань, Рой! Не надо! Немедленно перестань! — вскрикнула она.

— Ох, черт! — сказал он, садясь, и она наконец смогла высвободить ноги.

Люси отвернулась к окну. Стекло запотело. Она боялась смотреть на Роя — а вдруг он раздетый.

— Ты что, ненормальный? — выговорила она с трудом.

— Что ты хочешь этим сказать? Это почему же я ненормальный? Просто я человек! Мужчина!

— Ты не имеешь права заставлять меня! Вот что я хочу сказать! А я этого не хочу — ни по-хорошему, ни по-плохому. Давай пересядем вперед. И приведи себя в порядок. Поехали домой. Сейчас же.

— Но ты же сама хотела? Ты даже не сопротивлялась.

— У меня руки были стиснуты. Ты поймал меня в ловушку. Ничего я такого не хотела. А ты, ты даже не подумал о том, чтобы остеречься. Тебе-то все равно… Ты что, совсем спятил? Ничего у тебя не выйдет!

— Да подумал я!

Люси была поражена.

— То есть как?

— Я пробовал кое-что раздобыть.

— Пробовал? Значит, ты заранее все решил, ты обдумывал это целый день?

— Но у меня же ничего не вышло! Так или нет?

— Все равно ты пытался. Ты обдумывал это целый день…

— Но я ничего не сделал!

— Я не понимаю тебя и даже понимать не хочу. Отвези меня домой. И оденься, прошу тебя…

— Я одет. И все время был одетым. Проклятье, ты даже не представляешь, что я пережил днем. Тебе бы только на своем настоять, вот и все. Господи, да ты просто вторая Элли — самая настоящая динамистка!

— Что это такое, в конце концов?

— Я таких вещей при девушках не говорю, Люси. Я к тебе отношусь с уважением! Это, по-твоему, ничего не значит? Знаешь, где я был сегодня? Я скажу, мне нечего стыдиться — я сделал это только для тебя. Что бы ты там ни думала.

И пока она одергивала рубашку и поправляла юбку, Рой рассказал ей обо всем. Битый час он слонялся возле магазина Форестера, поджидая, когда миссис Форестер уйдет наверх и оставит своего старикашку одного за прилавком. Но оказалось, что она лишь вышла в кладовую, и, едва Рой сунулся в аптеку, она уже сидела за кассой в полной боевой готовности — он даже не успел выскочить обратно.

— Ну, что мне было делать? Взял пачку жевательной резинки. Коробку мятных лепешек. А что тут еще придумаешь? В любом магазине в городе знают моего отца. Куда ни пойдешь — «Эй, Рой, как дела солдатского папаши?» И все видят нас вместе, Люси. Уж, верно, они понимают, что мы встречаемся. И что они решат — для кого я стараюсь? Должен я заботиться о твоей репутации или нет, ты как думаешь? О чем только мне не приходится думать, пока ты себе знай посиживаешь целый день в школе.

— Но ты ведь был в армии, — сказала она.

— Это на Алеутах-то! Дальше только Берингово море и — Россия! Знаешь, как у нас шутили: «На Алеутах женщина за каждым деревом!» Только деревьев-то там и нет. Чем я, думаешь, там занимался? С утра до вечера выписывал накладные. Сыграл восемнадцать тысяч партий в пинг-понг. Как ты не можешь понять? — воскликнул он, сползая вниз по сиденью. — В армии! — повторил он зло. — Ты думаешь, я был в гареме!

— А как же тогда с другими?..

— Не было у меня никаких других! Никогда!

— Ну, — сказала она мягко, — я этого не знала.

Он любит ее. Правда, любит. Он сказал, что люди видят их вместе. А она как-то не брала этого в расчет. Она встречается с Роем Бассартом, с парнем, которому уже двадцать, который успел отслужить в армии. И все кругом видят это.

— …а в Уиннисоу? — говорила она тем временем.

И кто ее заставляет продолжать этот разговор?

— Ну, может, в Уиннисоу эти штуки прямо раздают на улицах, не знаю…

— Ты мог бы попробовать достать там, вот и все, что я хотела сказать.

— А какой смысл? Послушать тебя, так даже зайти к Форестеру на Бродвей, и то уже чересчур. Так что зачем мне это доставать? Кого я обманываю? Сам себя? Целый божий день я болтался под окнами и высматривал, когда смоется эта карга, а для чего, спрашивается? Ты бы возненавидела меня еще больше, вот и все. Верно? Что же мне в таком случае остается? Разве не так, Люси, — разве ты бы согласилась, если бы я их достал?

— Нет!

— Ну вот теперь мне все ясно! Очень хорошо! — Он рванул ручку дверцы. — Едем домой! Больше я не выдержу. Я, между прочим, мужчина и, между прочим, живу не только чувствами: природа, если хочешь знать, требует своего! А мы только и делаем, что обсуждаем меня, каждый мой шаг, каждое движение! По-твоему, это очень романтично? По-твоему, такими и должны быть отношения между мужчиной и женщиной? А по-моему, нет. Секс в жизни человека — одно из высочайших переживаний, как физических, так и духовных, будь то мужчина или женщина. Но ты одна из тех типичных американских девиц, которые вбили себе в головы, будто это постыдно… Ну хорошо, Типичная Американская Дева! Я парень добрый и покладистый, и вывести меня из терпения, Люси, дело нелегкое. Но тебе это удалось! Поэтому все, точка, поехали!

Она не шелохнулась. На этот раз он сердился по-настоящему, а не для того, чтобы обмануть или обхитрить ее.

— Ну, а теперь в чем дело? — осведомился он. — Теперь что не так?

— Мне хочется, чтобы ты знал, Рой, — сказала она, — дело вовсе не в том, что я тебя не люблю.

Он скорчил недоверчивую мину.

— Вот как?

— Да.

— Ну, знаешь, тогда ты здорово умеешь скрывать свои чувства.

— Я не скрываю, — сказала она.

— Еще как!

— А вдруг ты не любишь меня? Вдруг это совсем не то? Откуда мне знать, что это правда?

— Говорю тебе, я не вру!

Она не ответила, он приблизился к машине.

— Ты только говоришь про любовь, — сказала Люси, — а имеешь в виду совсем другое.

— Я теряю голову, Люси. Но я не вру. Я теряю голову: знаешь, бывает, вдруг на тебя накатит… И потом я люблю музыку, и она меня возбуждает. Но я не вру.

Что он хотел этим сказать? Она даже толком не поняла…

Он опять влез в «гудзон». Погладил ее по голове.

— И что плохого в том, если на тебя вдруг накатит!

— А если откатит, тогда что? — спросила она. Ей вдруг показалось, что все это уже с ней было. — Что будет завтра?

— Ну, Люси! — произнес он и вновь принялся целовать ее. — Ну, ангел.

— А как же Обезьянка Литтлфилд?

— Я же тебе сказал, я даже толком не знаком с ней… Ну ангел, ну, пожалуйста, — бормотал он, укладывая ее на новые чехлы, которые приобрел после покупки машины. — Ты, ты одна, только ты…

— А завтра…

— Завтра будет то же самое. И послезавтра, и потом…

— Рой, перестань, не надо.

— Ангел, — стонал он в самое ухо.

— Рой, нет, пожалуйста…

— Все будет в порядке, клянусь, — сказал он, а потом стал уверять, что ничего не случится — ему рассказывали на Алеутах, как избежать риска.

— Только поверь мне, — молил он, — поверь мне…

И Люси так хотелось верить, что она поверила.


Когда Люси оставалась всего неделя до окончания школы, Рой получил письмо из Училища фотографии и художественного оформления под названием «Британия», основанного в 1910 году. Письмо извещало, что училище имеет удовольствие занести Роя в списки первокурсников, начинающих занятия в сентябре, и возвращает фотографии, которые он вложил в свое заявление, — дюжину портретов Люси.