— Можно я подумаю об этом хотя бы пару дней?

— Ответ мне нужен завтра, — заявил Рауль в своей жесткой манере, и Глэдис, сама не отдавая себе в этом отчета, кивнула.

— Хорошо, завтра так завтра.

Но, положив трубку, Глэдис поняла, что думать, взвешивать все «за» и «против» ей уже некогда. Если завтра она скажет Раулю «да», то ей едва хватит времени, чтобы пристроить детей, сделать прививки, получить визу и купить билет на автобус до аэропорта.

И внезапно стало ясно, что для себя она уже все решила. Она поедет — должна поехать в Руанду во что бы то ни стало.

Терять ей было все равно нечего. Глэдис, что называется, взяла быка за рога. Первым делом она позвонила Дугу и, выложив ему все, прямо спросила, не мог бы он присмотреть за детьми, пока она будет отсутствовать. Дуг долго молчал, и Глэдис уже собиралась напомнить ему, что это и его дети тоже, как вдруг он задал вопрос, которого она не ожидала, но который показался ей достаточно разумным:

— А могу я не забирать их к себе, а переехать на это время в Уэстпорт?

Глэдис, ожидавшая упреков, обвинений, даже угроз, сначала растерялась. На мгновение ей показалось, что Дуг, возможно, жалеет о том, что между ними произошло, но потом она сообразила, в чем дело. Просто теперь ему было все равно, что она делает и куда ездит.

— Разумеется, можешь… — ответила она. — Наверное, для детей так будет даже лучше!

И тут Дуг сказал нечто такое, что заставило Глэдис вздрогнуть и болезненно сморщиться.

— А что ты скажешь, если Таня тоже приедет со мной в Уэстпорт?

Дуг уже давно жил с Таней Либерман и двумя ее детьми — именно жил, а не просто встречался. Глэдис отнюдь не горела желанием собирать их всех под собственной крышей. Молчала она, во всяком случае, гораздо дольше, чем позволяли приличия. В конце концов поездка в Африку перевесила все, и Глэдис, хоть и неохотно, согласилась. В конце концов, успокаивала она себя, это будет только справедливо: Дуг подменит ее на эти три или четыре недели, а она разрешит ему привести в дом свою подругу с детьми. Впрочем, она еще не знала, что скажут на это ее собственные дети. Глэдис было известно только, что они ненавидели и Таню, и ее сыновей.

— Значит, по рукам, — бодро сказал Дуг, и Глэдис невольно улыбнулась. Дуглас остался верен себе: он не договаривался, а «заключал договор», не приходил на помощь в трудный момент, а «оказывал необходимые услуги».

— Спасибо тебе, — от души поблагодарила его Глэдис и, не удержавшись, добавила:

— Если бы ты знал, что это будет за репортаж!

Но Дуглас пропустил ее слова мимо ушей.

— Когда ты улетаешь? — спросил он.

— Не знаю, надо позвонить Раулю, но думаю, что скоро, — ответила Глэдис. Ей уже не терпелось бросить трубку и поскорее набрать номер агента.

— Не скоро, а очень скоро, — поправил ее Рауль, когда она задала ему тот же вопрос. — Даю тебе пять дней. Успеешь?

Глэдис присвистнула. Ничего не скажешь, сроки жесткие. К счастью, она хорошо знала, что следует делать. Первым делом она перезвонила Дугу и сказала, что через пять дней он должен перебраться в их старый дом. Дуг — видимо, для разнообразил — не имел ничего против.

Вечером Глэдис рассказала детям о предстоящей поездке и о том, что на время ее отсутствия Дуг переедет к ним. Против этого они не возражали, но, как Глэдис и ожидала, известие о том, что Таня и ее дети тоже будут жить с ними целых три, а может быть, даже четыре недели, вызвало взрыв негодования.

— Неужели это обязательно, ма? — простонала Эйми, по-взрослому закатывая глаза.

— Какой кошмар! — ужаснулся Джейсон.

— Вы как хотите, а я не останусь с ними под одной крышей и пятнадцати минут! — надменно бросила Джессика, которой недавно исполнилось пятнадцать.

— Можно я поживу с тетей Мэйбл? — спросил Сэм, просительно глядя на мать.

— Нет, — твердо сказала Глэдис. — Нельзя. Вы все будете жить здесь и вести себя прилично. Папа сделал мне большое одолжение, согласившись побыть с вами, пока я буду в командировке. И вас я прошу о том же. В конце концов, Таня и ее мальчики переселяются сюда не навсегда.

— Но тебя не будет почти месяц! — дружно завопили все четверо.

— Значит, вам придется потерпеть ровно столько, — спокойно, но твердо ответила Глэдис.

На этом разговор закончился, но Глэдис слишком хорошо знала своих детей, чтобы полагать, будто вопрос окончательно улажен. О нет! Они, как могли, мстили ей по мелочам. Глэдис стоило огромного труда сохранять спокойствие. Но желание во что бы то ни стало сделать репортаж с каждым днем становилось все сильнее и сильнее. Это перевешивало все.

Вечером накануне отъезда Глэдис повела всю компанию в кафе, и там, за пиццей и мороженым, состоялся еще один серьезный разговор. В конце концов дети неохотно пообещали ей быть вежливыми с Таней, однако они по-прежнему не хотели иметь ничего общего с ее «сопливой командой» («Ай-ай-ай, Джейсон, давно ли ты сам писал в штанишки?» — заметила Глэдис), и ей пришлось этим удовлетвориться.

Поздно вечером, когда, собрав свои пожитки, Глэдис наконец легла, к ней в кровать забрался Сэм. Ему недавно исполнилось десять, и он был единственным из ее детей, кто все еще изредка спал с мамой. Глэдис знала, что Сэму будет не хватать ее больше, чем остальным, однако она надеялась, что с Дугом детям будет не так тоскливо, к тому же разлуку им должна была скрасить предполагаемая «холодная война» с Таней и ее детьми.

Но и на этот счет Глэдис особенно не беспокоилась. Она хорошо знала свою четверку и была уверена, что через три, максимум — четыре дня ее дети оставят свои мстительные планы и вовсю начнут общаться со своими сводными братьями. Да и Таня ей, в общем, понравилась. Накануне она сама позвонила Глэдис и предложила заменить ее в автопуле, что было как нельзя кстати.

«Хорошо, что Таня нормально относится к моим детям, — подумала Глэдис. — Иначе проблем было бы куда больше». В самом деле, Дуг мог найти себе какую-нибудь ненавидящую детей двадцатилетнюю эгоисточку, и тогда Джессика, Джейсон, Эйми и Сэм потеряли бы отца по-настоящему. Таня в этом смысле была вполне приемлемым вариантом.

Таня и Дуг переехали в тот день, когда Глэдис предстояло улетать. Инструкции и путеводители по детским шкафам были составлены и написаны, а холодильник и морозилка ломились от запасов.

Оставила Глэдис и несколько телефонных номеров, по которым ее можно было бы разыскать, если бы случилось что-нибудь непредвиденное. Впрочем, она честно предупредила, что это вряд ли получится. Связь с миссионерским госпиталем осуществлялась по радио и была крайне неустойчивой.

— Так что поболтать о том о сем нам вряд ли удастся, — вздохнув, сказала Глэдис. — Если радио не действует, вызвать меня на переговоры можно только телеграммой, а сколько она будет добираться до лагеря — одному богу известно.

— Ничего, они пошлют с запиской скорохода из местного племени Быстроногих, — грустно пошутил Сэм. Ему очень не хотелось расставаться с матерью, но он крепился и даже старался ее подбодрить.

Потом, предварительно расцеловав всех, Глэдис отправила детей в школу, а сама позвонила Мэйбл и попросила помогать Дугу. Она была уверена, что оставляет детей в надежных руках, однако все равно считала, что лучше подстраховаться.

Мэйбл пообещала сделать все, что будет в ее силах, и пожелала Глэдис удачи. Она знала, что поездка пойдет ей на пользу: только получив это задание, Глэдис стала более или менее похожа на себя прежнюю. Со дня ее разрыва с Полом прошло около двух месяцев, и на протяжении всего этого срока Глэдис оставалась угнетенной и мрачной. Перемена обстановки и возвращение к любимой работе просто обязаны были подействовать на нее благотворно, и Мэйбл очень на это надеялась.

Добираться до места Глэдис предстояло в несколько этапов. Первый, самый простой, включал ночной перелет в Лондон. Там она должна была провести несколько часов в гостинице для транзитных пассажиров, дожидаясь рейса на Кампалу. Из Кампалы — до Кигали[5] на маленьком самолете местной авиалинии, пересесть на джип и доехать — «как-нибудь попасть», как выразился Рауль — в район Сингугу, что на южной оконечности озера Киву. Вот так. Не больше и не меньше.

Личные вещи уместились в ее любимую дорожную сумку, сделанную из «чертовой кожи» и бывшую практически вечной. Фотоаппарат, пленки и прочие принадлежности для съемки Глэдис уложила в свой старый кофр, который верой и правдой служил ей вот уже много лет. Чтобы не брать ничего лишнего, она сразу оделась по-походному. Синие джинсы, грубые, но прочные высокие ботинки на шнуровке, просторная кожаная куртка со множеством карманов и бейсболка были не только практичны и удобны, но и очень шли ей. Спустившись в прихожую, Глэдис не без удовольствия бросила на себя взгляд в зеркало.

Прежде чем выйти из дома, она ненадолго остановилась в дверях, огляделась по сторонам, потрепала по голове собаку и беззвучно помолилась про себя, прося бога, чтобы он тоже присмотрел за ее детьми.

Путешествие, выглядевшее непростым даже в теории, на практике оказалось еще сложнее. До Кампалы Глэдис добралась без особых проблем, но «самолет местной авиалинии» на поверку оказался допотопной двухместной конструкцией, где едва хватило места для ее скромного багажа. Аэродром в Кигали был в ужасном состоянии, и при посадке они чуть не перевернулись, когда правое шасси внезапно провалилось в какую-то выбоину. Но вид, который открывался с высоты, был поистине великолепным, и Глэдис, не утерпев, начала снимать еще до того, как самолет пошел на посадку.

Возле покосившейся бамбуковой хижины на краю аэродрома ее ждал древний трехосный грузовик.

Водителем был чернокожий, который говорил по-английски с таким странным акцентом, что Глэдис с трудом его понимала. К счастью, в машине сидел новозеландец, который проработал в госпитале более трех лет и прекрасно знал все здешние проблемы. По дороге он рассказывал об истории создания госпиталя, о детях, которые там лечились, и об их болезнях, а также о нравах и обычаях тутси и хуту — двух основных племен, населявших берега озера Киву.