Они провели вместе чудесный вечер. Когда десерт был съеден, а кофе выпит, они вышли из ресторана и не торопясь вернулись в «Карлайль». Времени было еще мало, и Пол пригласил Глэдис подняться к нему в номер, чтобы немного поболтать. И она ответила согласием. Возвращаться в Уэстпорт не хотелось. Няня была готова остаться до утра, если Глэдис слишком задержится в городе. А это означало, что времени у нее было сколько угодно.

— У меня довольно удобный номер, но, к сожалению, это не люкс и не апартаменты, — извинился Пол, пропуская Глэдис в кабину лифта. — Просто удобная квартира на одного.

Глэдис ничего не ответила. Ей было совершенно все равно.

Пока лифт поднимался на нужный этаж, Пол успел кое-что рассказать Глэдис об Антигуа и других островах из группы Малых Антильских, которые они могли бы при желании посетить. У Глэдис было о них самое смутное представление. Пол объяснил, что весной там стоит тихая и совсем не жаркая погода, зато людей отдыхает гораздо меньше, чем на Багамах.

На девятом этаже они вышли, и Пол показал Глэдис свой номер. Он был достаточно просторным, но, как и предупреждал Пол, выглядел совершенно безликим, несмотря на обилие свежих цветов и мини-бар, в котором можно было найти напитки на любой вкус. Пол сразу же налил Глэдис бокал вина, но она не стала пить, помня о том, что ей еще предстоит возвращаться. Вместо этого она попросила глоток пепси.

Пол, позвонив в коридорную службу, заказал для нее крюшон, фрукты и печенье.

Пощипывая кисточку винограда и запивая ее в меру холодным крюшоном, от которого слегка щипало небо, Глэдис присела на краешек дивана. Она еще не успела проголодаться после ужина, съеденного в «Дэниэле», но виноград и персики выглядели так аппетитно, что Глэдис не смогла устоять.

Пол уселся рядом с ней. Еще несколько минут он, словно по инерции, продолжал рассказывать о своей яхте и далеких южных островах, но потом вдруг замолчал. В ту же минуту Глэдис ощутила, как ее словно пронзил легкий электрический разряд. Нечто подобное она испытывала только однажды — в тот день, когда впервые встретила Пола.

Теперь ей стало окончательно ясно, что в нем было что-то наподобие внутреннего магнетизма, который притягивал ее с непреодолимой силой.

— Не могу поверить, что все это на самом деле, — промолвил Пол. — Мне все время кажется, что я вот-вот проснусь у себя на яхте, а капитан или его помощник скажут, что ты просишь меня к телефону.

— Странно, да? — Глэдис улыбнулась, вспоминая их долгие разговоры и холодные, продуваемые всеми ветрами будки телефонов-автоматов. Это было одним из самых драгоценных ее воспоминаний, с которым она не рассталась бы ни за что на свете. — Знаешь, — сказала она, негромко смеясь, — иногда, когда мы заканчивали разговор, мои руки так застывали, что мне не сразу удавалось разжать пальцы и повесить трубку на рычаг.

Пол смотрел на Глэдис. В ее глазах он видел нежность и ласку, и сердце его переполняло новое, незнакомое чувство, которое незаметно, исподволь взросло между ними и неожиданно завладело ими обоими.

Пол ничего больше не сказал Глэдис. Вместо этого он наклонился к ней и-, обняв за плечи, поцеловал в губы, сладкие не То от виноградного сока, не то от чего-то еще. А Глэдис внезапно поняла, что получила ответы на все вопросы, которые даже не решалась задать.

Прошло довольно много времени, прежде чем они снова заговорили друг с другом. Голос Пола звучал совсем негромко, но был хриплым от страсти.

— Мне кажется, я влюбился в тебя, Глэдис, — прошептал Пол. Он и сам не ожидал, что такое может случиться с ними. Еще меньше ожидала этого Глэдис, ибо с самой их первой встречи она постоянно твердила себе, что такое просто невозможно.

— Я очень долго не позволяла себе этого почувствовать, — сказала она, — а когда почувствовала — старалась не проговориться, но теперь…

— Я давно понял, что люблю тебя, — он крепче прижал ее к себе, — но боялся, что это может оказаться совсем не то, чего ты хочешь и чего ждешь…

— А я боялась, что ты… что я… — Глэдис никак не могла решиться высказать ему то, что мучило ее больше всего. Разве сумеет она когда-нибудь сравняться с Сединой в его глазах? Она не смела на это даже надеяться, однако и говорить Полу о своих опасениях Глэдис не хотела. Во всяком случае — не сейчас. Он поцеловал ее еще раз и прижал к себе с такой силой, что на мгновение ей стало трудно дышать. Потом Пол неожиданно поднялся и, взяв ее под локоть, подвел к дверям спальни.

— Я сделаю, как ты скажешь, — проговорил он, останавливаясь на пороге. В глазах его промелькнули сожаление и печаль. Он готов был навсегда оставить свою прежнюю жизнь и вступить в новую, если Глэдис хочет того же. Он любил ее сильнее, чем кого бы то ни было, — в эти минуты это стало ему предельно ясно. — Если ты хочешь сейчас же уехать, я… не буду возражать, — проговорил он с очевидным трудом. — Я… я все понимаю, Глэдис.

Но она только посмотрела на него и покачала головой. Глэдис никуда не хотела уезжать. Она давно уже поняла, что хочет быть с ним, но не желала себе в этом признаться. Больше того, она изо всех сил сопротивлялась возникшему внутри ее чувству и, казалось, даже одержала победу. Глэдис уже почти смирилась с тем, что они будут просто друзьями, но стоило ему поцеловать ее, как здание лжи и самообмана, возведенное ею с таким тщанием, в одночасье рухнуло.

— Я люблю тебя, Пол… — сказала она негромко.

Тогда он ввел ее в спальню, погасил свет и, уложив Глэдис на кровать, лег рядом, прижимая ее к себе, прикасаясь к ней, наслаждаясь ее теплом, ее нежностью и красотой. Потом Пол осторожно снял с нее костюм и все, что он нашел под ним, черные чулки, разделся сам, и вот уже оба они приникли один к другому с жадностью, какой они в себе не подозревали.

— Ты так прекрасна, Глэдис! — прошептал Пол, приподнимаясь на локте и глядя на нее сверху вниз, и она протянула к нему руки и улыбнулась той самой улыбкой, которую он так хорошо помнил и которой ему так не хватало все эти многие месяцы.

Не выпуская друг друга из объятий, они поднялись в самые небеса, и танцевали там, и в конце концов обрели то, что так долго искали на жестокой и скучной земле, искали в объятиях других людей, которых тоже когда-то любили и которые любили их. Но все, что осталось в прошлом, казалось им теперь просто наваждением, от которого они сумели наконец избавиться. Никогда раньше ни он, ни она не испытывали ничего подобного, и океан нежности и любви, который плавно покачивал их, словно два лепестка на воде, был еще одним — и самым наглядным — доказательством того, что они оба с самого начала были созданы только друг для друга. В эти мгновения — а может быть часы, годы, столетия — Глэдис и Пол как будто рождались заново. Вместе с ними оживали их прежние упования, надежды и мечты, которые были давно позабыты или просто брошены как несбыточные.

Они стонали, но не от горя, а от наслаждения, ибо обоим было ясно: на самом деле ничто не кончилось — все только начинается.

Они долго лежали неподвижно и молчали. Потом Пол поцеловал Глэдис, а еще некоторое время спустя она неожиданно уснула. Он долго смотрел на нее спящую, потом закрыл глаза и погрузился в спокойный, крепкий сон, словно моряк, который долго скитался в пустынных морях и землях и наконец вернулся домой.

Когда они проснулись, солнце уже встало. Пол снова занимался с Глэдис любовью, и она призналась ему, что даже не знала, как удивительно, волшебно и прекрасно это может быть.

— Я тоже, — ответил он, с обожанием глядя на нее и испытывая благоговейный трепет перед ее нежностью и красотой. Глэдис была всем, чего ему так не хватало все это время, и он жалел, что не понял — не позволил себе понять этого раньше.

— Я больше не отпущу тебя, — сказал он и улыбнулся счастливо, как ребенок. — Ты будешь со мной везде — на яхте, в офисе, в других местах… Я не смогу жить, не видя тебя!

— Вот как? — Глэдис озорно улыбнулась в ответ. — А как же мои дети? Вообще-то, мне уже давно пора возвращаться в Уэстпорт.

Услышав эти слова. Пол застонал.

— Ты сможешь вернуться сегодня вечером? — спросил он. Ему очень хотелось снова заниматься с ней любовью, но он понимал, что и Глэдис, и ему самому нужен небольшой перерыв, чтобы освоиться с тем, что так внезапно на них свалилось.

Глэдис задумалась. Она знала, что ей будет трудно уехать от детей в третий раз.

— А может, лучше ты приедешь к нам? — спросила она с надеждой.

— Но… как же твои дети?

— Мы что-нибудь придумаем… В крайнем случае, положим тебя с Сэмом.

— Это было бы интересно… — протянул Пол, и Глэдис хихикнула.

— Ничего, как-нибудь, — повторила она. Ей не хотелось покидать Пола, но оставаться дольше она не могла и поэтому, неохотно отстранившись от него, стала одеваться.

Лежа на кровати, Пол наблюдал за Глэдис. Она казалась ему прекрасной. Даже не верилось, что всего несколько минут назад он держал в объятиях это великолепное, почти не тронутое возрастом тело. Но дело было не только в физической близости. Полу очень хотелось верить, что ее душа и сердце тоже принадлежат ему.

Но отношения с Глэдис были совсем не похожи на те, что сложились у него с Селиной. Самым соблазнительным, дразнящим, притягивающим было в Селине то, что она никогда не раскрывалась перед ним полностью — в ее душе всегда оставался недоступный для него уголок. Должно быть, подобным образом Седина охраняла свою независимость, давая Полу понять, что он никогда не сможет владеть ею полностью.

В этом и заключалась основная разница между ней и Глэдис, которая отдавала себя Полу целиком. Она была ласковой, отзывчивой, ранимой, и Полу казалось, что ему не хватит и тысячи лет, чтобы вычерпать до дна океан нежности, который изливали на него ее глаза, ее голос и руки. И восторг сладострастия, который они разделили, еще крепче привязал их друг к другу именно в духовном плане.

Он тоже принял душ и стал одеваться. Глэдис в свою очередь наблюдала за ним и таинственно улыбалась. Сказавший о нем, что он был «до неприличия хорош собой», нисколько не погрешил против истины. То же самое и еще многое другое она могла сказать сама.